Глава 8 Маша.

По улице носилась обезумевшая от страха лошадь. Не далеко от того места, где они выбрались наверх, на боку лежала догорающая вместе со своим хозяином повозка. Еще дальше горело уже потрескавшееся покрытие улицы. Недалеко, напротив входа на Парквег на том месте где еще недавно стоял высокий дом дымилась огромная воронка.

Вим поймал лошадь. Он схватил ее за оборванные поводья, а затем взял под уздцы.

Какое-то время они мчались по улице в неизвестном направлении – лишь бы подальше от всего этого кошмара. Потом лошадь пошла рысью, а через пару кварталов перешла на шаг. Оба всадника все еще находились под впечатлением от увиденного. Первым пришел в себя Вим. Он направил лошадь в ближайший переулок. Верхом им было легче преодолевать многочисленные завалы. На повозке они вряд ли бы здесь проехали. Если проезжая по городу вместе с караваном, Рууд еще хоть как-то ориентировался, то сейчас он не смог бы даже сказать, где находится река.

Миновав еще полтора десятка домов, они оказались в небольшой роще, проехав которую насквозь всадники увидели железную дорогу, упирающуюся в частично обрушившийся мост. Причудливо изогнутая когда-то серебристая гусеница поезда, одним своим концом уходила в воду.

Видать пытались уехать из города. Рууд смотрел на кости прежних, белеющие на истлевших сиденьях. Не успели.

По левой стороне железнодорожного моста все еще можно было проехать. Середина его провалилась вместе с поездом, но пешеходная дорожка уцелела.

На том берегу их поджидал сюрприз. В своем стремлении уйти от всепожирающего огня подземного чудовища, они заехали в ту часть Роттердама, которую во время войны накрыло волной. И вот теперь на их пути лежал, уютно устроившись посреди разрушенных домов, оказавшийся здесь большой океанский корабль. Рууд чуть не вывихнул шею, когда они проезжали мимо его ржавого вспоротого брюха. Его размеры ошеломляли. В такой лодке можно было уместить весь довоенный Арнем вместе с окрестными селами.

Конечной целью их путешествия по кладбищу прежних надежд (или надежд Прежних?) оказался подвальчик старого Яапа.

Он располагался в неприметном доме, от которого остался только первый этаж и вход в него мог бы найти только посвященный. Поэтому Рууд сначала удивился, когда Вим наконец нарушил обет молчания и прямо посреди многочисленных руин сказал, – слезай, приехали.

Но за вогнутым вовнутрь (как будто его долго пинали со всех сторон гигантскими ножищами) большим железным ящиком оказались ступени вниз.

За традиционно толстой металлической дверью с таким же традиционным штурвалом оказался узкий и длинный коридор, заканчивающийся еще одной такой дверью. За второй преградой находилось помещеньице, часть которого было забрано решеткой. За ней сидел охранник с коротким толстым ружьем. Как потом Рууд узнал, это был автомат «Инграм», который может выпустить сразу рой пуль, а звук его стрельбы похож на барабанную дробь.

– А проходи, проходи. Что-то давненько тебя не было видно, Вим. Да ты не в себе. Что слу… – старик Яап поперхнулся, уставившись на иссеченную осколками гранаты спину. Мелкие рваные точки вместе с кровоподтеками образовали замысловатый узор на поверхности плаща.

– Чего уставился? Давай двойную пшеничную.

– Ага. Как всегда твою любимую…

– Любимую – сильно сказано.

– Может, хоть дочка моя тебя посмотрит?

– А чего на меня смотреть? Я что, журнал порнокомиксов что ли? Давай свою дочку с щипцами и анастезирующего побольше, – Вим достал из кармана упаковку байеров и швырнул ее на барную стойку.

Яап бросился в отсек бывшего бомбоубежища, где располагалась кухня, а наемник, смахнув со свободного стола объедки, рухнул на лавку, даже не посмотрев в сторону Рууда.

В тусклом свете масляной лампы, подвешенной на крюке, вбитом в одну из стен, было сложно рассмотреть всех посетителей бара. Особенно тех, кто сидел у дальней от лампы стены.

Был бы у него мешок, Рууд пристроился бы где-нибудь в уголке на прямо полу. Но мешок остался в том страшном тоннеле. При себе у него оказался только пистолет и кусок вяленой рыбы, который уходя из жилища наемника, Рууд сунул в карман. Достав пистолет, мальчик подошел к бармену.

– Что тебе?

– Да вот, хочу поменять на байеры.

