9. Презумция верности

Месяц спустя Костя приехал с дачи на московскую квартиру посмотреть почту, взять новые журналы. Задумавшись, он брел по Чистопрудному бульвару. Вдруг его окликнули:

– Константин Георгиевич!

Костя остановился, он узнал Виталика.

– Привет, какими судьбами?

– Жду Лию, она пошла в Министерство просвещения.

– Как у нее дела?

– Хочет получить распределение в Москву.

– Теперь имеет полное право.

– Хорошо бы разрешили. – Виталик инстинктивно ждал от официальных органов какой-нибудь пакости.

Костя видел, что былая безмятежность Виталика за месяц успела исчезнуть, и решил переменить тему:

– С Артуром давно не встречались?

– С Артуром? Неделю назад он у нас был с Тамарой.

– Тамара? Это подруга Лии? – Костя широко раскрыл глаза.

– Ну да, с истфака. Помните?

– А, – покивал головой Костя, – ну тогда я за Артура спокоен.

– В каком смысле?

– В том смысле, что ей некуда торопиться. Я слышал, ее оставляют в аспирантуре.

Виталик рассмеялся. В это время к ним подбежала Лия.

– Здравствуйте, Константин Георгиевич.

– Здравствуйте, Лия.

– Ну, как?! – спросил Виталик.

– Все нормально. Они согласны. Скорей всего в шестьсот тридцать первую.

– Отлично, – Виталик облегченно вздохнул.

Он хотел еще о чем-то спросить, но вдруг до них донеслось низкое бормотание грома.

Костя поднял голову. Из-за Министерства заготовок заходила черная туча.

– Пойдемте ко мне, – сказал он, – и дождь переждете, и посмотрите, где я живу.

Виталик посмотрел на Лию. Она согласилась. Нужно было торопиться. Не мешкая, они пересекли бульвар. Лия шагала в центре, взяв мужчин под руки. Когда дошли до подъезда, упали редкие тяжелые капли. Сразу запахло пылью. Сбиваясь в темные шарики, пыль жадно поглощала влагу.

В комнате пришлось зажечь свет. Костя раздвинул шторы и открыл окно. В следующий момент молния отпечаталась на сетчатке трех пар глаз, взглянувших в окно, и сразу же последовал оглушительный треск, как будто перед мощным усилителем звука разорвали плотную ткань.

Это была настоящая московская гроза, которую весной бессознательно ждут москвичи, когда бурные потоки воды, текущие по кромке мостовых, смывают накопившуюся пыль и грязь в решетки стоков. Получасовой летний ливень, встающий стеной, звенящий водосточными трубами, в секунды разгоняющий прохожих. Еще бы! Если на тебя сверху непрерывно льется вода, а ветер свирепо бросает эту воду со всех сторон, никакой зонтик не поможет.

Спустя время порывы ветра стихают. Дождь продолжает заявлять о себе сплошным белым шумом. Незаметно гудящий шум переходит в шелест, пузыри в лужах исчезают, непрерывность меняется на дискретность, отдельные капли еще продолжают устало капать, и тогда появляется солнце. Теперь капли падают только с деревьев, ослепительная голубизна заполняет небо, со всех сторон выпрыгивают солнечные зайчики; они отскакивают от луж, от распахиваемых окон, от стекол автобусов и капотов автомобилей. Потоки воды у бордюрного камня, забыв о водоворотах, переходят к равнинному течению, а кое-где уже появляются светлые пятна просохшего асфальта. Улицы снова заполняются москвичами.

В этот же вечер Лия отправилась к Зизи. Виталик, захватив длинные резиновые ленты, побежал на стадион. Красное солнце заливало посвежевшую Москву.

Зизи уютно устроилась на диване.

– Как тебе, Лиечка, роль жены?

– Приятно. До сих пор не верится, что я вышла замуж. Это хорошо?

– Ну, я-то считаю, что в общем случае ничего хорошего в замужестве нет. Но пройти через это надо.

