Слева от въезда высилось полуразрушенное двухэтажное здание бывшей заготконторы, которое оккупантам по уму вообще-то надо было обрушить, потому что со второго этажа хорошо простреливался весь пятачок перед воротами, включая одноэтажное здание бывшей СЭС напротив. Теперь там было что-то вроде казармы для охранников. Но службу здесь тянули деревенские дурачки из-под Плоешти – небольшого городка в Румынии. Вон часовой и автомат-то они держит, как уборщица швабру. Ни разу не служившее сельпо.
Я тут же прикусил губу. Сам-то давно ли из офиса откинулся Рэмба клавиатурная?
В заготконтору мы с Мордой и Витамином проникли через окна первого этажа противоположной от КПП стороны здания, благо стекол в рамах давно уже не было, а в некоторых проемах не было и самих рам. В самом здании царил хаос, как это бывает, когда какой-либо дом сначала распотрошат мародеры, а потом там случится пожар от не затушенного костра.
На лестнице мы наткнулись на следы снятой растяжки, а из дверного проема самой удобной для наблюдения за противником комнаты торчала полусогнутая нога, обутая в 'Коркоран'.
Этого еще не хватало!
Хотя к подобному мы были готовы. Морда сделал знак, что пойдет первым и поднял свой 'Винторез', а мы примкнули к автоматам штык-ножи.
Стараясь осторожно ступать на замусоренный пол, и прикрывая друг друга, проникли в помещение, где нам и открылась картина произошедшего: в противоположном от входа углу на куче битого кирпича корчился, держась за живот, молодой парень в грязном, поношенном камуфляже и утепленной солдатской кепке. У двери же лежал румынский часовой. Второй, будто задумавшись, обхватив автомат обеими руками, сидел опершись о стену рядом с левым окном и глядя тускнеющими глазами куда-то перед собой. Похоже, он и не заметил, что его убили. Автомат того, что валялся у двери лежал на снятом рюкзаке. Этим оружием покойник воспользоваться не успевал, и поэтому орудовал ножом.
Мы с Витамином по приказу Морды метнулись проверять остальные помещения, а командир вколол парню промедол и наложил повязку. Хотя, судя по всему, тот уж не жилец – перед тем, как сдохнуть, румын располосовал ножом бедняге все брюхо. Кровищи натекло…
Драма разыгралась перед самым нашим приходом, вон из-под часового кровушка только-только начала вытекать. Недалеко от парня, на полу валялся пистолет. (Я в оружии тогда особо не разбирался, но как потом сказал Морда, забравший его себе, это был бесшумный СПС)
Наверху никого больше не оказалось, но едва мы заняли позиции возле окон и заметили возле ворот, аж целый БТР с башней, повернутой в нашу сторону, тут же началась стрельба. Лупили из двух автоматов откуда-то из-за здания СЭС.
Увидеть броню мы никак не предполагали. У нас даже завалящего 'вампира' не было, а если эта зараза начнет по нам шарашить с тридцати метров, никакие стены не помогут.
Морда открыл рот, чтобы дать приказ отходить, но в этот момент по бэтру опять же со стороны СЭС жахнули из гранатомета. Бронированная туша содрогнулась от взрыва, но не загорелась. Башня БТР повернулась в сторону стрелявших, но как-то очень медленно. Наверное, от выстрела из РПГ-29 был поврежден электропривод. Спустя долгих пять секунд бабахнул КПВТ. Морда с Витамином за это время скатились вниз по лестнице, оставив меня наверху сечь поляну.
На БТР открылся люк, и вместе с клубами дыма оттуда вывалился один из румын, но он тут же был срезан короткой пулеметной очередью. Это с крыши здания бывшей СЭС работал Баклажан. Триплекс, устроившись там же в провале слухового окна, из своей снайперской винтовки завалил обоих обитателей КПП и еще кого-то на территории склада.
Всего этого я не видел, потому что выцеливал еще одного гражданина, залегшего в неумело отрытом окопчике. С первой очереди удалось лишь потревожить кучу грязи, которую они считали бруствером. Со второго попал румыну прямо в хребет. Тот сразу выгнулся и засучил ногами.
