Я вошел. Дверь за мной закрыл какой-то плотный конопатый мальчишка – возрастом постарше. Посмотрел на меня равнодушно и даже здороваться не стал. Просто закрыл дверь на хорошо смазанных петлях. Лязгнул засов, мальчишка уселся на перевернутый деревянный ящик – тут же у стены. Зевнул и воткнул в уши маленькие присоски наушников.

Наверное, кроме меня, сегодня посетителей не ждали.

Продолжил путь вслед за девочкой, стараясь ничему не удивляться. Однако не вышло.

Мы прошли между приземистыми побеленными бараками и оказались на обширной спортивной площадке – с футбольными воротами, баскетбольными корзинами, множеством давно забытых мною снарядов…

Площадка была полна детьми!

Дети носились за мячами, просто друг за другом, гроздьями висели на железных турниках, сидели в сторонке на длинных лавках и просто на траве, качались на качелях…

Как я сразу не услышал всего этого гама?!

Я встал, как вкопанный. Оглянувшись, остановилась и моя проводница.

– А что здесь у вас такое? – опешив, спросил я, делая какой-то нелепый жест.

– Как что? – удивилась девочка. – Пионерский лагерь «Буревестник». Вы разве не видели, что на воротах написано?

Я вспомнил, что было написано на воротах, и с сомнением посмотрел на девочку.

– Пионерский?

– Ну, почти, – пожала хрупкими плечиками девочка. – Красные галстуки носить не обязательно. Но многие носят…

Тут я заметил, что на многих ребятах действительно красные галстуки. Как в моем далеком пионерском детстве…

Я ничего не понимал. А как же Обитель? Где прячется святая-святых Клана? Что здесь, вообще, происходит?

– Да пойдемте же! – недовольным голосом потребовала девочка. – Пал Ильич ждет…

– Кто это? – машинально спросил я?

– Наш главный физкультурник, физрук, – в голосе девочки появилась почтительность. – А, вот он! Пал Ильич! Пал Ильич! Привела!

Девочка бросилась навстречу долговязому пожилому мужчине, вполне, впрочем, крепкому на вид. Был он одет в давно не модный спортивный костюм с «адидасовскими» полосками, на ногах имел кеды, а на голове – смешную шапочку с помпоном. Чем-то он напоминал туриста советских времен, как их любят пародировать в наше время. Лицо загорелое, морщинистое и сухое. И взгляд какой-то особенный – пронзительный, жадный, как будто ждущий чего-то, что вот-вот должно произойти.

– Ну, спасибо, Катюш, беги к своим, – ласково сказал Пал Ильич, потрепал девочку за тощее плечо и слегка подтолкнул. Та засеменила прочь, временами крутясь вокруг себя и оглядываясь в нашу сторону.

Я стоял молча и ждал продолжения.

Пал Ильич, не спеша, приблизился, обошел меня, разглядывая, словно статую в парке. В этот момент я почувствовал себя крайне неуютно. Неприятно, когда тебя осматривают, как лошадь, выставленную на продажу – но я ощутил вдруг знакомую робость.

Этот слабак был сильней меня. Значительно сильней.

Странно правда? Слабак, который пугает куда больше, чем настоящий сильный. Надо как следует повариться в нашем тайном мире, чтобы понять этот парадокс. Я же только к нему прикоснулся…

– Да, хорош, – сказал, наконец, Пал Ильич и поднял взгляд от моих ботинок. – Хочешь что-то спросить?

– Да… – проговорил я.

Наверное, внешне моя робость, как всегда, не заметна. Но у меня создалось впечатление, что этот «физкультурник» читает меня, как старую газету. Я так до сих пор и не понял, кто же этот человек на самом деле. А он, в свою очередь, не спешил с объяснениями.

– Я думал, что здесь Обитель, – сказал я. – А здесь – детский лагерь…

Пал Ильич посмотрел в сторону спортивной площадки: там несколько мальчишек с криками образовали свалку – не поделили мяч.

– Не любишь детей? – поинтересовался Пал Ильич.

– Почему? Просто… Даже не знаю…

– Дети и Обитель – что может быть общего? – усмехнулся Пал Ильич. – Разве это не идеальное прикрытие?

– Прикрытие? – я опешил. – Вы прикрываетесь детьми?

– Во-первых, не «вы», а мы, – с ленцой отозвался Пал Ильич. – А во-вторых, должны же мы готовить себе смену…

– Вот в чем дело… – я начал понимать. – Все эти дети – слабаки?

– Практически, – Пал Ильич криво улыбнулся. – С детьми все не так просто. Кто сильный, кто слабак, станет ясно далеко не сразу. Но так, по крайней мере, наше будущее под контролем… Пойдем!

Физрук поманил небрежным жестом, и мы пошли по гравийной дорожке, что вилась между неряшливыми кустами. Когда первое наваждение прошло, стало ясно, что лагерь действительно порядком запущен, а дети в основной своей массе – довольно апатичны с виду.

