Поступок брата, решившего на второй неравнородный брак великий князь Сергей Александрович резко осудил. Это привело к разрыву отношений между братьями. Сергей Александрович не мог простить брату, как он считал, предательство памяти его покойной супруги.
Однако в душе Сергей Александрович был рад, так как становился полновластным обладателем любимых племянников, которые полностью попадали под его покровительство.
Дети искренне любили своего опекуна, но, в то же время, немного его побаивались.
Такую характеристику дала ему Мария: «Мой дядя, великий князь Сергей Александрович, был удивительным, но непонятным для меня человеком».
Сергей Александрович был женат на принцессе Елизавете Александре Луизе Алисе Гессен-Дармштадской, в России получившей имя Елизаветы Фёдоровны, в семейном кругу ее называли Эллой. Свадьба состоялась в Петербурге в 1884 году, когда невесте исполнилось 19 лет.
Принцесса Елизавета была второй дочерью великого герцога Гессен-Дармштадского Людвига, происходившего из древнейшего владетельного дома Европы, и английской принцессы Алисы, и приходилась родной сестрой Александре Фёдоровне, супруге последнего русского императора.
Она родилась 20 октября 1864 года. Воспитывалась Елизавета вместе со своими братьями и сёстрами в Великобритании при дворе своей бабки королевы Виктории в строгих пуританских традициях. Большую роль в духовной жизни семьи играл образ святой Елизаветы Тюрингской, в честь которой была названа Элла: эта святая, происходившая из рода герцогов Гессенских, и прославилась делами милосердия.
Елизавета Фёдоровна познакомилась со своим будущим мужем ещё в детстве, когда мать великого князя Сергея императрица Мария Александровна, приезжала погостить с детьми в Германию.
Елизавета была очень красивой и стройной девушкой с прекрасными чертами лица, которой все без исключений восхищались. Она была набожна и обладала прекрасным характером. Была хорошо образована, неплохо рисовала и музицировала. Знавшие принцессу лица утверждали, что Елизавета была красивейшей невестой Европы.
Познакомившийся с принцессой Елизаветой великий князь Константин Константинович, поэт из дома Романовых, пораженный её красотой, посвятил ей свои стихи:
Я на тебя гляжу, любуясь ежечасно:
Ты так невыразимо хороша!
О, верно, под такой наружностью прекрасной
Такая же прекрасная душа.
В виду всех перечисленных качеств Елизавета Фёдоровна была первой невестой Европы. Известно, что ее руки добивался прусский кронпринц Вильгельм, будущий кайзер Германии Вильгельм II и многие другие немецкие принцы. Однако победителем вышел великий князь Сергей Александрович.
В России Елизавета Фёдоровна, принявшая православие, стала изучать русский язык и православный катехизис.
Супруги часто жили в подмосковном имении Ильинское, во время прогулок, Елизавета заходила в крестьянские избы и была поражена нищетой русских крестьян. Вскоре она стала заниматься благотворительностью.
Великой княгиней в 1892 году было учреждено Елисаветинское благотворительное общество, созданное для поддержки детей бедняков и сирот. Деятельность общества вначале проходила в Москве, а затем распространилась и на всю Московскую губернию.
Елисаветинские комитеты были образованы при всех московских церковных приходах и во всех уездных городах Московской губернии. Кроме того, Елизавета Фёдоровна возглавила Дамский комитет Красного Креста, а после гибели супруга она была назначена председательницей Московского управления Красного Креста.
Однако семейная жизнь супругов далеко не была идеальной, хотя внешне всё казалось вполне пристойным. Великий князь ни когда не обижал супругу, и относился к ней с большим уважением. По свидетельству великого князя Александра Михайловича: «трудно было представить себе больший контраст, чем между этими двумя супругами».
Причину в том, что семейная жизнь не ладилась, многие видели в сексуальных наклонностях великого князя Сергея, приписывая ему гомосексуализм.
Наблюдательная Мария Павловна вспоминала о семейной жизни своих опекунов: «Их внешне хорошие отношения отличались некоторой напряженностью: тётя с привычным спокойствием относилась к тому, что решения по всем вопросам – большим и малым – выносит муж. Оба они были гордые и застенчивые, редко открыто проявляли свои чувства, избегали откровенности.
