Ее руки с моих плеч скользнули на спину, и она прижалась ко мне всем телом, что я почувствовал упругость ее замерзших сосков. Первый поцелуй был долгим и страстным, как глоток у голодного ребенка. Руки, получившие свободу после нескольких дней условного этикета, блуждали по телам друг друга, изучая и забираясь в самые сокровенные уголки. Я дышал и не мог надышаться, я ласкал и не мог наласкаться. Ее живот трепетал от моих поцелуев, ноги дрожали в истоме. Ее жадность поражала, пальцы порхали вверх, вниз и назад, чуть касаясь, и заставляя бегать мурашки по спине. Я рисовал узоры языком на ее груди, и она отзывалась, все сильнее напрягаясь, дыхание участилось, все как бы шептало: «хочу, хочу,… давай еще…». Не жалел ни себя, ни ее. Каждая клеточка пела, как натянутая струна от прикосновения. Ее тело лоснилось от загара, пахло солнцем и солью. Я тихонько скользил языком по средней линии живота, когда опустился ниже пупка, Настя вся напряглась и как бы затаилась, а кончик все полз и полз. Вот первые шелковинки кудряшек, они отливают золотом и манят прижаться, приятно щекочут щеку. Настя вся выгнулась, кончик языка дрожит в уголке губ, глаза полуприкрыты – само ожидание. Не стал обманывать надежд, что для двоих, то свято. Лишь распахнул я створки плоти, горячей, розовой, живой, и чуть коснулся языком, тот поцелуй был слаще меда, дрожать заставил под рукой, как подтверждение – ты со мной. О, трепет мышц, ресниц мерцанье и этих тел благоуханье. Кончики пальцев теребили соски. Она вцепилась в плечи мои, но я не желал ее конца, лишь раздразнить перед моментом встречи, вот в чем была моя игра. И вот дрожат ее ресницы и руки ищут и влекут. И он вползал так осторожно, как бы боясь ее вспугнуть. Тех нежных волн неспешное качанье вело в неведомую даль, и лишь в конце мелькнула вспышка, разбрызгав искры и цветы. Лишь легкий стон, почти рыданье в ночной тиши услышал ты.

Обессиленные, уставшие, довольные, счастливые мы лежали рядом и смотрели в звездное небо. Мы не заметили, как наступила ночь. Ночевать на песке опасно, можно под утро застудиться. Я взял Настю на руки и уложил в нашем маленьком, рыжем домике. Настроение было, как у кота объевшегося сметаны. Мы прижались друг к другу и скоро уснули.

Утро. Рано. Солнце только оторвало себя от воды. Осторожно выбрался из объятий Насти, и направился к воде. Быстро искупался и решил пробежаться. Горячие лучи, и ветер обсушили мое тело. Через полчаса почувствовал каждый мускул своего, отвыкшего от тренировок, тела. Захотелось, на этой воле, вновь вспомнить чему меня так усердно учили в войсках государственной безопасности.

Прервал тренировку только от чувства, что кто-то смотрит в спину. Подбежал к ней.

– Ты уже встала?

– Как видишь. С добрым утром!

– С золотым утром! Ты умылась и хочешь есть?

– Я еще только иду глазки мыть, а что ты тут делал?

– Занимался.

– Это каратэ?

– Нет, это синтез нескольких школ единоборств, – уклончиво ответил я, зачем пугать девчонку, что это наука убивать.

– А меня научишь?

– Это долго и сложно.

– Ну и что, – заупрямилась она.

– Если не будешь хныкать и наберешься терпения, то научу.

– Я буду стараться.

– Пошли, побрызгаемся, бесштанная команда.

После купания она категорично заявила:

– Есть хочу…

Так начался наш первый день. Первоначальная эйфория прошла, надо было оценить обстановку и взвесить наши шансы для выживания. Положение оказалось хуже, чем у пресловутого Робинзона. Оружия никакого, даже ножа нет. Одежды тоже почти нет, благо она и не нужна. Остатки сухого пайка мы доели за завтраком. Из жилья только наш плот. Надо признать – не густо. Хорошо хоть еще спички есть и термоса от воды.

