– Эх, друг мой, – вздохнул завхоз, заглядывая в оказавшееся на пути мятое ведро. – Я тоже всегда ждал от жизни чего-то более основательного. И оказалось, что самое основательное – это должность завхоза полузабытого детского лагеря. Справедливо это, как читаешь?

– Конечно, не справедливо! – поддакнул я.

– Еще как справедливо! – важно заявил завхоз. – Видишь ли, какое дело: все самое основательное – внизу. На то она и основа, чтобы бать подо всем. Чем основательнее – тем ниже, тем проще. Понимаешь?

– Не очень…

– Молодой еще. Ничего, поймешь в свое время. Завхоз – должность невеликая, но она в основе. Великие приходят и уходят, а завхоз остается. Потому что нет смысла менять основу. То есть – фундамент…

– Логично, – мне не хотелось спорить. Хотелось поскорее узнать, чего от меня хотят. – Скажите, а на Круге со мной будут беседовать? Или мне один на один с Владыкой?..

– Ишь ты, хватил! – Матвеич взглянул на меня удивленно и даже головой покачал. – Круга ему уже мало – Владыку ему подавай!

– Да я, вообще-то…

– Ладно-ладно… Разберутся, не беспокойся. Это у нас быстро…

Что имел в виду словоохотливый завхоз, я так и не понял, да и не стал выяснять: мы как раз входили в новое, обширное и светлое помещение.

– Вот, – довольно произнес Матвеич и хихикнул. – Наш, так сказать, конференц-зал!

Я не сразу понял, где мы находимся, чего хихикает мой провожатый, и отчего здесь такое странное эхо, но когда сообразил – пришлось удивляться снова.

Это был бассейн. Точнее – мы стояли в большом зале рядом с двадцатипятиметровым бассейном. Сухим, с полопавшейся плиткой. С разметкой по дну, номерными тумбами для пловцов. Здесь была даже вышка – небольшая, метра три, а над кафельной ямой торчал облезлый трамплин. Рядом имелся еще один, мелкий бассейн – «лягушатник», так, кажется называют такие. И тоже сухой.

– Спускайся, – сказал завхоз и показал на изогнутые поручни из «нержавейки».

– Зачем? – я немножко обалдел.

– Затем, затем! – нетерпеливо проговорил завхоз. – Мне еще надо сходить, сообщить о том, что прибыла важная особа, которая очень любит задавать вопросы…

Завхоз неловко взмахнул руками, и ключи, наконец вывалились из кармана. Пока мой новый знакомый ворчал, подбирая и запихивая связку обратно, я приблизился к краю бассейна.

Забавное зрелище: в центре голубого кафельного пола стоял круглый пластиковый стол. Несколько пластиковых же стульев стояли или валялись по всему дну.

– Здорово… – признал я.

Лесенка из «нержавейки» оказалась отломанной в полуметре от края. К единственной ступеньке примотана веревочная лестница с деревянными перекладинами. Я покосился на завхоза. Тот лишь развел руками: «Чего, мол, ждешь?»

Вздохнул и полез вниз.

Неловко спрыгнул с предпоследней ступеньки. Стук подошв гулким эхом отразился от стен. Сделал несколько шагов, прислушиваясь к эху. Это было бы даже здорово, если бы имело хоть какой-то смысл.

– Матвеич! – крикнул я. – А сколько ждать?

Ответа не последовало. Вместо этого я с изумлением увидел, как уползает наверх веревочная лестница.

– Э-э! Куда?! Стойте! Что это значит?

Ответом было лишь эхо.

Так я остался в одиночестве на дне идиотского «кафельного мешка».

Вначале я подумал, что это что-то вроде розыгрыша. Потом решил, что Обитель, как бы она ни выглядела, не то место, где устраивают розыгрыши.

Мне стало немного не по себе. Я прошелся по периметру бетонного ящика, пытаясь сообразить, как выбраться. Бортик был слишком высоко, а все лестницы – срезаны.

