– И кто это решил, что кабинет дежурного доктора должен быть именно таким: напоминать одновременно дворницкую, пристанище сельского коновала и казарму выпускников бронетанкового училища? – Андрей уныло смотрел на крашеные суровой темно-зеленой краской стены, от одного вида которых по шкуре пробегал мороз, и хотелось быстро-быстро убежать в бар «Зеленая тоска» и напиться до розовых слонов. Или в бар «Розовая тоска» и напиться до таких же мрачных зеленых – смысл был, отнюдь, не в цвете, а именно в смысле.
Андрей зевнул, лязгнул зубами, потер глаза и вспомнил, как в детстве ему купили зеленого слона. Слон был чрезвычайно красив – белое брюшко, мягкие бивни и шальная улыбчивая морда производства фабрики игрушек «Царская новь», а самое главное – ровно метр сорок в диаметре и два десять в высоту.
Когда прибывший с северов на побывку дядька Андрея втащил в квартиру это чудо, маму чуть не схватил инфаркт. Она выронила кружку с наведенным морсом на пол, ойкнула и побежала на балкон за шваброй, а дядька стоял довольный посреди прихожей, еле видимый из-за слона.
– Поди сюда, Андрей, повелитель динозавров! – зычным голосом протрубил он на всю квартиру. От дядьки несло водкой, и чувствовал он себя, наверняка, вожаком стада в африканских джунглях. – Познакомься с моим другом, его зовут Джо, и это лучший охотник на просторах саванны!
Андрей, как ошпаренный, выскочил из туалета, где он украдкой от отца рассматривал трофейные журналы «Плейбой» с умопомрачительными красотками на развороте, и налетел на слона, который мягко принял его на грудь, самортизировал и обдал ни с чем несравнимым запахом ваты и поролона. – Глянь, какого я тебе зверя добыл! – дядька раскачивался из стороны в сторону, глупо улыбался и подмигивал Андрею, заговорщически шепча, – только пока мамке не говори, заругает!
– Еще как! – мать (Глафира Львовна Корявая, в девичестве Тюфяк) быстро вернулась с балкона и набросилась на дядьку со шваброй наперевес, – ну-ка быстро забирай свое чудовище и вон пошел на улицу вместе со своим слоном, пока я вас обоих не спустила с лестницы, алкоголик!
Вид мамы был страшен, Андрей забился в угол, с замиранием сердца ожидая, что же будет, и неужели его нового зеленого друга прямо сейчас выгонят из дома. Но дядька (брат-близнец отца Андрея) был мужик что надо, кроме того, как потом узнал Андрей, когда-то и у него были очень теплые отношения с мамой Андрея, поэтому дядька не спасовал, но строго, по-отечески, указал маме на ее вздорный нрав и несносный характер:
– Потише мне тут, Глафира! Друзьями не разбрасываются, и отныне Джо будет жить здесь, это я тебе говорю – Аскольд Корявый! (а папу Андрея звали Изольд, и отчество Владленович). – Иди лучше ко мне, кровинушка моя!
– Тьфу на тебя – мама с грохотом отбросила швабру в сторону и стала вытирать руки о передник, – как пить дать, съем я твоего слона на праздник, отрублю ему бивни и зажарю на подсолнечном масле, ирод!
– Неееееееееееееееееееет! – Андрей, всхлипнув, вылетел из угла и бросился к матери, – нееееееееееееееееет, лучше меня убей, слона не дам!
– Да что вы все, белены объелись?! Отстань от меня, уже и пошутить нельзя! – мама мрачно отстранила сына, – нужно было тогда аборт сделать, гуляла бы сейчас вольной лебедушкой и не была бы Корявой, прости господи!..
– Пожалуй, даже и не казарма, а каземат в Петропавловской крепости или в Константиновском равелине в момент турецкой атаки! Не хватает только свиста снарядов, а вот остальной антураж – налицо! И они думают, что вновь поступившие больные почувствуют в таком кабинете успокоение? Или же они просто хотят раз и навсегда показать им, во что те вляпались, и что теперь пути назад нет? Чудны дела твои, чудны!