Краем глаза я увидел, как Морда выскочил из окна первого этажа, кинул гранату в открытый люк бронетранспортера и откатился в сторону. Во чреве броневика бумкнуло, и из люка опять попер дым. Башенный пулемет больше не стрелял, но свое черное дело он, похоже, сделал. Двое незнакомцев, что первыми открыли огонь по охране склада, и тем самым нарушили наши планы, были изуродованы крупнокалиберными пулями до неузнаваемости. Тот парень и они, больше никого кроме нас и дохлых румын на складе не было. Скорее всего они все-таки успели кому-нибудь сообщить о нападении, но пустыми уезжать было западло, и пока я, Баклажан и Триплекс лежали на своих позициях и пасли уходящую влево и в право от бывшей овощебазы улицу, остальные загружали подогнанную Витамином 'воровайку'. Благо с краном дело шло быстро.
Но мы не успели. Со стороны высившегося за небольшим сквером пятиэтажного кирпичного здания общежития на огонек спешило десятка три местных полицаев. Они растянулись в цепочку вдоль тротуара и еще на ходу открыли огонь по мне и маячившему на крыше СЭС Баклажану. Прямо в торце оконного проема, недалеко от моей башки неприятно дзынкнули пули. Пыль и кирпичная крошка осыпали лицо. Левый глаз защипало. Пока тер его тыльной стороной ладони, начал короткими шпарить Баклажан и методично бахать их своего карамультука поддержавший его Триплекс. Наконец, я проморгался, и мой 'калаш' влился в общий нестройный хор.
К этому времени из ворот выкатилась 'воровайка', а за ней, как пехота за танком, выбежали остальные.
Не знаю, попал ли я в кого-нибудь за те десять минут, что продолжался бой, но движения там внизу явно поубавилось.
Хранить радиомолчание больше не имело смысла, и сквозь мат-перемат я услышал, как командир дает команду общего сбора, а это значило, что мне придется покинуть мое укрытие и бежать на простреливаемый со всех сторон пятачок у ворот.
– Командир Саморез.
– Слышу тебя. Говори.
– Справа еще грузовик. Как там у вас?
– Понял тебя. Щас все будет.
– Триплекс, за деревом возле трансформаторной будки большой 'Калашник' головы поднять не дает. Разберись.
– Ща прищучим.
Досаждавший Саморезу пулеметчик уткнулся лицом в землю, и Вова, привстав на одно колено, выстрелил из подствольника. Граната рванула прямо у ног одного из кавказцев, вскочившего, чтобы перебежать на другое место. Он как-то смешно подпрыгнул над вспышкой и рухнул на мерзлый асфальт. И тут же череда разрывов накрыла обороняющихся, будто духи вспомнили, что и у них есть подствольные гранатометы и разом выстрелили. Но нет, это заработал АГС, установленный в кузове подъехавшего грузовика. Только чудом никого не зацепило.
Я, например, пристроив 'своего' покойничка, обустроился в том самом мелком окопчике. Но какая-то тварь там, на той стороне видимо заметила мой маневр и начала прицельно лупить именно поэтому никудышному укрытию. Первая очередь прошла совсем рядом, выбивая комья мерзлой земли и щепки из прикроватной тумбочки, служившей охранникам стулом. Я вжался в землю и увидел, как к нашему доктору Церетели прилетела ручная граната.
А это совсем рядом!
Соплями расплавленной пластмассы потекли долгие секунды, но наш эскулап прошел третью кавказскую, и его такими финтами не испугаешь. Он откинул РГОшку (слава богу, не в мою сторону) и откатился ко мне, больно заехав локтем в нос. Все предназначавшиеся нам осколки достались моему жмурику.
– Что больно? – участливо спросил Церетелли, видя, как я потираю нос. – Ничего. Сам сломал, сам и починю.
– Да вроде не. – Прогундосил я.
И тут взревел дизель бэтра – это Морда уселся на место механика-водителя и ему удалось воскресить зверюгу. Баклажан тоже уже был там. Он и угостил из КПВТ наседающих полицаев.
Другое дело. Под прикрытием бронетехники как-то веселее воевать. Особенно с теми, у кого ее нет.
