Цитаты из книг автора «Вольф Мессинг»

кушении разбоя, как бесшумно гремели пушки под Аустерлицем. Как в дыму и пламени сойдутся сотни танков близ какой-то русской деревушки, как взлетит громадная ракета, как медленно и грозно восклубится «гриб» чудовищного взрыва. Я был везде и нигде, легким усилием мысли материализуясь там и тогда, где и когда хотел.Трудно сказать, сколько прошло времени. Мне показалось, что минула вечность, пока я не «сдулся», не вернулся в крошечное человеческое тело.

Я все понимал, вот только перевести открывшиеся мне истины на человеческий язык не получалось – речь не могла вместить их. Это было все равно что описать радугу, пользуясь черным и белым цветами. Я все мог – и ничего не хотел, как пресытившееся божество. Для меня не существовало тайн и загадок, я видел прошлое и будущее – как мои далекие предки изгоняли саблезубого тигра из пещеры, как египтяне складывали великую пирамиду, как неустрашимые викинги подплывали к берегу и весело скалились в пред

тся друг на друга, сливаются, перемежаются цветовыми пятнами, полосами (похоже на помехи зрению, создаваемые старой, затертой кинопленкой). И выделить в этой мешанине прерывистый, извилистый «поток сознания» весьма непросто. Мне это удается лишь потому, что я хороший «скрипач».

Что касается чтения мыслей, то скажу прямо: у меня нет никакого желания чувствовать себя уникумом. Считаю, что едва ли не большинство людей способно «брать» чужие мысли, просто не все одинаково развили в себе это умение. Далеко не все могут играть на скрипке, и лишь единицы достигают в этом виртуозного мастерства. Я ведь тоже далеко не сразу научился разбирать чужие мысли – это сложно. Мысли человека наслаива

Когда я двигал спички, то чувствовал прилив тепла к ладоням. Обычно я такими «фокусами» не балуюсь

Доктор пришел зазывать меня в Немецкое психологическое общество, куда как раз съехались светила германской психологии: Штерн, Хорни, Адлер, Бирнбаум. Был даже гость из Советской России – профессор Шпильрейн. Абель предлагал мне поучаствовать в опытах, чтобы, как он выразился, «вызнать, откуда что в тебе берется». Я, конечно, согласился, поскольку меня самого весьма интересовало, что я такое, как устроено то, что доктор называл «феноменом Мессинга».

– Гойзман отказал мне в руке дочери, – сказал я убитым голосом. Мы крепко поссорились, но вечером я все же вышел на сцену. Куда деваться?

У меня оставался последний выход – воздействовать на «тестя» своей силой, но этот человек оказался непробиваемым. Встречаются такие люди и на моих выступлениях. Их лица ничего не выражают, в глазах их ничего не отражается. Они, словно Големы, ни о чем не думают. Может, это и преувеличение, но я не могу «взять» их мысль.

Однако Гойзман грубо разрушил все мои мечты. – Моя дочь, – сказал он резко, – не может стать женой шута. А еврею из славного благочестием города Гура-Кальвария не подобает заниматься балаганными штучками.

Со мной порой бывает очень нелегко, потому что я нервный, легко вспыхивающий человек – ругаюсь, кричу что попало, могу даже плеваться, совершенно по-детски. Потом я остываю, начинаю осознавать, что был неправ, мне делается стыдно за свои истерики, и я первым прошу прощения, но это все потом… Моя покойная жена Аида терпела мою вспыльчивость из любви ко мне.