Обратившись перед замужеством в православную веру, тётя с каждым годом становилась всё набожней, строго следовала церковным предписаниям. Несмотря на то, что он тоже был человеком верующим и всегда соблюдал все православные обряды, дядя Сергей с тревогой наблюдал, как она всё глубже и глубже погружается в религию.
Он обращался с ней так, словно она была ребёнком. Я думаю, её задевало подобное отношение, она чувствовала себя непонятой, а потому замкнулась в себе и искала утешения в вере. Казалось, что дядя и она не были по-настоящему близки. Большей частью они встречались только за столом и днем избегали оставаться наедине. Тем не менее, до последнего дня совместной жизни они спали в одной большой постели».
Своих детей у супругов не было, и они охотно взяли на воспитание своих племянников.
Сергей Александрович обожал детей, стремясь заменить им отца, создавшего впоследствии новую семью и вынужденного жить за границей.
Мария Павловна, будучи в эмиграции оставила воспоминания о своих детских впечатлениях. О Сергее Александровиче она писала: «Все считали его, и не без основания, холодным и строгим человеком, но по отношению ко мне и Дмитрию он проявлял почти женскую нежность…».
Елизавете Фёдоровне она дала следующую характеристику: «Тётя Элла – великая княгиня Елизавета Фёдоровна – была старшей сестрой императрицы Александры Фёдоровны и одной из самых красивых женщин, каких я когда-либо видела в жизни. Она была высокой и хрупкой блондинкой с очень правильными и тонкими чертами лица. У неё были серо-голубые глаза, на одном из которых было коричневое пятнышко, и это производило необычайный эффект.
Даже живя за городом, тётя много времени и внимания уделяла своему внешнему виду. Она сама разрабатывала фасоны большинства своих нарядов, делая эскизы и раскрашивая их акварельными красками, и они замечательно смотрелись на ней, подчёркивая её индивидуальность. Дядя, у которого была страсть к драгоценным камням, дарил ей много украшений, и она всегда могла выбрать то, что сочеталось бы с её одеждой… Из переодевания к обеду она устраивала настоящую церемонию, которая требовала много времени. Призывались камеристки, горничные и гофмейстерина. Батистовое белье с кружевами уже лежало наготове в корзине с розовой атласной подкладкой. Ванна была наполнена горячей водой, пахнущей вербеной. В ней плавали лепестки роз.
Готовых косметических средств в России в то время почти не было. Думаю, что тётя никогда в жизни не видела румян и очень редко пользовалась пудрой… Тётя Элла сама готовила лосьон для лица, смешивая огуречный сок и сметану. Она не позволяла летнему солнцу касаться кожи и всегда выходила на улицу в шляпе с вуалью и шёлковым зонтиком с зелёной подкладкой.
После того как камеристки и горничные снимали верхнюю одежду, в которой она была днем, тётя запиралась в туалетной комнате одна. Отобранные чулки, обувь, нижние юбки и все другие предметы одежды согласно сезону были аккуратно разложены, и возле них ожидали служанки. Из соседней комнаты доносился плеск воды. Приняв ванну, тётя надевала корсет и открывала дверь. Тогда проворно подходили горничные, причём каждая занималась своим делом.
Когда процесс одевания был завершён, тётя внимательно оглядывала себя – обычно с удовлетворением – в трехстворчатом зеркале, установленном так, чтобы она видела себя со всех сторон. Последние поправки она делала собственноручно. Если наряд не удовлетворял её по какой-либо причине, она снимала его и требовала другой, который примеряла с тем же вниманием и терпением.
Одна из горничных делала ей прическу. Ногтями тётя занималась сама. Они у неё были удивительной формы, очень плоские и тонкие, далеко выступающие над кончиками пальцев».
Елизавета Фёдоровна была большой модницей. Просматривая французские журналы мод, она обычно вырезала из них то, что ей нравилось или привлекло внимание, и собирала вырезки в альбомы, используя их при разработке своих туалетов.
