Caut

i

verio/Плен.

– Заешь тебя мышь! Они окружили нас! Смотри, и впереди три самолета – хейнкели, судя по всему. И позади мы не смогли предотвратить, получается, сейчас нас с двух сторон расстреляют!

Начался огонь по нам. Надо принимать решение.

– Марго, веди огонь, что с лентами пулеметными? Я пока постараюсь сблизиться с самолетом Коли и Жоры, надо что-то предпринять. Их минимум пять, три впереди, два сзади, одного мы подбили.

– Ленты на исходе, топливо тоже нужно дозалить, их слишком много, мы не сможем отбиться, нужно уходить от атаки.

– Пока хватит. Тьфу. Гарь от выстрелов, тошнит уже. Иногда заклинивает затвор – перегревается бедолага. Пока ничего. Все без толку. Они далеко. Таким огнем мы только стараемся держать их на дистанции – дорожат шкуркой, мрази. С топливом беда – хватит минут на тридцать в таком этапе максимум. Надо искать глазами место вероятной высадки.

– Саша, смотри. Колин самолет дымит. Двигатель дымит и правое крыло тоже пострадало. Они снижают машину, судя по всему будут садиться брюхом. Надо прикрыть их и самим садиться, иначе уготована судьба еще хуже.

– Открываю огонь по переднему самолету, вроде минуту назад я ему чем-то навредила. Клонит тоже. Это хорошо. У нас есть пара минут, другие пока еще далеко. Задние только гады огрызаются.

– О, нас начало трогать. Свистит рядом. Вроде крыло левое слегка покосило. Все, давай на лесополосу.

– Черт, их самолет все ниже и ниже. Снижаемся резко!

– Смотри, поле есть, можно попробовать. Они туда пытаются пикировать – и это наш способ. Если правильно посадим, можно будет оторваться. Готовь пока пистолеты на всякий случай, – велел я.

Снижаемся, снижаемся, увидели в пилотной кабине Колю, машет рукой – дает знак, что сейчас будет садиться. Нас вдавливает в кресло, Марго идет на резкое снижение.

– Резко ввысь для отвлеку. Уши закладывает – мама не горюй. Марго у пулемета, огонь – тот самый самолет горит! Второй на подбитие! Поворот вправо – и отсекаем два самолета огнем. Боеприпасы?

– Нет их. Нечем стрелять.

– Садимся. У нас есть минута, затем покидаем машины и бежим в лесополосу. Так у нас будет шанс не получить свинца в спину.

– Предлагаю сделать «ножницы», они у нас на хвосте, делаем манёвр, они вряд ли повторят, зайдем на крутой вираж, затем сможем атаковать!

– Давай попробуем! Хорошо! – сказал я. Второй самолет сел – задымление там продолжается, вижу живых наших, пытаются вылезти из кабины. Мы рядом.

– Делаем напоследок еще один манёвр на высоте примерно в сотню метров.

– Заходим на вираж, вновь атакуем. Сами от себя в шоке, стрелять почти нечем. Одна лента – это на секунды. Договариваюсь с Марго стрелять только по команде. Керосина мало.

– Отлично, меньше шанса загореться, – излишне оптимистически говорю я.

Как по методичке, в лоб видим самолет – говорю "огонь", мгновенье – и через триста метров пробивается стекло кабины вражеского самолета.

– В яблочко, Марго! Остальные самолеты еще далеко, прекрасный момент снижать скорость и идти на посадку.

Эти секунды помню до сих пор, летал ведь и позже. Но тогда, впервые адреналин буквально вырывался из нашего тела вместе с сердцем.

– Заходим на снижение, вроде оторвались прилично.