Крупнокалиберный пулемет разметал по обочине и без того уже поредевшую цепочку духов, а потом Баклажан перенес огонь на грузовик, на котором к нападавшим приехала подмога.
Брызнули осколки лобового стекла, а гранатометчик кубарем скатился с кузова. Как-то резко наступила тишина.
Я попытался встать и обнаружил, что ноги меня едва слушаются. На полусогнутых прошкондыбал мимо «воровайки», под которой сидел и выл от страха Гарик Айземан. БТР чихнул черным выхлопом, проехался вдоль улицы, остановился и сдал назад.
– Все на броню. Саморез, цепляй драндулет с барахлом. – Послышался голос командира в наушниках. – Сваливаем.
Я сделал два глубоких вдоха и пошел посмотреть насчет трофеев, и тут же пожалел об этом. В «Сталкера» в детстве переиграл придурок.
Постоял бы вот так на месте такой мясорубки, среди изуродованных останков, еще недавно бывших смеющимися, трусившими, выпивающими, мающимися от безделья или, наоборот, чем-то увлеченными человеческими организмами какой-нибудь виртуальный вояка. Ага. Теперь это только грязные кучи тряпья, пропитавшиеся густой темно-красной субстанцией. Через рваную 'цифру' выпирают розовые осколки ребер. Раскроенные головы с их содержимым вперемешку липкой грязью, вспоротые животы с внутренностями, которые пытаются удержать внутри коченеющие руки. Ступни, кисти, глазные яблоки… прямо на дороге…
Я отошел к бронетранспортеру и согнулся пополам. Отплевашись, полез в десантный люк.
Хрустнул под колесами лед, затянувший лужу на обочине, и, медленно вращая башней, грузно качнувшись над одной из выбоин, на середину улицы выехал теперь уже наш бэтр с прицепленной сзади «воровайкой». Шестеро грязных уставших бойцов и обоссавшийся от страха Гарик в десантном отсеке, командир за рулем и Баклажан у пулемета. В прицепе никого.
Поехали.
С Гариком рассчитались только под вечер. Весь день проторчали в полуразвалившемся сарае, в заброшенной деревне в пятнадцати километрах к северу от Никольска. До нее тащили «воровайку» на жесткой сцепке за БТР через поля, канавы и огороды. Подвеска у симпатичного 'Мерседеса' теперь, конечно в говно. Ну да все равно грузовик у склада засветился, и, если Айзман не идиот, постарается от него избавиться. Хотя запросто могут найтись добрые люди, которые за денежку малую укажут пальцем на барыгу. Тут все друг друга знают. Шила в мешке не утаишь. Среди тех же полицаев в Никольске запросто найдутся те, кто видел «воровайку» на родном из блокпостов. Я бы на месте Айзманов сворачивал свой бизнес к едрене матери и уезжал отсюда.
Но во всех своих бедах, между прочим, этот чмырь виноват сам. Похоже, после того, как наши договорились с ним об этом деле, он слил склад еще кому-то. Жадность фраера сгубила, и теперь треть обмундирования (а это больше двух сотен комплектов) не окупит потерю грузовика. Плюс возможны серьезные проблемы с оккупационными властями.
Кто такие и откуда те четверо парней, что помешали нам сделать все по-тихому, выяснить так и не удалось, потому что, когда Витамин после боя поднялся на второй этаж, тот парень с распоротым животом уже умер. К тому времени на самом складе одна за другой рванули две заминированные бочки с бензином, и угол бывшего овощехранилища охватило пламя.
Пусть теперь мерзнут гады!
Это Саморез постарался, пока мы отбивали первую атаку полицаев, он вместе с Церетели и Витькой Скорым отправили на тот свет двух отдыхавших внутри склада охранников, закатили вовнутрь бочки и присобачили к ним тротиловые шашки. Что-то такое мы планировали заранее, потому что было ясно, все вывезти все равно не удасться.
А потом Саморез заминировал несколько трупов. Это уже я видел собственными глазами.