Подумав, подтащил к стенке, под остатки лестницы, столик, влез на него. Слишком высоко – не допрыгнуть и со стола. Тут посетила горячечная идея: поставить на столик еще и стул. Снова влез на стол, глянул наверх. Высоко! Стол дико шатался, стул был не менее хлипкий. К тому же поставить его можно было только по центру – иначе конструкция грозила перевернуться. Диким акробатическим усилием вполз на стул. С огромным трудом выпрямился – все под ногами ходило ходуном, к тому же, меня, наверное, самого начинало трясти. С опаской поднял глаза.

Теоретически, если изо всех сил подпрыгнуть, то можно дотянуться до единственной ступеньки лестницы. Правда, остается еще около метра до самой стены – стул-то в центре стола…

Законы физики не дали мне совершить задуманное: даже не попытавшись прыгнуть, я ощутил, что дергающийся стул окончательно вышел из-под контроля. Еще успел сгруппироваться, когда вся конструкция сложилась, как картонный домик.

Стол несколько смягчил падение, но, я, все-таки, достиг жесткого кафеля.

Было очень больно. Хорошо, что ничего не сломал.

На этом мои попытки выбраться закончились. Я сдался. И, сидя на полу, не мог сдержать слез. Все-таки, я слабак – что бы там ни думали иерархи Клана…

Не знаю, сколько времени я провел оцепенении. Но вдруг меня окатила волна страха.

Никогда не замечал за собой склонность к клаустрофобии, но тут с ужасом понял: в этом тесном колодце мне не хватает воздуха! Раскрыв рот, будто рыба, я пополз по холодному полу. На какое-то время все человеческое покинуло меня – остался лишь этот необъяснимый, животный страх. Я скулил, бормотал какие-то бессвязные фразы, и казалось, будто это не я, будто сам я с удивлением и брезгливостью наблюдаю со стороны за этим отвратительным, воющим существом. Вроде бы, даже стошнило где-то у стенки с выбитыми керамическими квадратиками…

Из этого ужаса меня выдернул спокойный, слегка надменный голос:

– Смотри-ка, а ты действительно, один из нас… Полное ничтожество…

Я поднял ошалелый взгляд кверху.

Под вышкой, над кафельной пропастью, самом краешке трамплина стоял незнакомый человек. Отсюда толком не разобрать, как он выглядит. Понятно только, что в темной одежде и темных же очках. Нет, совсем не разобрать…

– Возьми стул. Сядь! – приказал человек.

Я не столько понял, сколько ощутил: надо повиноваться. Спотыкаясь, добрался до середины бассейна, подтащил к себе ближайший стул, сел. Отсюда, из центра, незнакомец был виден лучше – не слишком далеко, но и голову не так задирать.

– Вы… Владыка? – запинаясь, спросил я. – И мне нельзя вас видеть вблизи?

Возможно, мне и не следовало заговаривать первым. Но я боялся снова остаться в одиночестве в этом жутком месте.

– Ты догадлив, – отозвался человек, и в голосе проскочили нотки иронии. – Зачем тебе забивать память образами, которые тебе никогда не пригодятся? У тебе другая роль в нашем Клане, особенная.

– Спасибо! – зачем-то брякнул я

– То, что у тебя специальная роль – не является твоей собственной заслугой. Такова твоя природа. Надеюсь, ты понимаешь это?

– Понимаю, – покорно ответил я.

Все-таки, мне уже гораздо лучше. Даже непростой разговор с высшим иерархом Клана стал для меня наградой после кошмара одиночества и беспомощности…

– Наш брат, иерарх первого уровня по прозвищу Хиляк, спас тебя от неизбежной гибели. И теперь жизнь твоя целиком и полностью принадлежит Клану. Ты ведь не будешь спорить с этим?

– Не буду, – я покачал головой.