Однако с детьми Елизавета Фёдоровна держалась строго, соблюдая определённую дистанцию. Возможно, так же как воспитывали её саму, в строгих традициях пуританской Англии.
Продолжая свои воспоминания, Мария Павловна писала: «Детство мы, по сути, провели рядом с дядей: тётя Элла не проявляла никакого интереса ни к нам, ни к тому, что нас касалось. Казалось, её раздражает наше присутствие в доме и то, что дядя к нам так привязан. Порой она говорила вещи, которые задевали меня.
Я вспоминаю один такой случай, когда она, одетая для загородной прогулки, показалась мне особенно красивой. На ней было обычное платье из белого муслина, но она сделала новую прическу – распущенные волосы были стянуты на шее шёлковым чёрным бантом – и выглядело это изумительно. Я воскликнула: «Ах, тётя, вы прямо как с картинки из сказки!» Она повернулась к моей няне и сказала раздраженно: «Фрай, вам следует научить её сдерживаться». И удалилась.
Помню, как-то раз, когда я ещё была маленькой, я увидела тётю в парадном платье – величественную, с длинным парчовым шлейфом, сверкающую драгоценностями и ослепительно красивую. Онемев от восторга, я подошла на цыпочках и поцеловала её сзади в шею, ниже изумительного сапфирного ожерелья. Она ничего не сказала, но я видела её глаза, и от этого холодного, строгого взгляда мне стало не по себе».
При всей холодности и сдержанности в поведении, великая княгиня была нежным и добрым человеком, горячо любящим не только супруга, но и своих воспитанников, которым она посвятила всю свою жизнь, не оставив их и после смерти Сергея Александровича.
Об этом может свидетельствовать эпизод, рассказанный ее воспитанницей: «…однажды, в раннем возрасте я случайно узнала, что она бывает иной, непохожей на себя обычную. Заболев в Ильинском дифтеритом, я лежала в жару, и надежд на улучшение не было… Ночами я спала мало и плохо. Голова была тяжёлой, горло стягивало, а в ушах стоял гул, как от полчищ невидимых мух. Сбоку, в комнате для игр горел ночник, и время от времени белая тень приближалась к моей постели.
Однажды, заслышав звук шагов, я взглянула из-под ресниц и увидела склонившуюся надо мной тётю. Выражение её лица изумило меня, она смотрела на меня с любопытством и тревогой. Она была такой размягчённой, естественной. Мне стало неловко, словно я подглядела что-то недозволенное.
Я пошевелилась. Её лицо тут же приобрело прежнее выражение. И прошли годы, прежде чем мне снова довелось увидеть ее без привычной маски».
4 февраля 1905 года, во время покушения на Сергея Александровича, Елизавета Фёдоровна находилась неподалеку от места трагедии, в Кремле, размещая склад Красного Креста. Услышав взрыв и почувствовав тревогу, великая княгиня спешно в одном пальто без шляпки, бросилась к останкам мужа.
Она сильно любила своего супруга. Навалившееся на неё горе подкосило её силы. Греческая королева Ольга Константиновна, двоюродная сестра убитого Сергея Александровича, писала: «Это чудная, святая женщина – она – видно, достойна тяжёлого креста, поднимающего её всё выше и выше»!
Однако Елизавета Фёдоровна нашла в себе силы для прощения убийц мужа. Великая княгиня в тюрьме посетила убийцу супруга Ивана Каляева, передала ему прощение от имени Сергея Александровича, оставила ему Евангелие. Более того, она подала прошение императору Николаю II о помиловании террориста, но оно не было удовлетворено.
По её просьбе на установленном на месте убийства Сергея Александровича памятнике была высечена надпись: «Отче, отпусти им, не ведают бо, что творят». После гибели мужа Елизавета Фёдоровна заменила его на посту председателя Императорского Православного Палестинского общества и оставила эту должность лишь после февральской революции 1917 года.
Овдовев, Елизавета Фёдоровна сильно изменилась. Вскоре она оставила свет, продала часть своих драгоценностей, и на вырученные деньги купила на Большой Ордынке усадьбу с четырьмя домами и обширным садом, где в 1909 году основала женский монастырь Марфо-Мариинскую обитель сестёр милосердия. Эта обитель стала центром благотворительности и милосердия.
