– За чужой счет каждый горазд, напиться. Эх, нам бы их капитал и возможности,– вздохнула Эллина и призналась. – Меня настораживает большая разница в возрасте. Не афера ли с этим объявлением?

– Тридцать лет, пустяки, – развеял он ее тревогу. – Я знаю одного старого чудака, так он женился на девушке с разницей в сорок лет, почитай, на внучке. Правда, она от него после медового месяца сбежала, но факт остается фактом.

– Это же инцест, кровосмешение? – возмутилась жена. – От таких браков родятся калеки с разными патологиями…

– Она ему не родственница, – сообщил Степан. – Хоть и месяц, но потешил свое самолюбие, насладился юным телом.

– Чего только на белом свете не бывает, поэтому и называют его грешным, – вздохнула Пшонка. – Помилуй и сохрани нас, Господь, от напастей, одари нас лучше счастьем…

Фортуна им не изменила. Все получилось, как надо – старпом не подвел, дал в кредит семьсот долларов, новый паспорт оформили в рекордный срок. Эллину немного приодели в меховые сапожки и недорогое бывшее в употреблении пальто с норковым, кое-где изъеденным молью каракулевым воротником.

– Степ, может про запас занять долларов триста у соседки Тамары Батрак? У нее валюта водится, недаром в Турцию и Польшу мотается за барахлом, – предложила супруга.

– Упаси Господь с этой базарной бабой связываться, – возразил супруг. – Начнет приставать, зачем да для кого? Она ушлая, без нотариально заверенной расписки не даст. А затем, если просрочим возврат долга, то не будет покоя, по судам затаскает. Мой кореш Кирюха под честное рыбацкое слово без всяких возражений и расписок валюту дал. А бабы себе на уме.

– Пожалуй, ты прав. Тамара мне тоже не нравится за длинный и острый язык, – призналась Эллина. – Любит в чужие дела совать нос, поэтому я отказалась от предложения вместе спекулировать на рынке тряпками, памперсами, бижутерией и турецким золотом. Всех осуждает, срамит, считая лишь себя праведной и справедливой. Горя и сплетен не оберешься.

– Вот именно, – подтвердил Степан, редко соглашавшийся с женой, и обнадежил. – Голландец тебе на радостях соболью или норковую шубу подарит, колье с бриллиантами, перстни с рубинами и изумрудами. У него, коль решил жениться на русской бабе, евро и доллары куры не клюют. Мучается, страдает из-за того, что не знает, что с ними делать. Мы быстро найдем им применение. У нас столько проблем, где тонко, там и рвется.

Пшонка подвела тушью ресницы, навела на щеках румяны, а губы очертила алой помадой. Освободилась от термобигудей и светло-каштановые волосы локонами обрамили ее голову. Степан с удивлением и восторгом произнес:

–Ох, ты, птичка моя, да ты у меня, красавица писаная! Глаз не отвести. Что ж ты раньше так не чепурилась? У голландца голова пойдет кругом, слюни потекут. Жаль тебя отпускать. Чувствую сердцем, что он от тебя не отстанет, пока не согрешишь.

– Степ, может, я никуда не поеду? Сердце не лежит и какое-то смутное предчувствие?– призналась жена.

– Нет, лапушка, поезжай, поздно назад пятками идти, поезд тронулся. Решено окончательно и бесповоротно, – твердо сказал супруг. – С болью в сердце отпускаю, но другого эффективного способа выбраться из нищеты, стать белыми людьми, у нас нет. Воровать, тащить в дом, где что плохо и хорошо лежит, мы не приучены, совесть не позволяет. Помощи ждать не откуда. Что твоя, что моя родня – нищета, донашивают обноски социализма. Сами смотрят, как бы у нас что-нибудь из одежды, обуви или харчей на халяву урвать. Поезжай, я за тебя буду молиться, и ждать валютных переводов…

– Знаю, какой из тебя праведник, – усмехнулась она. – Запьешь здесь по-черному без моего присмотра.

–Не без того, только по большим праздникам, я ведь не мумия, а живой человек с земными потребностями. Требуется разрядка от тоски и стрессов, а спирт – самое лучшее лекарство.

–Баб и собутыльников не смей в дом приводить, а то последние вещи вынесут, – наставляла она, рассматривая свое лицо в позеленевшем по краям зеркале старого трюмо. – Если только узнаю, что ты здесь устроил притон, публичный дом, то брошу все, вернусь и устрою тебе большую порку. Выгоню из квартиры к чертовой матери.

– Не от хорошей жизни я вынужден мыкаться, – вздохнул Степан. – Чтобы меня не затянула трясина, регулярно, не реже месяца переводи мне по 100, а лучше 200 евро и тогда порядок будет обеспечен.