– Ближайшее место, где ты можешь это сделать – это на арабском суке, рынке по-нашему. Выйдешь сейчас и сразу направо за угол. Потом три дома по улице и налево. Там за остатками монорельса увидишь полуразрушенную мечеть. Это такое место, где они с богом своим разговаривают. Вот за мечетью и будет этот самый сук.

Рууд покосился на Вима, опрокидывающего одну кружку за другой. Дочка Яапа уже перевязала его спину и сидела напротив, уставившись на наемника. Мальчик пошатался еще какое-то время между столами и, решив быстренько сбегать на арабскую барахолку, вышел наверх.

Завернув за угол, он миновал три дома (если эти руины можно было назвать домами) После третьего из них начиналось месиво из плит, арматуры и битого кирпича, которое перегородило всю улицу. Наверное, рухнул особенно большой дом. Рууд посмотрел на фрагмент красочной облицовки, украшавшей когда-то величественное строение прежних. Несмотря на отскочившие кое-где куски мозаики, рисунок все же просматривался. Это был такой круг из желтых звездочек на синем фоне. Повернув налево, Рууд увидел поезд, замерший на частично обрушившейся железной дороге, проложенной по столбам высоко над улицей. Во как, прежние оказывается еще и по перекладинам ездили. Чудаки!

Проскользнув под раскуроченными вагонами, он пересек улицу и замер. До него донеслись странные, пугающие звуки. Сложно было даже сравнить их с чем-то. То ли концерт мартовского кота, то ли плач младенца. Постояв с минуту, он успокоился. Звуки доносились с круглой обезглавленной башенки небольшого здания, которое стояло напротив дороги-перекладины. Поначалу испугавший Рууда, теперь он даже показался мальчику красивым.

– Аллах акбар, аллах акбар, – донеслось из дома.

Сук представлял из себя скопище поломанных автомобильных повозок, поставленных в несколько рядов возле входа на такую же подземную железнодорожную станцию, как и Парквег. Наверное, арабы хранили там, под землей свой товар.

За его пистолет охотно предлагали шесть пластин аспирина или четыре анальгина. Давали еще какие-то неизвестные байеры, но после вопроса об экстази и тарене сразу разворачивались к Рууду спиной и переключались на другого меняющего.

На третьем ряду к нему подскочил шустрый меняла в широком балахоне.

– Слюшай, уважаемый, «герыч» или «кокс» менять будешь? – говоря это, он распахнул широкую полу своего странного одеяния. – Мала, мала не дам. Многа дам.

– Не, не надо, – Рууд с сомнением посмотрел на пакетик с порошком, который меняла извлек из одного из многочисленных кармашков, пришитых с внутренней стороны балахона. Ни про «кокс», ни про «герыч» Дирк ничего не говорил.

– Хозяин-барин, – меняла тотчас растворился среди повозок.

Наконец, поторговавшись, мальчик обменял таки свое оружие на несколько пластин байеров из списка Дирка и выбравшись с сука, поспешил обратно в подвальчик Яапа.

Вима там уже не было, и на все расспросы мальчика никто не мог вразумительно сказать, куда он делся. Приехали. Куда теперь? Рууд присел на пустую лавку.

– Наш юный гость ничего не желает? – Яап, не дожидаясь ответа, сделал знак дочке и та скрылась на кухне, – крысиные отбивные, рагу из воробьев, собачьи ножки или может быть настоящий омлет из настоящих куриных яиц?

– Сколько за омлет?

– Байер анальгина, – ответил Яап, покосившись на пластины, зажатые в руке у мальчика.

– Не, чего-нибудь рыбного.

– Рыбного, – сморщился владелец забегаловки, – ну этого добра у нас навалом, но настоящий мужчина должен есть мясо.

У, старый пень. Хрен ты меня разведешь. Хотя…

– Порцию рыбы и парочку крысиных отбивных.

– Что будете пить, молодой человек? Пиво, пшеничный самогон или вино? Есть несколько отличных бутылочек, привезенных из земель Франков. Вообще-то его мы предлагаем только постоянным посетителям, но учитывая, что ты друг Вима…

– А пиво, откуда? – решил сумничать Рууд.

– Самое лучшее из восточных земель.

– Одну кружку. Сколько за все?

– Два Байера анальгина.

– Один, и аспирина.

– А ты, я гляжу, малый не промах, – Яап рассмеялся. – Без году неделя в городе, а в байерах уже разбираешься.

– А откуда вы знаете, что я в городе недавно?

– Все очень просто. Города ты не знаешь, а без этого здесь не выжить никак. Забредешь например в черные земли или в подземке заблудишься и все. К тому же одет ты… Ну, в типичный деревенский походный плащ. Ну и еще там по мелочи.