Андрей сел на прикрученный к полу железный стул, не забыв подложить теплую домотканую подушечку под зад. На подушечке был изображен кубанский казак на коне, в папахе и бурке, с усами и с саблей наголо, который лихим движением кистью сносит голову басурману – по виду герцог Вильгельм Оранский со средневековой гравюры, только в розовых стрингах на волосатых чреслах.
Подушечку недавно подарила Андрею одна забавная пациентка, пригрозив, что если ее подарок не оценят, она будет приходить к Андрею во сне и отбирать мороженое. Столь серьезную угрозу игнорировать было нельзя, к тому же подушечка оказалось на редкость мягкой и теплой, и Андрей с удовольствием пользовался ею.
– Вот ведь угораздило меня пойти сюда на работу! От одной мебели геморрой разовьется на второй день, а ощущение – ну точно, как в мертвецкой. Да, говорила мне мама: «Учись, сынок, на дантиста!» Нет, уперся, как идиот! «Буду психологом, буду квалифицированным психиатром!» Теперь вот сидишь здесь на железном стуле и пытаешься понять – чем он лучше уютного стоматологического кресла плюс зарплаты тысяч в двести пятьдесят?
Андрей достал из сумки железную кружку, постучал ею о железный же стол, сваренный из списанных сантехнических труб, и пригорюнился. Один раз в неделю он обязан был встречать и осматривать вновь поступающих в стационар и жутко не любил это занятие. И вряд ли сможет полюбить в дальнейшем.
Клиника – учреждение особенное, сюда не привозили тривиальных пациентов, каждый был уникумом, а кое-кто настолько страшным, что наводил ужас даже на матерых санитаров в бронежилетах и с резиновым дубьем в руках. Таких валили всем миром – сначала напрыгивали сзади и заламывали конечности, а только потом заковывали в смирительные рубахи и укрощали незаменимым укольчиком, способным в случае нужды остановить даже лошадь на полном скаку. И стоит ли говорить, что в момент первичного приема (до выявления степени опасности или безопасности больных) пациентов от доктора отгораживала толстая металлическая сетка – она шла в комплекте со столом и спасла уже не одну жизнь.
– А вот в тюрьме сейчас ужин – макароны дают! А у меня только пустая кружка и псих на подходе! Успею, не успею? – Андрей быстро вскочил, вытащил из сумки литровую фляжку из IKEA и налил из нее заваренный чай в кружку.
– С жасмином, оно, пожалуй, даже приятнее, чем с мятой! От мяты одна истома, и не понимаешь, то ли выпил чаю, а то ли сразу снотворного, после которого хочется только спать – и желательно долго. Нет, определенно, мята мне никоим образом не походит – так же как и чебрец: во-первых, невкусный, а во-вторых, кроме как в аптеках его нигде и не купишь – да еще и не во всех! А вот жасмин – совсем другое дело: и на язык великолепен, и бодрит, и название органическое – жасмин! Прямо, слух радуется!
В дверь громко постучали, и грубый голос спросил: «Можно?»
– Валяй! – Андрей признал сопровождающего санитара Перельмана – а что с ним церемониться? Они были с ним хорошими друзьями.
Перельман считался в клинике старожилом (начинал работать еще при СССР), поэтому никто не обращал внимания на странности в его поведении, появившиеся с годами. Так, однажды он четыре часа общался с поступившим на лечение писателем-авангардистом, после чего уел всех незамысловатыми виршами:
Есть идея, от идеи потею,
От идеи робею, от идеи худею,
От идеи легко,
От идеи нелегко!
Визуализирую женскую грудь,
Не получается – в итоге грусть!
Есть мнение,
Переходящее в сомнения,
Переходящие в поведение,
Переходящие в овеществление,
Переходящие в кормление грудью,
Грудь люблю и не забуду я!
– Тебе какая грудь больше нравится? – был первый вопрос, который Перельман адресовал Андрею сразу после знакомства.
– Не понял! – Андрей опешил, не зная, как реагировать на слова заслуженного санитара.
– А что тут непонятного? – Перельман, кажется, даже обиделся, – ты, вроде, на девственника не похож! Говори немедленно!