Болезненный какой-то лагерь. И веселье у детей вялое, напускное. Мне доводилось в детстве бывать в лагерях, и воспоминания о тех временах – самые светлые. И что мне запомнилось больше всего – это неизменные лидеры, выдумщики и заводилы, без которых вряд ли было бы так весело. Кто придумывал все эти ночные побеги, шутки с зубной пастой, страшные истории по ночам и довольно жестокие розыгрыши со спящими приятелями? Как сейчас помню ту разъедающую душу зависть хулиганистым и веселым приятелям…

Но, кто его знает – может, все это искажения памяти, и у нас все было так же? И все наши забавы со стороны выглядели скучными глупостями? Конечно, слабак далеко не всегда выглядит слабаком. Но детям скрывать правду гораздо труднее…

– И кого ж вы из них готовите? – поинтересовался я. – Идеальных слабаков?

Тут же чуть не налетел на своего спутника. Тот сверкнул глазами и тихо бросил:

– Не произноси здесь больше этого слова! Понял?! Говори – «наши».

Я заткнулся. Даже голову вжал в плечи.

Однако круто он берет. Неужто предо мной сам Владыка? Очень на то похоже: рядом с ним я вновь ощутил свое, забытое было, ничтожество. Нельзя этого делать, можно совсем нюх потерять…

– А где остальные? – виновато поинтересовался я. И быстро уточнил:

– Ну… Наши…

– Здесь все взрослые – наши. Вожатые отрядов, администрация, повара, дворники, водители… – физрук снова говорил спокойно и приветливо.

Навстречу пробежала группка девочек – они о чем-то весело переговаривались. Приблизившись, разом замолчали, хором поздоровались – и в лицах их была какая-то большая детская тайна. Только отбежав достаточно далеко, они снова принялись что-то шумно обсуждать.

Дети как дети. Наверное, даже хорошо, что их отделили от сильных сверстников. Мне вдруг вспомнилось собственное затравленное детство, дикие драки в подъездах, постоянный страх и унижение… Даже в глазах потемнело. Все-таки здорово, что детство проходит…

Приблизились к какому-то облезлому зданию, поднялись на крыльцо, вошли. Надо же – снова спортзал…

– Ударь его, ну! Бей же!

Это кричит какой-то крепкий коренастый парень – видимо, тренер. Перед ним на матах несколько мальчишек. И двое – в боевой стойке.

И оба зареванные, с раскрасневшимися от слез лицами.

– Двинь ему! – взвизгнул тренер.

Я вздрогнул, покосился на физрука. Тот не удостоил странную сцену своим вниманием. Поманил меня за собой. Мы прошли через зал, в котором тренер перешел на разъяренный крик:

– Ударь его, маленький ублюдок! Вот так, так! А ты чего рот раскрыл?! Где блок? Болевой, болевой давай! Вот так! И никакой пощады! Добивай!

Послышались крики и рев, полный обиды и боли.

Даже холодок по спине пробежал.

– Это нормально? – осторожно спросил я.

– Что именно? – не оборачиваясь, отозвался Пал Ильич.

– Не слишком ли жестоко? Они ж слабые…

– Жестоко… Можешь считать, что это прививка, – усмехнулся физрук. Теперь мы шли по узкому темному коридору с непропорционально высоким потолком. – В жизни их ждет куда больше жестокости.

– И все-таки… Они ведь дети!

– Все мы были детьми… – Пал Ильич обернул, посмотрел на меня с сомнением и сказал:

– Это научная группа. Мы изучаем – может ли слабак стать сильным.

– Опыты на детях?!

– Не только. Но у детей больше шансов.

– И… Как успехи? Сколько слабаков стало сильными?

Пал Ильич ответил не сразу. Когда я решил, что не дождусь ответа, сказал коротко:

– Ни одного.

У меня было много вопросов. Честно говоря, не нравилось мне это место, совсем не нравилось. Но тут Пал Ильич остановился перед грубо покрашенной дверью и осторожно постучал в нее.

– На минутку заглянем… – сообщил он мне.

Куда пришли, зачем? У нас нет такого правила – не задавать вопросов. Просто я на опыте убедился: слабаки не любят отвечать. Придет время – сами все расскажут. Если сочтут нужным.

– Да! Заходите! – донеслось из-за двери.

Физрук потянул ручку. Кивнул мне: «Проходи».

Честно говоря, не ожидал такого увидеть. Небольшая комната с решеткой на пыльном окне сплошь уставлена полками. И на полках этих стояли… нет – покоились – десятки великолепных парусников. Конечно же – моделей – но столь мастерски выполненных, что у меня вырвался какой-то нечленораздельный звук. Наверное, он выражал восхищение. Здесь были основательные каравеллы, похожие на изысканную мебель галеоны, мощные трехпалубные линкоры, легендарные фрегаты, стремительные клиперы…

Ослепленным этим великолепием, я не сразу заметил лысоватого круглолицего человека за столом – его скрывала недостроенная модель парового корвета с черной трубой между мачтами. Человек смотрел на меня поверх мощных очков, и взгляд его был внимательным и чуть ироничным. Чем-то он напомнил мне Папу Карло из детского фильма. Довершал образ довольно характерный фон: где-то работало обычное сетевое радио, нудно бормоча последние известия.