Тем временем девчонка принесла миску с двумя дымящимися кусками мяса и плошку с рыбной похлебкой. Пока Рууд пытался не подавиться слюной, откусывая крысятину, она вернулась с глиняной кружкой пива и села напротив. Что, она так и будет тут сидеть и на меня таращится?

Рууд расправился с мясом и, уплетая похлебку, нет-нет, да и посматривал на белокурую девчонку.

– Как тебя зовут-то, – он отодвинул пустую плошку и, обхватив ладонями кружку, отхлебнул пива.

– Маша.

– Хм. Странное имя. Масшя. Ты с востока?

– Да.

– Из пшекии что ли?

– Э-э, ну да.

– Будешь? – Рууд пододвинул к Маше наполовину не допитую кружку и зевнул. После сытного обеда Руду захотелось спать.

– Не откажусь, – она быстро допила пиво и, схватив его за руку, потащила к неприметной двери в углу.

– Куда это мы? – язык у мальчика еле ворочался.

Рууд проснулся оттого, что кто-то гладил его по голове. Возле него сидела Маша. Заметив, что мальчик открыл глаза, она устроилась рядом с ним. Некоторое время они лежали в тишине, которую нарушало только равномерное щелкание какого-то механизма прежних, висящего на стене напротив.

– Что это такое?

– Часы. Яап научил меня считать по ним время, как это делали прежние.

– А зачем они считали время?

– Зачем они – не знаю, но мне нужно считать время, чтобы… ну чтобы не задерживаться здесь дольше положенного.

– Ты все время говоришь Яап. Разве он не твой отец?

– Он мой приемный отец. Яап взял меня к себе, когда мама умерла.

– А отец?

– Отца совсем не помню. Да и не рассказывала про него мне мама. А вот про деда она мне много рассказывала. Очень он любил мою бабушку. Ее Ксения звали. Она в Амстердаме на улице красных фонарей работала. А потом, когда война началась, Амстердам за три часа затопило. Дед с бабкой спаслись. Все-таки он военным был. Потом они сюда переехали. У них такая любовь была. Он ее все время так ласково звал. Ксюша.

– Ксусча, – попытался повторить Рууд. – Все бы вам девчонкам про любовь, – проворчал он.

– Да. А что? Вот дедушка ее так любил. Когда она умерла, он даже в монастырь ушел. Мама с ним не пошла. Она…

– Постой. Как твоего дедушку звали?

– Хендрик. А что?

Рууд промолчал. Он долго изучал узоры на обшарпанном потолке, а потом повернулся к Маше и стал гладить ее по голове.

– Так что ты говорила, твоя мама? – через некоторое время спросил Рууд.

Она на Врееденордплайн работала. Как и бабушка. Жить как-то надо было.

– А что она делала?

– С мужчинами за байеры была, – ответила Маша и вдруг, словно что-то вспомнив, прижалась к мальчику и неожиданно просунула руку в его штаны.

Рууд чуть не подпрыгнул от неожиданности.

– Один Байер, – прошептала она.

– Половина, – машинально ответил он, не понимая, что от него хотят.

Маша тотчас вскочила и вытащив у него из кармана пластинку аспирина, ловко выдавила один байер и выхватив нож из ножен, которые, как оказалось, были у девочки под платьем, одним взмахом ополовинила кругляш. Затем она нырнула в кровать и снова запустила руку ему в штаны.

Совершенно не понимая, зачем девочка это делает, Рууд решил посмотреть, что будет дальше. Машина рука задвигалась все энергичнее. Ему стало не уютно.

Девочка привстала. Они смотрели друг на друга. Маша растеряно, Рууд удивленно.

– Забери, – она протянула ему пол байера, – не нужно.

Он пожал плечами и спрятал обе половинки в карман. Хлопнула дверь. Рууд посидел какое-то время на кровати и тоже вышел из комнаты.

– Коза Брюссельская, – сотрясал воздух на кухне голос Яапа, – почему Байер не взяла?

– Да он же мальчик еще, – глотая слезы, отвечала Маша, – у него это самое, того, этого…

– Того, этого, – продолжал орать Яап, – а какого черта тогда надо было полдня валяться с ним? Могла бы в это время еще с кем-нибудь, дармоедка. Вот продам тебя в гарем к басурманам, будешь знать.

Руду стало как-то не по себе. Ему захотелось уйти из этого места. Он достал из штанов половинку байера, положил ее на стойку, накинул плащ и вышел на улицу.