Лия повела плечиком:

– Он еще такой мальчишка!

– Все равно с тем арабом, – сказала Зизи, – у тебя бы ничего не вышло. Ему бы не позволили взять тебя в жены. А тот, с курса, командир отряда проводниц не имел московской прописки. Бери что дают.

– А потом?

– Когда придет потом, тогда и будем думать.

– А он?

– Что он? Таких много. Он, Виталик твой, живет, словно у него две жизни. А у нас с тобой она одна. О себе заботься.

Лия смотрела на нее.

– Что ты на меня так смотришь? Тебе никто не говорил, что человек свободен? Имей мужество освободиться от предрассудков.

– Что вы имеете в виду?

– Надо быть честной. Скажи себе: ничего, кроме меня!

– Я думала над этим.

– Не надо думать! Надо жить этим! – Зизи оживилась. – Понимаешь, надо подходить к жизни так, как будто весь мир существует только для тебя. Ты никому ничего не должна! Считай, что все тебе должны. Ясно? Они есть, чтобы исполнять твои желания. Раз так, используй их, как найдешь нужным.

– Не все согласятся.

– Все! Здесь, дорогая, целая наука. – Зизи заговорила с жаром. – Кланяйся и благодари тех, кто сегодня сильней тебя, завтра ты их растопчешь. Пусть тебе лижут задницу те, кто слабей тебя, позволь им, они сами этого хотят. Жалкие жертвы, сделай с ними все, что пожелаешь. Люди управляются силой. Если будешь их гладить, они вцепятся тебе в руку зубами. А вот руку, которая их бьет, они будут лизать с упоением. Топчи их, они только об этом мечтают, пинай их, и они снова и снова будут подползать к тебе.

Зизи грациозно потянулась, она была похожа на большую кошку.

– Может быть, когда-нибудь я научу тебя всему этому, – продолжала Зизи. – На Вадима у меня по-настоящему никогда не было времени. Видишь ли, девочка моя, весь секрет в том, что, не научившись унижаться, ты не сможешь унижать других. Научись быть жертвой и тогда сможешь приносить в жертву других. Ах, – нежно замурлыкала Зизи, облизывая губы, – я бы научила тебя получать удовольствие и от того и от другого. Увидев настоящее бесстыдство, ты бы перестала ведать стыд. Надо испытать непристойности, чтобы больше не считать, что поведение может быть непристойным. Я бы заставила тебя переступить через дурацкие предрассудки, выдуманные для грубого стада. Лишь познавший порок оценит добродетель.

Лия, невольно подавшись вперед, ловила каждое ее слово. Ноздри Зизи раздулись, глаза вспыхивали лиловым пламенем.

– Как вы красивы сейчас, Зинаида Зиновьевна! – восхищенно сказала Лия.

Зизи провела рукой по волосам.

– Это еще не урок, девочка. Это – только введение в тему. Пройдя весь курс, ты научишься получать что захочешь. На это у тебя есть все права. Ein grosses volk sind wir!^[7]

Зизи улыбнулась Лие и переменила позу.

– Ну а теперь расскажи, как у вас с Виталиком? Ты понимаешь, о чем я? Он тебе нравится?

– Да, пожалуй. Он не такой горячий, как араб. Но в этом есть своя прелесть. И он больше думает о том, чтобы доставить удовольствие мне, а не себе. Такой большой и милый слоник, – засмеялась Лия.

Зизи тоже рассмеялась:

– Вот видишь, ты еще и удовольствие получаешь.

Лия добавила полушепотом:

– Он всегда готов мне его доставить.

Зизи томно выдохнула:

– Вот оно – преимущество молодости. Неутомимость.

– К этому преимуществу да что-нибудь материальное!

– Э, когда хочешь слишком многого, в цель не попадаешь. Сперва нужно покончить с настоящим, а уж потом вступать в сделку с будущим. Я помогу тебе. Что тебе сказали в министерстве?