Наконец, сели, скорость небольшая, километров сто, семьдесят, шестьдесят, снижаемся до двадцати метров, болезненное ощущение, удар, сели. Секунда – быстро вылезаем. К тому времени ребята бегут к нам навстречу. Мы в формах летчиков, скидываем с себя лишнее, бегом в лесополосу, в руках по пистолету и все. Слышно, как падает тот самый самолет, который мы так удачно подбили всего полминуты назад. Взрыв примерно в трех сотнях шагов. Свист, начинается обкладывание нашей территории при помощи мин, припасенных противником. Они желают отомстить, бьют пока даже не по тому месту, где мы находимся. Овраг – перебежка, лес – перебежка. Сердце болит, пульс сумасшедший, нога болит, тело еле чувствую. Бежим, как загнанные звери. Валун, и несколько сосен, и небольшой овраг, упали, залегли. Отдышались три минуты, дальше бегом, самолеты явно в небе, слепой обстрел. Ветки хлещут в лицо, которое уже расцарапано до крови, тело болит от ушибов после жесткого приземления, но все заглушается жаждой жизни, такой сильной и доминирующей, что продолжаешь бежать вперед, несмотря на все препятствия. Падаю, поднимаюсь, бегу, бегу. Куда бежать – не понятно, от фронта, судя по всему, мы довольно далеко, километрах в пятидесяти, если не больше. Вытащил ручной компас, все происходило как в тумане, вроде на север бежим. Плохо, а хотелось бы на юг. Удаляемся от своих. Позади слышен взрыв машины Николая и Георгия, наш тоже дымит.

– Хорошо, так лучше, будут считать нас погибшими и прекратят погоню – сказала Маргарита.

Пробежали километр, деревушка, много вечнозеленых деревьев, кажется, бук и лиственница еще. Красивые деревья, бежим. Остается всего чуть–чуть, но тут Маргарита сдает и падает навзничь. Ноги ватные, вновь отдых. Самолеты летают. Погоня продолжается.

– Я не могу больше двигаться, нет сил, простите, идите дальше без меня, тяжелым дыханием ответила Рита.

Решаемся взять ее на себя, закидываем на плечо, благо она весила немного, и видим, как со стороны ближайших к нам домов бежит человек десять солдат.

– Черт, мы от них не отстреляемся, прячемся за этот камень. Попробуем. Ждем сближения с врагом, ибо с большой дистанции пистолет теряет убойную силу.

Стрельба. Без толку. Минут десять стреляем, но, увы, наш окружают… Все потеряно, сейчас нас или убьют, или начнут сильно пытать и позже убьют.

– Сдаемся…

– Или изнасилуют, – засмеялась ядовито Марго, похоже она была в бреду, на лбу выступила испарина, лицо было мертвенно – бледным. Возможно, она отравилась от выхлопа. В те годы все могло быть.

– Пихают ружьями в спину, заставляют идти. Что-то говорят, мы молчим, не сдаем свою национальность. Ведут к ближайшему сараю.

– Понятное дело, они поймут, кто мы. Но тогда нам будет еще хуже, – шепчемся.

– Сбежать не удастся, по крайней мере сейчас. Сил никаких, их много. Нас буквально кинули в стог сена внутри сарая и начали внимательно осматривать.

– Разве что-то может быть хуже? Вера одна, что нас будут искать, наш самолет… не поверят в нашу гибель… – Снова закрыла глаза Рита.

– Нас убьют, это понятно, – отрезал Георгий. Как я понял, на нас четвертых три сбитых самолета фаланги. Таких потерь они еще не получали.

– С гордостью примем смерть вместе, раз не можем иметь право на жизнь. Еще поборемся, – сказал я.

– И то верно, смотри как они на нас смотрят, хотели бы – сразу бы убили. А мы еще на русском говорим, видать, интерес есть какой. Может, обмен устроят, – сказал Николай.

– Хотели бы убить, давно бы сделали это, а не тащили в грязный сарай. Из нас явно будут выведывать военные тайны.

– Ох, какие тайны мы знаем? Все будет хорошо, главное не отчаивайтесь, ребята, – постарался успокоить я.

– Почти что никаких, – засмеялась истерически девушка, – но разве это их остановит? Лучше рассказать все, что мы знаем.

– Лучше ничего не говорить, а что мы знаем? Мы – добровольцы, они только за это нас порежут.

– Ждём в спокойном режиме времени своего, видать, они сейчас шишку важную привезут и переводчика.

Засуетились наши невольные надзиратели.

– Противные какие, фу, грязь одна. Вы гляньте на их формы – и это они, негодяи, против народной власти? Маргиналы.

– Мне уже все равно, я забыла, за что мы сражались на чужой земле…—Марго становилось все хуже.

– Да прекрати ты, мы воюем за наш мир, без таких, как эти, – отвечаю ей.

