ЧАСТЬ 1. ОГНЕННЫЙ ЧЕРВЬ
Глава 1. ХОГЕНДОРП

Утром выпала роса, и отсыревшее белье из грубой ткани только-только начало просыхать под неуверенным августовским солнцем.

Только бы дождь не пошел. И дело даже не в том, что сушить придется заново – в последнее время «дрянным» дождь был через раз. Будет такой, как в пятницу, и прощай тогда простынки и фуфайки.

Эдвина сидела на одном из еще не раскрошившихся зубцов башни и с тревогой вглядывалась в то место, где горизонт намертво склеил между собой серую пелену «леса оборотней» и ядовито-желтую кромку неба. Там было чисто. Только два рваных облачка проплывали над остатками древней мельницы, где чудак Клаас Лейнстра колдовал над своей загадочной машиной. Чудак – это не то слово. Наслушался старинных легенд об электрической чудо силе и решил построить «машину рождающую электричество». Чудило. Что может родить мертвая железяка? Таких машин по всему тракту разбросано сотни. А толку-то с них? Теперь даже телеги из них никудышные стали – ломаются через месяц-другой. А мельница? Хотя в монастыре некоторые любители почесать языком и рассказывали басни о том, что в ней раньше зерно мололи, Эдвина этому не верила. Гораздо более правдоподобным был рассказ маленького Рууда о том, что в этих самых мельницах раньше жили чудовища, с которыми воевали рыцари. Рыцари – это что-то вроде нынешних наемников из Гронингена – такие же отморозки, судя по всему. Кто еще полезет воевать с чудовищами? Да еще не за харчи или одежду, а из бла… бла… Опять она забыла это слово. Надо будет снова спросить у Рууда, когда он вернется.

Вообще он очень смышленый парнишка. Все долго смеялись, когда Рууд прочитал несколько пожелтевших листочков из старой книги об этом самом рыцаре. Его даже дразнить стали, называя то «чудищем с мельницы», то «ветряным чучелом». Но не долго. Ровно до того момента, когда подземное чудовище, названное потом «Огненным червем», не сожрало целиком целую деревню в окрестностях Гауды. Больше никто не смеялся. Даже к мельнице ходить перестали. А то раньше хватало любителей потаращиться на работу чудака Клааса, вместо того, чтобы самим в поле вкалывать.

Эдвина встала, отряхнула юбку и опять плюхнулась на корзинку из под белья, на которой она и сидела. Это земля, отчего-то, ушла у нее из под ног. Не успела она ругнуться по-фризски, как ее подбросило вверх, словно блин на сковородке. В поисках опоры, она схватилась за натянутую между зубцами башни веревку с бельем, но промахнулась и больно ударилась плечом об стену. Крупные толчки закончились и теперь, каменная кладка башни тряслась мелкой дрожью. Эдвина поползла к двери, за которой находилась винтовая лестница, ведущая вниз, и в этот самый момент, доносящийся откуда-то из-под земли гул, перерос сначала в оглушительный свист, а потом в шипение. Как будто, шипели тысячи гадюк одновременно.

Она оглянулась. На том месте, где стояла хибара башмачника Хасана Машаби, бушевало огромное огненное облако, превращающее в пар все на своем пути. Не было уже не только жилища старика, но и большей части монастырской стены возле одной из башен. Да и самой башни уже не было.

Все. Это конец! Эдвина даже не попыталась спастись бегством. Куда бежать? Но огненное облако вдруг перестало двигаться и постепенно уменьшилось в размерах. Когда рассеялись облака пара, женщина увидела гигантский черный хребет, наполовину торчащего из земли чудовища. Огненный червь!

Позади этого монстра тянулась борозда, неописуемых размеров. Точь-в-точь, похожая на ту, что оставляет за собой дождевой червь, только она была огромная и дымилась.

Правда, на червя само это чудовище было не похоже. На что оно было похоже, Эдвина подумать не успела потому, что в передней части черной туши появился какой-то нарост. И вот из этого нароста выскользнуло несколько черных теней, отдаленно напоминающих человеческие фигуры, с неестественно большими головами. Эдвина даже привстала, чтобы получше рассмотреть «демонов». Да, так их и называли беженцы из Гауды. Только никто из них не мог описать ни самого червя, ни «демонов». Живых очевидцев не осталось.

Вспомнив об этом, она снова прижалась к потрескавшейся каменной кладке башни, обильно поросшей вьюнами, лопухами и прочей растительностью.

Тем временем, тени заскользили мимо догорающей повозки молочника из деревни Хогендорп, дымящийся труп которого валялся тут же, у полуразрушенной стены, вместе с телами еще нескольких женщин, занимавшихся в это предобеденное время постирушками в монастырском дворе.

Одна часть теней скрылось в проемах уцелевших построек, а другая метнулась ко входу в подземные кельи.