– Все в порядке! Дают распределение в вашу школу, – ответила Лия.

– Ну вот! Я же говорила! Отлично! И от дома недалеко, – сказала Зизи рассудительно. – А как с пропиской?

– Оформляю временную. Если Вадим с Клавдией согласятся, можно будет приступать к работе.

– Они согласятся. Поупрямятся, конечно, но согласятся. Ты – девочка умная. Веди себя соответственно, не возмущайся, не лезь в бутылку. Ласковый теленок двух маток сосет.

Она посмотрела на часы и встала:

– Извини, Лиечка, я жду ученика.

– Спасибо за науку, Зинаида Зиновьевна.

– Желаю удачи. Ступай.

Женщины расцеловались. Лия почувствовала быстрый кончик языка Зизи между своих губ, но его касание было столь мимолетным, что она не стала бы это утверждать твердо.

Уже в дверях Лия шутливо спросила:

– Кстати, своих учеников вы чему-нибудь учите, кроме немецкого языка? Я им немного завидую.

Зизи в тон ей весело откликнулась:

– Не волнуйся, у тебя есть все шансы стать первой ученицей.

На этой шутке они расстались.

Между тем подругу Лии Тамару действительно оставили в очной аспирантуре. Костя не ошибся.

Артур, сдав очередной экзамен, подъезжал к угловому дому на Кропоткинской, где продолжала жить Тамара, и они шли по Кремлевской набережной или по Кропоткинской улице в сторону ее института, доходя пешком до Новодевичьего монастыря.

Этим летом, несмотря на начавшиеся студенческие каникулы, Артур продолжал пропадать в Физическом институте. Он предложил учитывать в колебательных квантовых переходах молекулы окиси углерода ангармоническую составляющую. Это позволило теоретически обнаружить в газовом разряде значительное отклонение от больцмановского распределения. Другими словами, в итоге получать инверсную населенность. Артура заметили и временно оформили лаборантом. Он сделал доклад на семинаре в лаборатории Колебаний, которой руководил академик Прохоров. Тогда Артуру для помощи в расчетах дали студентку из Ростовского университета, которая делала дипломную работу в славном столичном академическом институте.

Бывшим Варшавским, а теперь Ростовским университетом руководил бывший супруг Светланы Алилуевой, член-корреспондент Академии наук и сын бывшего секретаря ЦК ВКП(б).

И хотя студентка из Ростова уже заканчивала писать диплом, она была в восторге от Артура, слушала его открыв рот и считала его непререкаемым авторитетом. Когда появился Артур, все ее затруднения с дипломом кончились. Артур снимал их одно за другим. Так, она мучилась с расчетом констант скоростей резонансных переходов в молекулах для решения кинетического уравнения. Артур мигом прекратил ее мучения, объявив, что резонансные переходы в кинетическом уравнении все равно взаимно уничтожаются и их вообще можно не принимать во внимание.

– Откуда ты знаешь?

– Увидел во сне!

– Докажи!

– Как же я докажу? Я привык спать в одиночку.

– Фу, какой ты! Ты не сон докажи, ты докажи свое утверждение. Математически.

– Ах, математически?! Пожалуйста! – И Артур быстро набрасывал на бумаге доказательство, после которого становилось очевидным, что он прав. Оставалось только поражаться, как столь простая мысль раньше никому не приходила в голову.

Они подружились на почве решения уравнений, однако она больше придавала значения ему, Артуру, забывая о физике. Он же больше думал о формулах. Когда она уехала на каникулы в Киев, где теперь жили ее родители и дед, ему стало ее не хватать. За лето он получил от нее три письма. Осенью она вернется, чтобы заканчивать работу над дипломом.

Положа руку на сердце, Артур принял ее отъезд не без некоторого облегчения, потому что продолжал встречаться с Тамарой. Получив первую зарплату лаборанта, Артур решил отметить это событие в ресторане «Узбекистан», который славился на всю Москву своей кухней.