Хотя, по совести, у меня до сих пор не проходили сомнения: действительно ли я шагнул бы с той крыши, не останови меня Хиляк? Вопрос кажется чисто философским, но с позиции субординации имеет вполне конкретный смысл. Я рассуждал так: если я не в силах противиться воле старших иерархов, значит, главное условие приобщения соблюдено. Они просто сильнее меня.

Впрочем, сейчас эти мысли несущественны. Важно лишь то, что хочет сказать Владыка.

Я смотрел на него снизу вверх и пытался понять – какой он? Что он из себя представляет? Каков его характер, каковы привычки, сильные стороны и недостатки? Ведь у всех слабаков свои, особенные слабости…

Здравый смысл медленно возвращался в мою больную голову. И я стал догадываться: видимо, весь цирк с бассейном для того и придуман – чтобы мне было плохо видно этого человека, а эхо искажало голос. И то, что он буквально висит в воздухе, а я сижу в кошмарной яме, по идее, должно способствовать ощущению разницы в статусе и вызывать почтение.

Как говорится, эффект налицо – и никакой электроники.

– Что ж, – сказал Владыка. – Тогда поговорим по существу…

«Небожитель» перестал соблюдать каменную неподвижность, что была в чести у египетских фараонов, и легко присел на край трамплина. Тот тихонько закачался вместе с Владыкой. Однако, очень круто для слабака: он не боится ни высоты, ни качки! Если это должно производить впечатление на новичков, то своего Владыка добился.

– Итак, ты особенный, – сказал Владыка. – Хиляк рассказывал о тебе, а теперь я и сам вижу. Как ты прошел инициацию?

Я поежился, вспоминая.

Первое испытание – чтобы слабаки приняли тебя в свой замкнутый мирок, допустили к тайной кулисе, откуда дергают за невидимые ниточки. Инициация, превращение слабака в члены Клана, довольно проста. Но противоестественна, как и сам Клан.

Чтобы стать подлинным слабаком, нужно пройти через три круга Унижения.

Первый круг – это боль. Это проще всего. Как сейчас помню: темная улица, группа крепких, бритоголовых парней. И я, робко приближаюсь на ватных ногах. На меня смотрят равнодушно, с насмешкой. Мой облик не выдает во мне слабака, потому мне приходится сделать первый ход. «Вы – сборище придурков, – говорю. – Банда фашистов…» Не успеваю закончить фразы – я уже на асфальте, и меня месят ногами. Не слишком усердно, а потому я кричу: «Козлы! Ублюдки!» Вскоре понимаю, что с меня хватит, но парни уже вошли во вкус. И спасает только подоспевший наряд милиции – это страхует Хиляк. Что ж, боль я прошел…

Второй круг – стыд и отвращение. Как ни странно, это мне далось тяжелее. Извалявшись в какой-то мерзости, по указке Хиляка, три дня стоял на коленях в подземном переходе и просил милостыню. Самым кошмарным было то, что ходить можно только под себя. Так что отвращение я получил по полной программе – и от прохожих, и от себя самого.

По окончанию каждого испытания, Хиляк совершал странный ритуал: он заставлял меня плакать. Долго умолять меня не приходилось, я легко срываюсь на слезы. Вот их-то он и собирал маленьким устройством со стеклянной трубкой. Как он сказал – это мой первый взнос в главный фонд Клана – фонд Жалости.

Теперь я ждал третьего круга – страха. Но при этом уже работал Ловцом. Это, наверное, не очень правильно. О чем и сказал робко Владыке.

– Время, проведенное тобой в ожидании, засчитываю в счет третьего круга, – твердо сказал Владыка. – Теперь ты полноправный член Клана.