Для благотворительных целей великая княгиня, со свойственным ей пренебрежением ко всему материальному, не имея на то права, использовала средства, оставленные её мужем для Дмитрия и Марии, и многое растратила.
Особенно недовольна таким положением дел была Мария Павловна, после развода с мужем и возвращением из Швеции в Россию, рассчитывавшая на свою долю дядиного наследства.
Во время первой мировой войны великая княгиня активно заботилась о помощи русской армии, в том числе раненым солдатам. Она старалась помочь и военнопленным, которыми были переполнены госпитали.
Занимаясь вопросами благотворительности, Елизавета Фёдоровна, после смерти мужа, получившая свободу деятельности, стала заниматься и внутриполитическими вопросами на салонном уровне. Обладая значительным авторитетом в Москве, великая княгиня продолжала играть там роль первой дамы.
В это время наметился разрыв в отношения между сёстрами, Елизаветой Фёдоровной и императрицей. Во многом этому способствовала добровольная замкнутость Елизаветы Фёдоровны и отход от светской жизни. Освободившееся подле Александры Фёдоровны место было тут же занято другими лицами, близкими царице по духу.
Великая княгиня наблюдая, как возле её венценосной сестры стали собираться новые люди, пользующиеся полным доверием императрицы, была возмущена таким положением.
Ранее, царская семья была очень близка с семьей Сергея Александровича. Частые встречи, поездки, праздничные мероприятия, всё происходило с участием Елизаветы Фёдоровны и её мужа. Когда все изменилось, великая княгиня это очень болезненно переживала.
Новую императорскую подругу, Анну Вырубову, великая княгиня Елизавета просто не переносила. Годы близости императорского семейства с её покойным мужем великим князем Сергеем Александровичем, безвозвратно прошли. Очевидно, это не нравилось Елизавете Фёдоровне, которая ревновала императрицу к Вырубовой, которою предпочли ей, родной сестре.
Интересовалась Елизавета Фёдоровна и вопросом о Распутине. Великая княгиня резко негативно относилась к старцу, хотя лично с ним ни разу не встречалась. Возможной причиной такой вражды является вопрос об учреждении общества дьяконисс, возбуждённый великой княгиней в святейшем Синоде.
В начале христианства такие полумонашеские общины проводили молитвенные собрания и устраивали приюты для бедных и больных. Именно такого статуса добивалась для себя Елизавета Фёдоровна, желая стать наставницей образованной ею Марфо-Мариинской обители, при этом, не принимая монашества.
Вопрос о дьякониссах рассматривался в Синоде одновременно с вопросом о рукоположении Григория Распутина в церковные иереи. На заседании среди членов Синода возникли ожесточенные споры. Ряд архиереев, высказались против учреждения института дьяконисс, мотивируя своё решение тем, что это противоречит церковным каноническим правилам, ибо такие общины первых веков христианства были запрещены постановлением одного из Вселенских соборов.
В противодействии своим намерениям великая княгиня усмотрела происки Распутина и его ставленника, В. К. Саблера (1847 – 1929), обер-прокурора Святейшего Синода. Очень скоро вокруг великой княгини Елизаветы Фёдоровны образовался целый оппозиционный круг, близких по взглядам людей. Это, прежде всего, новый Московский губернатор князь Феликс Феликсович Юсупов, сосед по имению и бывший адъютант её мужа, его жена, энергичная княгиня Зинаида Николаевна Юсупова, и жандармский генерал Владимир Фёдорович Джунковский, родная сестра которого Евдокия Фёдоровна Джунковская (1856 – 1921) состояла при юной великой княгини Марии Павловне.
Этот кружок врагов Распутина императрица назвала – «московская клика». Несомненно, в курсе московских настроений своей тётушки был и великий князь Дмитрий Павлович.
6 декабря 1916 года ожидали приезда в Царское Село Николая II на свои именины. Его возвращение с фронта, многими оценивалось, как предзнаменование начала перемен во внутренней политике. Полагали, что произойдёт реформа правительства, будет создан «ответственный Кабинет министров».