– Эти? А кто они такие, и чем плохи? Такие же люди, имеют две руки, две ноги, кто сказал нам, что они враги? Может, все не так, как нам рассказывали. Ах, прости, я говорю какой-то бред, – снова болезненно рассмеялась. – Страх поборол во мне разум, но я обязательно справлюсь…

– Ты просто устала, мы все понимаем. Ждём судного часа.

– Надеемся на лучшее, – подбодрил Коля. – Как жаль, что у нас не было собственного станкового пулемета, я бы с рук покормили их свинцом, да, увы, на сеновале в окружении данных юнцов…

– Хорош рассуждения, все уже случилось, – прервал Жора.

– Такое странно ощущение… как будто дежа–вю… я сейчас увидела тебя в старости, и ты почти не изменился, значит, еще для тебя не все потеряно, держись, отсюда есть выход…

***

Послышался звук мотора. Судя по всему, легкого мотоциклетного двухтактного. Да, это был не грузовик и не автомобиль, больше похоже на мотоцикл. Услышали шаги – оглянулись и надзиратели. Через пару мгновений услышали и звук двигателя большой машины. Открылась дверь. Увидели трех человек – троих мужчин среднего возраста. Нас заставили встать, повели в соседнее строение, принудили спуститься в подвал. Как только зашли в него, услышали сверху шаги и речь на испанском. Красивый язык и люди красивые. Но это враг. Увы и ах. Подвал был большим, сырым и холодным.

Маргарита, совершенно обессиленная от погони, долгого времени без еды, а также усиливающейся лихорадки, рухнула навзничь после легкого подталкивания франкистом в спину. Ее нам не позволили поднять. Подло. А только пихнули в живот, как собаку. Хорошо, она не ждала ребенка, иначе бы тут же лишилась его. Сжав зубы, процессия направилась дальше. Марго кое-как поднялась сама, корчась от боли.

Люди в синих рубашках едва сдерживали ненависть к нам, ведь совсем недавно мы палили по ним и могли сбить их самолеты. Мы, по сути чужаки на их земле, вмешались во внутренний конфликт, в пожар гражданской войны. Как объяснить им наше присутствие? Если бы даже не существовал языковой барьер, а он был, мы бы не смогли подобрать слова. Чужие в чужой стране.

Их мотивация оставить нас в живых не вызывала иного толкования, кроме как выяснить расположения наших частей и расстановку сил, тактику боя. Это предположение вскоре и подтвердилось: нам сунули карту местности и отдельными словами на русском повелительным тоном потребовали выдать наших.

– Это невозможно, нет! Лучше смерть, чем предать своих же товарищей. Страх перед пытками был велик, к тому же… с нами девушка, наша Марго… Но мы твердо решили умереть, но не подставить, не опозорить честь родины и наших ребят, которым повезло чуть больше, чем нам сейчас. Умирать, так с честью.

Пододвинули они эту карту и ко мне. Развязали руки – и моментально я сорвался и начал рвать карту. Потом удар – не помню ничего. Как оказалось, меня ударили по голове каким-то предметом. Это сказал мне уже Георгий, который также за непослушание получил в бок кулаком.

– Откуда этот мерзавец разговаривает на русском языке? Ну понятно, что с акцентом, но все же. Как они так узнали быстро и привели его к нам… – подумал тогда я.

После тщетности попыток, нас поволокли по разным отсекам подвала, стенки были сооружены из подручных материалов, практически тканевые ширмы, чуть плотнее, из брезента, вероятно. И стали вести допрос по отдельности. Последнее, что видели ребята, пока еще были друг с другом, это то, как Маргариту окружили несколько солдат и порвали на ней кофту. Этот трест рвущейся материи, падающие на пол с особым звоном пуговицы, женские всхлипы вперемежку с соплями и неконтролируемым потоком слез – этого они не забудут никогда. Погружение в темноту – в отсеках не было окон – и резкий ламповый свет в глаза причинил боль зрению. Нам четко дали понять, что мучение соратницы не прекратятся до тех пор, пока они не получат желаемого.

– Что вы от нас то хотите? Гляко Боже, зачем все это? Убивайте нас уже тогда что ли или нет, – сказал в сердцах Георгий.

– Луше вам дать местоукасание ваших военных и техники на территории Испании, а также расскасать подровную тактику боя, какие басы совирались атаковать. В овмен на это вам сохранят шиснь и вы вудете отпушены домой, на рродину.