– Ага! – сказал человек и принялся бодро вытирать руки ветошью, не отрывая от меня внимательного взгляда.

Была в его глазах какая-то заразительная искорка: мне почему-то безумно захотелось немедленно заняться постройкой маленьких кораблей.

– Как добрался? – поинтересовался человек, выбираясь из-за стола, заваленного чертежами и инструментами. Он оказался совсем небольшого роста и теперь больше напоминал актера Дэнни Де Вито.

– Спасибо, нормально.

Я не знал, как себя вести перед очередным незнакомцем. Выручил Пал Ильич.

– Знакомься, Близнец: наш завхоз, Степан Матвеич…

– …и по совместительству – ведущий судомодельного кружка, – подхватил завхоз. – Зови меня просто – Матвеич – так меня все здесь зовут.

– Очень приятно, – натянуто улыбнулся. – Вообще-то меня вызывали к Владыке. А я все никак не доберусь. Как бы он на меня не рассердился…

– Это он может, – серьезно кивнул завхоз. – Он у нас пунктуальность уважает…

– Матвеич, не в службу, а в дружбу – проводи новобранца, а? – сказал физрук. – А то у меня старшая группа уже на тренировку собралась…

– Конечно, конечно, Пал Ильич! – Матвеич замахал коротенькими ручками. – Ступай себе, я провожу молодого человека…

Физрук тихо исчез. Завхоз, смешно раскачиваясь, принялся ходить вокруг стола: наводил порядок. Хотя, мне показалось, хаоса от этого стало еще больше.

– Эх, дела, дела… – сетовал Матвеич. – Никакого покоя – которую уже неделю не могу корвет достроить! А посмотри, какой красавец! «Уругвай» называется… Гордость Аргентинского полярного флота! Участвовал в антарктических экспедициях, спасал затертые во льдах корабли, а ведь с виду такой хрупкий! Вот, подойди, загляни в люк… Видишь? Там внутри все, как на настоящем! Знаешь, сколько труда вложено?

– Здорово… – признал я, заглядывая одним глазом в крохотный лючок. Там действительно было полно мелких деталей, но узнал я только миниатюрный штурвал в кормовой надстройке.

Признаться, я всегда поражался подобного род хобби. Люди тратят массу времени на повторение того, что уже было – только в куда более условной и бесполезной форме. Я сам в детстве много раз порывался начать коллекционировать модели самолетов, склеивал, раскрашивал – но это мне быстро надоедало. Надо иметь совершенно особенный склад ума. Или характера.

Конечно, вслух я всего этого не сказал – только ахал, да восхищенно причмокивал – пока завхоз не принялся суетливо выталкивать меня за дверь. Напоследок он зачем-то щелкнул кнопкой на допотопном радио. Нудная дикторша запнулась на полуслове.

– Идем-идем! – бодро воскликнул завхоз, застегивая верхнюю пуговицу замызганного синего халата.

Господи, где он только его раздобыл? Получил в наследство? И из оттопыренных карманов торчат какие-то инструменты. Не хватает только синего берета на голове…

– Погоди! – сказал завхоз.

И напялил на голову снятый с вешалки пыльный синий берет.

М-да. Однако!

– Идем, идем, мой юный друг! – продолжал болтать завхоз, выпихивая меня из своего маленького музея.

Теперь он гремел обширной связкой ключей, склонившись над замызганной замочной скважиной. Он будто сейф запирал, честное слово! И при этом болтал, не умолкая:

– Дети… Ах, эти дети! До всего любопытные, везде бы им залезть, все бы им потрогать, пощупать, проверить на прочность! А мои модели – хрупкие, изящные вещицы, они такого обращения не терпят. Ты думаешь, я сейчас запру дверь на замок и успокоюсь? Как бы не так! С этими детьми никогда нельзя быть спокойным! Найдут способ залезть, чтоб им пусто было… Начнут проверять: хорошо ли корабли плавают, прочен ли такелаж, стреляют ли пушечки… Чего доброго, устроят морской бой – я знаю, есть у нас такие мечтатели! Им бы все взрывать – никакой душевной тонкости…

– Дети, все-таки… – вставил я.

– Именно! – Матвеич поднял короткий белый палец.

Он уже справился с замком, и теперь силился запихнуть связку ключей в карман халата. Связка ощетинилась, как еж, и лезть в карман не желала.

– Потому я и открыл кружок – чтобы детишки сами себе корабли строили. Так нет же! Им интересно все готовенькое… Уф… Ну, что, пошли?

Ключи теперь вызывающе торчали из кармана, но завхоз, казалось, был удовлетворен и шел впереди, важно заложив руки за спину. Время от времени срывался в сторону – то к стоящей не там, где нужно, швабре, то роясь в каком-то попавшемся на пути хламе, то качая головой перед участком стены с облупившейся краской, то цокая языком под перегоревшей лампочкой.

Очень деятельный человек.

– Как вам наша Обитель? – поинтересовался он.

– Еще не знаю, – признался я. – Я ожидал… Чего-то более основательного.