– Ну, я даже и не знаю! – Андрей тянул время, – а из чего выбирать? Перельман расплылся в улыбке и протянул Андрею беломорину:
– Вот, совсем другое дело! А строит тут из себя девственника на границе! Запоминай, пехота, два раза повторять не буду!
Форма первая: Баскетбол – грудь большого размера, круглая;
Форма вторая: Грабли – грудь большого размера, обвисшая;
Форма третья: Баллон – грудь большего размера, чем большой;
Форма четвертая: Маковка – гигантская грудь, круглая;
Форма пятая: Цепеллин – гигантская грудь, обвисшая;
Форма шестая: Монте-Карло – груди нет;
Форма седьмая: Азиатчина – маленькая грудь узкой формы;
Форма восьмая: Колбаса – большая грудь, похожая на колбасу;
Форма девятая: Колба – грудь сужена в основании, расширяется к соску;
Форма десятая: Лесосека – большая грудь узкой формы;
Форма одиннадцатая: Пацюк – вялая грудь среднего размера;
Форма двенадцатая: Роял Стандарт – упругая грудь маленького размера;
Форма тринадцатая: Роял Нестандарт – упругая грудь маленького размера с заостренными сосками;
Форма четырнадцатая: Дата Туташкия – волосатая;
Форма пятнадцатая: Персик – большая и клевая!
Форма шестнадцатая: Рыжик – средняя и клевая!
Форма семнадцать: Магарыч – маленькая и клевая!
– Ну, так какая?
Андрей подумал и уверенно ответил: «Магарыч!»
– Вот тебе и на! – Перельман выглядел расстроенным, – а я-то думал, что вот, появился единомышленник, которому аэростаты нравятся! И что ж вы все молодые такие глупые, никак не можете понять, что баба должна под рукой чувствоваться, а не греметь костями, как стиральная доска!
– Да не слушай ты его! – вмешался в их разговор проходивший мимо врач лет сорока, – это же Перельман, он со своими аэростатами уже всю больницу забибикал, все никак не может смириться, что от него жена убежала к соседу-кондитеру!
– Во-первых, не к кондитеру, а к мяснику! А во-вторых, не к соседу, а к свояку! И в третьих, не сбежала, а я её выгнал! – запальчиво ответил Перельман, – а все потому, что Пацюк, и никакого душевного удовлетворения!
– Ну-ну! – хмыкнул врач и пошел дальше. Андрею стало не по себе, ему почему-то подумалось, что негоже принародно обсуждать женщин, а тем более жен. Но, конечно, он ничего не сказал…
– Вот, Андрюша, привел! – Перельман был небрит, и от него разило дешевым тройным одеколоном, – с новым психом тебя! А вот история болезни, переводят к нам – в других стационарах от него открещиваются, ну а мы, сам понимаешь, любому рады!
Андрей взглянул на маленького тщедушного человечка с невыразительным смазанным лицом, невидящим взором смотревшим куда-то в потолок. – Что ж! Давай усаживай его на стул, но стой за дверью, если позвоню, сразу действуй!
– Ну-с! Как Вас зовут? – Андрей открыл историю болезни и первым делом наткнулся на подшитый в папку тетрадный клетчатый листок с нарисованной летающей тарелкой. Из тарелки выглядывали злобные рожи рогатых инопланетян, а один высунул задницу наружу и гадил на человека внизу. К голове человека был приклеен ярлык, на котором было написано: «Иван Иванович Суржиков весь в инопланетном дерьме!»
– Я так пониманию, Вы и есть Иван Иванович Суржиков! – Андрей удовлетворенно покивал головой: «Дело номер СП-00000000787543 Ивана Иванович Суржикова, 15.05.1964, москвич, холост, неженат, бобыль» – Ага, а вот и фирменный логотип больницы Скворцова-Степанова! Интересно, он что, к нам из Питера прибыл? Тогда понятно, там у них все шутники!
– Ну-с, милейший Иван Иванович, может, Вы мне расскажите, какая такая оказия с Вами приключилась?
Маленький человек задумчиво повернул голову в сторону Андрея, в его глазах мелькнула искра разума, он высунул язык, после чего смачно харкнул на пол:
О проекте
О подписке