Через некоторое время до Эдвины донеслись истошные вопли и звук, похожий на щелчок кнута. Один раз она уже слышала такой звук, когда Кес Ван Хогдалем – этот пришедший с севера наемник, стрелял из своего ружья по странной цветастой картинке, которую притащили с юга бродячие торговцы в надежде обменять ее на еду. Только все их картинки никого не заинтересовали и торговцы бросили их тут же у ворот. Еще бы, тот же Рууд рисовал углем на белых монастырских стенах ничуть не хуже. И что же было за эту мазню давать пяток гусиных яиц или пол головки сыра, как просили эти бедолаги?

Новые вопли заставили Эдвину еще сильнее прильнуть к камням. Несколько «демонов» возвращались, нагруженные мешками и ящиками, а некоторые из них волокли за собой упирающихся монахинь. Вскоре всю процессию поглотило чудовище, нарост рассосался, и снова задрожала земля. Объятая ужасом Эдвина вскочила, и тут же была сбита с ног волной раскаленного воздуха. Ударившись головой о выступ в стене, она закричала, пытаясь погасить ошпаренными руками пылающие волосы. Эдвина еще успела испугаться, почувствовав, как рушиться башня у нее под ногами. Больше она не успела ничего.

* * *

Ру-у-у-д, Ру-у-у-д.

Ага, это Клаус надрывается. Это один, более-менее нормальный паренек среди монастырских. Остальным, в лучшем случае наплевать на деревенского сироту. Отстал и ладно. Ну и ему наплевать на них. В яму какую ни спихнули – и то хорошо. Он бы ни за что не пошел с ними собирать орехи, если бы не старый Хендрик. Хендрика Эгелькампа и в монастыре, и в окрестных деревнях уважали пожалуй даже больше, чем самого Настоятеля. Еще бы, ведь ему было почти сто лет. Это был самый старый, вернее самый древний послушник монастыря Святого Онуфрия. А для Рууда он еще был и заместо отца.

На глаза навернулись слезы. Он замедлил шаг. Безотцовщиной в эти времена было никого не удивить. Редко кому из сверстников Руда удавалось выйти на охотничью тропу вместе с родителем, но, по крайней мере, многие из них своих отцов помнили. Они помнили, как те учили их своему ремеслу; помнили первый выстрел из лука, сопровождаемый смачным подзатыльником; помнили и хвастались друг перед другом – какой смелый, сильный и умный был у них папа. Ничего этого у Рууда не было. Вся его многочисленная семья: почти все братья, сестры и мать с отцом, навсегда остались в Арнеме, в сожженном соседями доме, бывшим когда-то булочной. Три четверти города выкосила странная болезнь, переносимая спорами черного папоротника. Многих тогда сожгли прямо в своих домах. Его со старшим братом Бартом спасло то, что накануне их оставили в Хогендорпе, у дальних родственников, не забыв им при этом щедро заплатить. Родители Рууда поступали так часто, чтобы не таскать с собой всю ораву детишек из Арнема во Влаардинен и обратно. А мотаться им приходилось часто, потому, что только в богатом рыбой Влаардингене и можно было обменять отцовские железяки на еду. Обо всем об этом ему рассказал Барт, так как тетка, у которой они остались после смерти родителей, тоже давно умерла.

По рассказам старшего брата, у отца были золотые руки. Из частей бесполезных железных коробок, разбросанных тут и там по тракту, он мастерил много полезных в хозяйстве вещей: от разнообразных кастрюлек и котелков, до домкратов и разводных ключей. Раньше отец занимался тем, что переделывал эти творения Прежних, со странным названием «автомобили», в телеги, но пригодных для этого «автомобилей» удавалось находить, все реже и реже, и он перешел на всякую мелочь. У Барта, который был старше Рууда на восемнадцать лет, душа к этому ремеслу не лежала. Ему бы все носится по округе с подаренным отцом арбалетом и по зверюшкам стрелять. Самое интересное, что и тут он не преуспевал. Редко когда приносил зайца или куропатку. В основном его добычей были воробьи, которые годились разве что в суп. Да и тех он приносил мало. Так, что сделать из Рууда «железных дел мастера» было некому. Но от отца ему, видимо, передалась любовь ко всему «такому». Не проходило и дня, чтобы его не оттаскивали от огромного дома на колесах или от похожей на лошадь штуковины, с таким же, как у нее кожаным седлом. Он даже ходил все время с карманами, полными всяких гаек и винтиков. А один раз, когда они шли с ярмарки через огромные непонятные строения, полные вращающихся железок, он потерялся. Пошел, открыв рот, вдоль рядов из блестящих цилиндров и усеянных разноцветными стеклышками стен, и потерялся. Ох, и нагорело тогда ему.

Рука Рууда непроизвольно потянулась к давно принявшим свою обычную форму ушам.

Ха, ох и не всегда они были такими. Недели две он ходил, похожий на кролика.