Так и хотелось крикнуть: «Служу Советскому Союзу!» Что, вообще, принято говорить в таких случаях? И я просто сказал:

– Спасибо…

– Не стоит. Свою благодарность покажешь в поступках. Вот мы и подошли к делам…

Странно было говорить о делах с человеком, качающимся над пропастью на скрипучей доске. Хотя, конечно, мир слабаков в принципе странен – как все уродливое и болезненное в этом цветущем жизнелюбивом мире. Владыка говорил, обхватив одну ногу и покачивая в воздухе свесившейся. Наверное, это должно означать доверительность.

– У Клана возникли определенные проблемы, – сказал Владыка. – Конечно, проблемы существовали всегда, поскольку мы сами по себе – проблема для сильных. Но долгое время нам удавалось оставаться незаметными. Как мыши, мы подбирали упавшие зерна – и сильные этого не замечали. Или просто не хотели замечать. Но теперь что-то изменилось. Нас заметили…

Владыка замолчал.

От неудобного ракурса у меня начала затекать шея. Не до театральных пауз – я ждал продолжения. И человек, зависший между потолком и кафельным полом, продолжил:

– В наших рядах появился чужак.

– Предатель? – осторожно спросил я.

– Он оказался бы предателем, если бы был слабаком. Такое бывало и раньше. У нас есть те, кто занимается чисткой рядов. Сейчас все гораздо хуже. Среди нас прячется анимал.

– В смысле – сильный?

– В смысле – убежденный, яростный, прирожденный сильный. Враг.

Это был повод поерзать на стуле. Отчего-то меня посетило чувство тоскливой неизбежности – как необходимость плестись в военкомат по повестке. Хотелось возмутиться: «Причем здесь я?!» Но возражать Владыке было еще страшнее.

Тут Владыка несколько вышел из образа: он вздохнул. И это было видно даже со дна моего пересохшего колодца.

– Мы – слабы, – сказал Владыка. – Слишком слабы. Мы нерешительны. У нас плохо развита интуиция. Мы не можем на равных соперничать с сильными, даже если их мало, а нас – тысячи. Мы сила, пока мы вне мира сильных. Впрочем, ты знаешь…

– Да… – эхом отозвался я.

– Нашему Клану может придти конец, – тихо сказал Владыка. – Едва только сильные всерьез воспримут нас как угрозу своему укладу – укладу сильных – нам крышка. Сначала развалят Контур, а потом человечество медленно скатится к тому, с чего начало: к праву сильного и пожиранию себе подобных…

– По-моему, вы сгущаете краски… – пробормотал я. Мне очень не понравилась нарисованная Владыкой картинка.

– Это худший сценарий, – признал Владыка. – Мы не знаем, кто этот чужак. А главное – один ли он, и что он про нас знает.

– А что…

Владыка легко поднялся, отчего трамплин опасно заиграл под ним, и небрежно ткнул в меня пальцем:

– А все остальное должен выяснить ты!

Вот те раз! Я аж вскочил со стула.

– Но почему именно я?! У вас же есть эти… специалисты!

– Они все слабаки.

– Но ведь и я слабак! И у меня никакого опыта! Я ничего не знаю! Я боюсь, в конце-концов!

– У тебя одно преимущество: тебя легко принимают за анимала.

– Только на короткое время!

– Вот и используй это время правильно.

Я чуть не задохнулся от возмущения и растерянности. Владыка сложил руки на груди и заговорил быстро и четко, словно отдавая приказ. Наверное, так оно и было.

– У тебя будут опытные помощники. Им я доверяю. Больше никто не должен знать о нашем разговоре.

– Даже Держатели, даже Большой Круг?

– Они – тем более. Именно поэтому я беседую с тобой здесь. Больше никаких вопросов. Приступай.

И ушел.

Пару минут я стоял в оцепенении, не в силах ни шевелиться, ни думать. Есть такое выражение: «гора свалилась с плеч». Со мной же произошло обратное – я похоронен рухнувшей на голову скалой…

Я вздрогнул.

Это, все-таки, не скала. Это сверху упала, раскручиваясь, веревочная лестница.