Оставалось надеяться на тропические растения, которых мы не знали, и благоприятность климата. Но главное найти пресную воду, которая должна быть. Этим мы и занялись. Описывать джунгли не берусь, потому что названия растений все равно не знаю, скажу только – море зелени, лиан, непролазных чащоб, духота, гомон птиц и пестрота красок.

К обеду мы нашли то, что искали, чему были очень рады, также нашли бананы и финики. Правда, это не близко от берега. Блуждания по лесу сильно выматывали из-за постоянных обходов. Чтобы здесь ходить, нужен топор или мачете, к тому же постоянно приходится смотреть под ноги. Не так уж романтично, как это описывают в книгах. Настя все время охала и ахала, восхищаясь окружающим.

Устроили отдых у найденного ручья. Жевали бананы, запивали водой. Первые страхи голодной смерти отступили. Но труднопроходимость заставляла думать, стоит ли осматривать весь остров? Так уж устроен человек, что он пока живет – надеется. Может быть, здесь кто-то живет? А вдруг с обратной стороны близко большая земля и мы спасены? Значит надо смотреть.

Как далеко мы отошли от берега трудно сказать – много петляли. Примерное направление определял по солнцу и часам. Где находится верхняя точка, догадаться было несложно. Чтобы не терять еще день на эти похождения предложил идти сегодня – вдоль ручья.

– Почему ты все время молчишь?

– Я могу и петь, не только говорить, но ты быстро устанешь, Настя. Выдохнешься, а хотелось бы вернуться назад к вечеру.

– Это обязательно?

– Нет, но желательно.

Чем выше поднимались, тем больше тревожных мыслей посещало мою голову. Внутреннее чутье подсказывало, что здесь есть или были люди, но подтверждений этому опасению или догадке не было.

– Сергей, что ты все время оглядываешься?

– Меня не оставляет мысль, что здесь что-то не так.

– Слушай, не пугай меня, – она прижалась ко мне.

– Пока явной опасности нет, но на душе какое-то предчувствие.

– Теперь я буду бояться, потому что не понимаю. Зачем ты меня напугал?

– Неизвестность всегда настораживает, нас так учили – не знаешь – не расслабляйся. Когда смотришь вокруг, постарайся подметить есть ли следы человека.

– А разве это плохо?

– Нет страшнее зверя, чем на двух ногах, да и мы не знаем здешних обитателей. Могут быть змеи, хищники, ядовитые насекомые, поэтому прежде чем наступить или дотронуться до чего-нибудь – смотри.

– Хорошо, что предупредил, а то я все любуюсь, – я невольно улыбнулся ее непосредственности.

Мы вышли к истоку нашего ручья, из-под камня сочилась вода, и, собравшись в небольшую лужицу, текла дальше, вниз. Мы напились. Подъем стал круче. Бананы, взятые с собой, стали мешать. В одну из передышек задал Насте вопрос:

– Тебе ничего не кажется?

– А что мне должно казаться?

– Сейчас почва стала каменистей, травы меньше, присмотрись, это не напоминает тебе тропу? – она долго крутила головой, потом осторожно сказала:

– Очень похоже, но если это она, то ей лет сто в субботу. Короче, я не уверена.

– Ладно, пошли дальше.

Все разрешилось на вершине. Она была плоской, все находящиеся на ней камни снесены к краям и уложены в виде круга. В центре возвышался холмик все из тех же камней. Сердце учащенно билось. Все сомнения отпали. Здесь были люди. Чтобы окончательно убедиться, раскидал бугорок и стал копать в середине, там оказалась древесная труха. Скорее всего, здесь стояла сигнальная мачта или это место служило для каких-то ритуалов. Настя смотрела на все широко открытыми глазами. Объяснения стали не нужны.

– Сережа, это опасно?

– Не думаю, слишком все старое, что даже оттого, что тут стояло ничего не осталось.