5 декабря в Царское Село, на императорские именины, приехали великая княгиня Елизавета Фёдоровна, намериваясь пробыть там дня два-три. Однако совсем скоро слуги великой княгини не успев распаковать вещи, получили от хозяйки указание готовиться к отъезду.
Дело было в том, что великая княгиня сразу же по приезду в Царское Село нанесла визит сестре, пытаясь убедить её отдалить от Двора Анну Вырубову и её протеже Григория Распутина. Между сестрами произошла ссора. Императрица повелела великой княгини немедленно покинуть дворец и вернуться в Москву.Отношения между сестрами окончательно расстроились. Больше они ни когда не виделись. Их примерила мученическая смерть.
Известие об убийстве Григория Распутина Елизавета Фёдоровна встретила с ликованием, оценив заговор как «патриотический акт». Когда выяснилось, что в числе заговорщиков был её воспитанник великий князь Дмитрий и сын её близкой подруги молодой князь Феликс Юсупов, великая княгиня послала им телеграммы со словами поддержки:
«Москва, 18.XII, 9.30. Великому князю Дмитрию Павловичу. Петроград. Только что вернулась вчера поздно вечером, проведя неделю в Сарове и Дивееве, молясь за вас всех дорогих. Прошу дать мне письмом подробности событий. Да укрепит Бог Феликса после патриотического акта, им исполненного. – Елла».
«Москва, 18.XII, 8.52. княгине Юсуповой. Кореиз. Все мои глубокие и горячие молитвы окружают вас всех за патриотический акт вашего дорогого сына. Да хранит вас Бог. Вернулась из Сарова и Девеева, где провела в молитвах десять дней. – Елизавета».
Оправдывая действия убийц, Елизавета Фёдоровна, в своей ненависти к Распутину и его окружению, перешагнула свои принципы милосердия и отрицания насилия, фактически став в один ряд с террористами, убийцами её мужа.
Поддавшись общему психозу крайней нетерпимости, признавая убийство как способ решения социальных проблем, она, как и большинство тогдашнего общества, отступила от постулатов Православия, по которым пыталась жить.
Вскоре после так восторженно встреченного великой княгиней Елизаветой Фёдоровной «патриотического акта», произошло крушение империи, и к власти пришли большевики. Весной 1918 года великая княгиня Елизавета была заключена под стражу и выслана из Москвы в Пермь.
В мае 1918 года её вместе с другими арестованными представителями дома Романовых перевезли в Екатеринбург и разместили в гостинице «Атамановские номера», а затем, через два месяца, перевезли в город Алапаевск.
В Алапаевске Елизавета Фёдоровна находилась в заточении в здании Напольной школы. До сих пор возле этой школы растёт яблоня, по преданию посаженная великой княгиней.
В ночь на 18 июля 1918 года, великая княгиня Елизавета Фёдоровна, вместе с великим князем Сергеем Михайловичем, его управляющим Фёдором Семёновичем Ремезовым, князьями императорской крови: Иоанном, Константином, Игорем Константиновичами, князем Владимиром Палеем, сыном великого князя Павла Александровича, и сестрой Марфо-Мариинской обители Варварой Яковлевой, была сброшена в шахту Новая Селимская, находящуюся в 18-ти километрах от Алапаевска.
В октябре 1918 года, когда части Белой армии заняла Алапаевск. Останки убитых извлекли из шахты, положили в гробы и поставили на отпевание в кладбищенской церкви города. Однако с наступлением Красной Армии тела несколько раз перевозили дальше на Восток. В апреле 1920 года в Пекине их встречал начальник Русской духовной миссии, архиепископ Иннокентий. Оттуда два гроба – великой княгини Елизаветы и сестры Варвары – были перевезены в Шанхай и затем пароходом в Порт-Саид. Наконец гробы прибыли в Иерусалим, где в январе 1921 года Иерусалимским патриархом Дамианом, было совершено погребение под храмом равноапостольной Марии Магдалины в Гефсимании.
В 1981 году великая княгиня Елизавета и сестра Варвара были канонизированы Русской православной церковью за границей. В 1992 году они причислены к лику святых Русской православной церковью в Москве.
О проекте
О подписке