Кроме Тамары он пригласил Виталика с Лией. Вчетвером они отстояли полчаса в очереди у входа, им повезло, в этот день желающих попасть в ресторан было немного. Успев проголодаться, наша четверка набросилась на лагман, свежий лаваш, шашлык. Порции были такие, что им пришлось сделать перерыв в еде.

Официантка, показав на дальний столик, поставила перед ними бутылку «Советского шампанского». Оказалось, что за тем столиком сидел Вадим с компанией. Он-то и направил им подарок.

Вадим с сослуживцами и двумя офицерами в ресторане продолжал отмечать успешные испытания своих изделий. Он помахал издалека рукой молодым людям.

Ушли перед закрытием, осоловев от сытной пищи. У Виталика отяжелели веки. Артур успел заметить за столиком у выхода молодого брюнета, напившегося до полного бесчувствия. Он сидел с закрытыми глазами, откинувшись на спинку стула, и что-то мычал. Дежурный милиционер старался привести его в чувство, растирая уши.

На следующей неделе Виталик уезжал со студенческим строительным отрядом зарабатывать деньги для своей маленькой семьи. Сначала Лия хотела поехать с ним: она могла бы работать поваром и медсестрой, но ей пришлось остаться. Вопрос с работой еще не был решен. Тормозила прописка. Требовалось согласие всех проживающих.

До отъезда Виталик подписал ее заявление в милицию, уговорил подписать Клавдию и попросил мать, как только Вадим появится, потолковать с ним.

Мелькнув в ресторане, Вадим неожиданно опять был вызван на полигон, но ненадолго. Он вернулся в хорошем настроении, загорелый и небритый, с ящиком черешни, прозрачной соленой рыбой и большой бутылкой спирта, желтого от настоя на лимонных корках.

Клавдия снова была счастлива. От командировки у него оставались свободные дни, и, когда она утром убегала на работу, он еще спал.

На второй день Клавдия перед уходом разбудила Лию и сказала, что в принципе договорилась с Вадимом о прописке. Лие надо было обязательно днем подписать у него заявление. Все складывалось как нельзя лучше.

День обещал быть жарким, однако в их двух комнатках жара никогда не чувствовалась. Просто пахло теплым деревом, да из окон, там, где кончалась тень от дома, виднелся раскаленный кусочек двора.

Солнце ушло косой полосой за стену, лишь узкий треугольный зайчик оставался на краю подоконника. Вадим читал, лежа в постели.

– Кофе будете? – Голос Лии донесся из коридора.

– Обязательно! – Он потянулся и отложил книгу, не закрывая страниц, обложкой вверх.

Лия принесла с кухни две чашки кофе.

– Корбетт, – прочла она, – «Кумаонские людоеды».

Вадим взял двумя руками чашку, попробовал кофе и удовлетворенно выдохнул:

– Эх, что еще человеку надо!

Лия, улыбнувшись, заметила, что все же надо, и принесла бланк заявления. Вадим кивнул:

– Знаю, Клавдия мне говорила. Ну что ж, давай потолкуем.

Он передал пустую чашку Лие и хлопнул ладонью рядом с собой.

– Садись поближе!

Лия поставила чашки на стол и присела боком.

– Хочется, чтобы у вас, молодых, было все хорошо, – начал Вадим. – Поэтому считай, что твои проблемы – это мои проблемы. Понимаешь?

Она, как школьница, согласно кивнула.

– Твой супруг сам бы мог попросить меня, и я бы ему не отказал, так же как и тебе. Но он – мужчина, его дело – зарабатывать деньги. Ты – женщина и сама можешь уладить это дело. Я не против, если мы все решим без него. – Вадим положил ладонь ей на колено. – Как ты считаешь?

Лия, потупившись, молчала. Он протянул руку и приложил палец к ее губам:

– Молчание – знак согласия?