Это была самая высокая точка. Под нами два моря: джунглей и воды. Причем первое без прогалов или пустошей. Дыма не видно. Насколько хватало глаз, земля не просматривалась – кругом океан. Но ходить сюда придется, и надо принести один фальшвеер. Никак не прельщала участь Робинзона, хотя и с такой Пятницей. Улыбнулся, вспомнив фильм «Сеньор Робинзон».

– Ладно, голыш, пошли назад, пока солнце не село. Правда, можем не успеть, а сумерки в джунглях наступают быстро.

– Может, здесь переночуем?

– Если не боишься без костра, то шалаш можно какой-нибудь соорудить за оставшееся время.

– Лучше так, чем совсем в лесу.

Мы спустились на край зарослей и стали таскать ветки. Шалашик получился ничего себе, уютненький.

Уже в темноте мы доели остатки припасов. Впечатления от прошедшего дня и духота не давали уснуть. Разные мысли приходили в голову. Настя тихонько лежала у меня на груди, но я чувствовал, что она не спит.

– Почему не спишь, Настена? – зачем-то шепотом спросил я.

– Не хочется, расскажи что-нибудь.

В этот раз ее просьба не показалась смешной или неуместной. Сразу вспомнилось детство, пионерский лагерь, и как вечерами не могли заснуть и рассказывали страшные истории про черную руку или гроб на колесиках. Улыбнулся.

– Спрашивай или предлагай тему.

– Лучше о себе.

– Все как у всех. Кончил школу, поступил на журналистику в университет, после первого курса забрали в армию. Попал служить в спецвойска, получил соответствующую подготовку. Потом дали диплом, и стал писать в «Комсомольской правде». Сейчас направляюсь в командировку в Штаты со спецзаданием.

– И, конечно же, с секретным, – вставила Настя.

– Эх! Настя, мы свои секреты давно уже все разбазарили… по секрету всему свету… Только теперь это не имеет никакого значения, поскольку неизвестно, когда мы отсюда выберемся.

– А ты коммуняка, Серега!

– Давай оставим политику в покое.

– Жена сейчас с ума сходит?

– У меня нет жены, с чего ты решила?

– Такой мужик и без женщины, не верю.

– Женщин сколько угодно, но единственной нет.

– Что и никогда не любил?

– Вам бы только в чужом грязном белье копаться. Это имеет какое-то принципиальное значение?

– Я хочу про тебя все знать, а то кто-нибудь спросит: «Кто тебя спас?», и ответить будет нечего.

– Скажи просто – Сергей.

– Так не интересно. Девчонки начнут расспрашивать, а я буду молчать или описывать эротические сцены.

– А! Понятно, тебе для протокола, тогда записывай: Сергей Бесштанный, родился в колхозе «Путь Ильича», не крестился, к суду не привлекался…

– Ты все шутишь… – обиделась она.

– Не забивай голову не нужной информацией, нас как учили в армии: не бери тяжелого в руки, а дурного в голову, – она молчала.

– Но мне, в самом деле, не о чем говорить. Конечно, была первая любовь, которая не дождалась из армии, а теперь с моей работой иметь семью слишком опасно, с точки зрения ревности.

– И что никогда не хотелось вернуться из командировки к семейному теплу?

– Работа отбирает все свободное время, особенно не задумывался, а ты чем лучше?

– Я падший ангел, с меня спрос маленький. Скольжу по воле волн, авось прибьет куда-нибудь.

– Дело-труба. Без стержня в жизни нельзя, хотя это не мое дело. Я не поп, а ты не на исповеди.

– Ну, совсем запозорил. Что ж ты тогда со мной возишься, если я такая плохая?

– Я вообще не знаю, какая ты. Раз говоришь о себе плохо, так оно и есть. Мне в принципе все равно. Но на будущее никогда не говори о себе плохо, это сделают за тебя твои друзья.

– Да, да поучи меня, как жить, а то я не знаю…

– Слушай, давай закончим воду в ступе толочь?

Что за человек такой? Сплошные колкости, а с виду не скажешь, ладно поживем, увидим. Какое-то время я еще размышлял и прислушивался к ее вздохам. Потом духота взяла верх, и я задремал.