Не теряя времени даром, мы устроились в десантном отсеке и под самим БТР, который въехал в сарай, проломив вместе с воротами и часть стены. Грузовик тут тоже поместился. От крыши осталась одна видимость, ну да мы в сарае не от дождя укрывались, а прятались. Страшнее всего было возле самого Никольска. Я ехал, вжав голову в плечи. А ну как появится беспилотник, а за ним следом 'Апачи'? И обновки примерить не успеешь. Так и закопают в старом грязном бушлате.
В сарае переоделись таки, в сухое и новое.
Я сидел, поглощал какой-то быстрорастворимый супчик и смотрел, как Церетели меняет повязку Скорому. Зацепило, значит. Вроде по касательной, а все равно морщится.
Скорый, кстати, – это не кличка, а фамилия у него такая. Прозвища в отряде у каждого не для понтов или подколок, а как радиопозывной. Вот кроме всех ранее перечисленных, есть в нашей ячейке еще один снайпер – Вова 'Чемодан' Монастырский. Самореза зовут Олег Домианиди. Потомок греков, осевших в Абхазии. Почему Саморез не знаю. Иногда прозвище так приклеится, что по имени-фамилии больше не зовут. Я вот только сейчас узнал, что Церетели зовут Саша Полейко. А вот прозвища Пашки Борзыкина пока не знаю. Вернемся, надо будет спросить. Отца его уважительно кличут Старый, а деда дедом и называют.
Поспать толком не удалось. Только сомкнул глаза, и тут же открыл их. Три часа как не бывало – моя очередь заступать на 'фишку. Моя и Триплекса.
Минут сорок сидели в полной тишине. Мишка сам по себе парень молчаливый, а тут еще положение обязывает. Как ветеран нашей партизанской банды он не может при мне, новичке, точить лясы на боевом посту. Блюдет.
Ему-то что, сидит, развлекается, в оптику свою окрестности рассматривает. А мне невооруженным взглядом из-за опустившегося с небес тумана даже опушку ближайшего леса толком не видно. Вот и сижу, ежусь и прислушиваюсь ко всяким мне, городскому жителю, непонятным деревенским звукам.
Вот где-то за деревней в болотах гугукает выпь. Или это удот? А они что, на зиму на юга не улетают?
А вот будто скрипнула калитка. Я чуть не подпрыгнул, а Триплекс сидит себе спокойно, соломинку жует. Значит ничего страшного.
– Ставня третий дом на семь часов. – Сказал Миша, заметив, что я задергался.
– Угу. – Буркнул я, но сам еще минут пять продолжал таращиться в ту сторону.
Слава богу, еще через пару минут к нам на чердак заброшенного дома, где мы устроили свой наблюдательный пункт, залез Скорый, который никак не мог заснуть. Рана дергала.
– Дай поглядеть. – Протянул руку он к Мишиной винтовке.
– Не в цирке.
– Да ты, Мих, не Штайн, а Зильберштайн какой-то. – Хмыкнул Витька.
– Да подавись ты, губастый. – Обиделся Триплекс. По всему было видно, что он бы итак, покочевряжившись немного для порядку, разрешил Скорому взглянуть в оптику, а сейчас и вовсе надулся и будто бы совсем потерял интерес к своей винтовке. Очень уж не любил наш снайпер, когда его поволжского немца причисляли к сынам израилевым. Я ждал от Триплекса дежурной шуточки про ботокс (губы у Витька действительно были самым заметным местом на его лице – их будто накололи) и их дальнейшей пикировки, но Скорый, получив желанную игрушку, принялся разглядывать кривую деревенскую улочку, а Штайн прислонился к покрывшейся плесенью стенке чердака и ушел в себя.
– Хошь? – Скорый протянул мне винтовку. Я покосился на медитирующего Триплекса, осторожно взял СВД за ложе и подошел к пролому в крыше. Для НП наши парни выбрали дом, стоявший чуть в стороне от других построек. Выбор удачный еще и потому, что через два пролома и два небольших окошка хорошо просматривалась и деревня и огороды справа и опушка леса, и поля, уходившие за горизонт. Обзор на все четыре стороны. Как только мы сюда вошли, Триплекс уселся в глубине чердака у стены напротив большого пролома ближе к правому от входа окну. Я сел наискосок от него. Таким образом, мне досталось поле и огороды, Мишка соответственно контролировал деревню и лес. Вот поле я и принялся рассматривать, не став при этом ничего крутить на прицеле. Нафиг, нафиг. Строну чего, потом Триплекс по шее надает.