Тем временем за соседней стенкой послышалась пощечина, звуки борьбы и женские вскрики.

– Стойте, стойте, прекратите это, – заговорил Николай, который давно и по уши был неравнодушен к Марго, – если я – тут у него пересохло горло и стало трудно произносить слова, ведь, немудрено дело, предательство! – если я расскажу все, что знаю, что вы хотите, вы… отпустите ее?

– Конешно, конешно, отпустим вашу сеньорритту, покасывай все.

Николай молча ткнул на какие-то участки на карте и показал направление боя. Франкисты довольно закивали, но Марго не замолкала, были слышны звуки побоев и падения истерзанного тела на пол и удары о стену.

– Отпустите ее, вы же обещали!

– Неушели? Обешания врагу нишего не стоят, вы пришли к нам с войной, её и получайте.

Дальше был удар, который вырубил на несколько часов.

С другими пытаемыми была та же дилемма: рассказывать и иметь призрачный шанс на спасение или молчать и умирать.

Мне был предложен еще более бесчеловечный выбор: обменять себя или Марго на троих наших! И тыкнули списком, уверяя, что все остальные уже приняли это предложение. Но я не поверил, не могло такого быть, не так нас воспитывали, не предателями. Как можно спасти себя, подставив других, да еще и троих человек? Только изверг мог придумать такую извращенную затею.

Эмоции не взяли верх, о чем я буду корить себя будут всю жизнь. Но выбора и не было: дорогой тебе человек или твои товарищи. Вот так бывает: исполняешь свой долг, а сердце разрывает от боли и отчаяния. Но солдат – защитник родины все же победил в нас простого человека. Что выдал им Николай и как это повлияло на дальнейший исход боев – история умалчивает.

***

Новый 1937-й год мы встретили в подвальчике, как и грядущие двадцать четыре дня. Говорить об этом времени не хочется, вспоминать особо нечего. Крысы, мыши, грязь и сырость, а еще звук дождя. После этого я перестал его любить и стал скорее ненавидеть. В ту пору в Испании шли сильные дожди – опостылел этот звук, абсолютно заунывный и угнетающий, так же как и периодические пытки и издевательства будущих франкистов, а попросту фашистов. Тех, кого мы встретим через четыре года, но уже на своей земле, говорящих на немецком, итальянском, да и на испанском тоже.

Мы были в далекой Испании, но тогда не смогли до конца разбить зарождавшуюся гидру, которая боролась с нашими идеологическими братьями. И вот свершилось чудо. Двадцать пятого января, нас спасли наши. Через обмен военнопленными. Но без Маргариты. Тогда, в первый день плена, мы видели ее в последний раз, слышали звуки пыток и ее стоны отчаяния, но ничего не смогли сделать. Я не хочу даже говорить о том, как смотрел на нее тот самый испанец, и думать о том, что он сделал с ней наверняка в тот вечер. Ее не был в списках обмена пленных, как и в списках погибших, она пропала, как будто и не пересекала границ Испании – кстати об этом нам запретили говорить навсегда, но так как больше нет страны нашей, то и я все же скажу это. Нас обменяли на севере Мадрида, на местных фалангистов и двух европейцев со стороны республики. Спустя два дня мы летели на самолетах назад. С нами поработали силовики, долго допрашивали, подозревали как перебежчиков, но все обошлось. Нас освободили и приказали молчать. Дали работу, к удивлению, не сгноили в лагерях. Маргариту официально признали без вести пропавшей. Запили мы, помню, тогда, ничем иным не удавалось заглушить тоску. А Дальше начались чистки в городе. Как и говорил я, коснулось моего отца и родственников остальных.

Sin parar, sin parar la lluvia caéra

Como lágrimas de una estrella, como lágrimas de una estrella

Sin para, sin parar la lluvia dirá

Cuan frágiles somos, cuan frágiles somos.

Sin parar, sin parar la lluvia caéra

Como lágrimas de una estrella, como lágrimas de una estrella

Sin para, sin parar la lluvia dirá

Cuan frágiles somos, cuan frágiles somos.

Вновь и вновь прольётся дождь,

Как звёздных слёз река,

Как звёздных слёз река…

Вновь и вновь расскажет дождь,

Как наша жизнь хрупка,

Как наша жизнь хрупка…