А и так все отлично видно. Вон с одинокой березы сорвалась ворона и чешет куда-то по своим вороньим делам, а вон на пригорке стоит брошенный трактор, с пулевыми отверстиями в лобовом стекле. А вон…
– Че-то едет. – Я отскочил от пролома, как будто меня могли заметить из едва различимых бронетранспортеров.
– Морда Триплексу.
– На связи.
– Наблюдаю пять коробочек три километра на юго-запад.
– Принял. Продолжай наблюдение. Будут приближаться, семафорь.
– Принял.
Колонна миротворцев так и проследовала в сторону Ребровки, не заинтересовавшись уже зачищенной Мокрой Поляной. Только рукотворное насекомое ASIF прожужжало мимо нашего убежища, ненадолго зависнув возле сарая с основной группой (я за эти пять-десять секунд так разнервничался, что изжевал все губы), и сорвалось с места вслед за колонной американской брони.
То, что это были америкосы, я не сомневался. Только они могли себе позволить такие игрушки.
Каким образом Гарик доволокёт свою покоцанную колымагу до папаши никого из нас не интересовало. Однако здраво рассудив, что если незадачливого комерса срисуют здесь еще до того, как мы успеем добраться до родного леса, то и нам крышка, Морда решил отбуксировать «воровайку» в Кивлей, как только стемнеет.
Все прошло гладко, но под конец нашей вылазки настроение нам все-таки испортили. Тот схрон, к которому мы изначально выдвигались, был вскрыт и опустошен. На дне воронки валялись лишь пустые консервные банки, окровавленные бинты и разорванные упаковки из-под сухпая. И растяжек не оставили. Видимо торопились.
Морда решил засаду здесь не оставлять. Понятно, что никто сюда уже не вернется.
Бронетранспортер оставили в трех километрах от этого места, замаскировав его в овраге, которым закачивалась уже начинавшая зарастать молодыми деревцами не широкая просека. Следы на ней от бэтра ликвидировали, как смогли. Шмотье же навьючили на лошадей, которых перегнали сюда из-под Рундейки, где их пасли деревенские пацаны.
Лошадь теперь для нас, для партизан – наипервейшее средство передвижения по лесу, а главное – единственная автономная тягловая сила. Проходимость сто процентов, и утащит на себе во много раз больше чем человек. Спутники и беспилотники караван из навьюченных лошадей, конечно, могут засечь. Ну, так они и пешую колонну тоже обнаружат запросто, если кто инфу сольет. А так стая волков, выводок диких свиней или те же лоси…
В общем уже к утру мы были дома. Злые, уставшие, но целые и почти невредимые. Банька, гречка с тушенкой и тюфяк – это все, что нам было нужно.
10.11.2024 г. Москва.
«Хьюман Райтс Вотч» ранее уже осуждала группы русского сопротивления за систематические нарушения международного гуманитарного права – похищения и нападения на гражданских лиц и сотрудников гуманитарных организаций, взрывы бомб на рынках, вблизи мечетей и в других гражданских районах. «Хьюман Райтс Вотч» считала и считает, что ответственные за эти нарушения, в том числе лидеров групп сопротивления, и в случае их захвата, они должны быть после соответствующего расследования привлечены к уголовной ответственности за нарушение законов Центральной Северной России и законов и обычаев войны.»
«Власти Кувейта объявили о намерении оказать финансовую помощь властям Центральной Южной России в размере ста семидесяти семи миллиона амеро. Об этом сообщил глава переходного Национального совета ЦЮР Мустафа Юнусбек Нияз в ходе пресс-конференции», – Передает Би-би-си.– «По словам М.Ю. Нияза, новому правительству молодой республики сейчас необходима финансовая поддержка, которая позволит платить зарплату сотрудникам территориальной полиции и контртеррористических подразделений, что существенно укрепит безопасность и будет способствовать укреплению демократии в регионе.»
О проекте
О подписке