– Ты что, рехнулся, такую сумму на одного?! Слишком жирно. Сколько же тогда мне останется?

– Не жадничай, ты же у голландца будешь, как королева, на полном обеспечении, – заметил он. – Только шибко не объедайся, знай меру, сохраняй фигуру, чтобы не превратилась в жирную Хавронью, как те американки или европейки на хот-догах и гамбургерах.

– Я знаю меру. Ох, Степ, мягко ты стелешь, да жестко спать, – возразила Эллина. – О чем угодно, легко помечтать, а как оно там, на самом деле получится, одному Богу известно. Вдруг он меня покарает за ложь, что я, замужняя женщина, прикинулась невинной, чтобы голландца облапошить?

– Потом, когда дело свершится, вместе грехи замолим, и Господь все простит. Многие так поступают и живут припеваючи, греша и тут же перед иконами замаливая грехи.

– Одно дело, когда человек грешит, заблуждается по недомыслию, а другое, когда со злым умыслом, сознательно, – промолвила жена.

– В том твоей вины нет. Политики, депутаты и чиновники, довели людей и страну до такого мерзкого состояния. Люди бегут за рубеж, словно крысы с тонущего корабля на заработки в страны дальнего зарубежья. Нет на жуликов и казнокрадов, захвативших власть, Сталина или Берия. Всех бы поставил к стенке и пустил в расход. Меньше народа, больше кислорода…

– Ладно, Степ, не рви сердце, словами и слезами делу не поможешь. Вдруг нам на сей раз, фортуна улыбнется, – с надеждой заявила супруга.

– Дай-то Боже! Чувствую, что это наш звездный час! – воодушевился он. – Ты – мой ангел-хранитель, последняя надежда на лучшую жизнь. Надуем голландца и заживем, как белые люди.

Пшонка призадумался о чем-то и продолжил:

– Сказывают, что в давние времена, перед тем, как оправиться в поход или плавание, воины и моряки надевали на своих жен или любовниц кожаные «пояса верности», чтобы те не занимались блудом. Может и нам что-нибудь подобное придумать?

– Еще чего не хватало, – возмутилась Эллина. – Голландец же меня сразу выставит за порог за такой «сюрприз».

– Да с ним надо ухо держать востро, – Степан почесал небритый затылок. – Но ты под любым предлогом отказывай ему в плотских удовольствиях. Ссылайся на болячки, критические дни, на перемену климата и вообще. Тяни кота за хвост.

– Степ, но ведь так долго продолжаться не может, он заподозрит неладное, станет силой брать?

– Выкручивайся, как можешь, но сохрани мне верность, чтобы никто не посмел сделать из меня рогоносца! – твердо с нескрываемой угрозой заявил супруг. – Устроишься и не скромничай, сразу же возьми буржуя за жабры. Потребуй аванс в пятьсот, нет… в тысячу евро, а может и больше, не обеднеет. Половину перешли мне по Вестерн-юнион, .

– Степ, ты мне уже все уши прожужжал с этим Вестерн-юнионом, – упрекнула Эллина.

– Что же ты, душечка, хотела. Самой в роскоши купаться, из золотой посуды питаться, – перебил он ее, довольный неожиданно удачной рифмой. – Не для того я тебя от сердца, от тела своего отрываю, чтобы ты там шиковала, а я здесь от голода пух.

Он выдержал паузу, пристально глядя на супругу, пытаясь проникнуть в ее сознание и разгадать коварный замысел. Потом продолжил:

– Может ты решила меня и дочку кинуть и связать свою судьбу с голландцем. Выкусишь, этот номер у тебя не пройдет. Из-под земли достану.

– Дурья твоя башка, у меня вообще нет желание ехать, черт знает куда? – призналась женщина. – Ты подумал о том куда, на какой счет я тебе буду валюту отправлять? Может, «дедушке на деревню». Почитай чеховский рассказ.

– Читал, когда в школе учился, – ответил и призадумался он. – У тебя Элка котелок хорошо варит. Как же я об этом не подумал. Понадеялся на почту, а она нынче плохо работает. Мошенники валюту перехватят. Ты права, надо срочно открыть валютный счет в каком-нибудь коммерческом банке. Эх, опять непредвиденные расходы. Придется пожертвовать несколькими бутылками самогона и пива.

– Меньше выпьешь, здоровее будешь, – заметила она.

– Если ты такая хитро-мудрая, то посоветуй, в каком банке лучше всего открыть счет?

–В агропромышленном банке, к нему больше доверия, банкротство не грозит, – сообщила Эллина.

– Может в Приватбанке?

– Там сплошь и рядом засели ушлые евреи.

–Так это и есть гарантия. Они не станут разорять свой банк! – с оптимизмом изрек он.

Не мешкая, отправился в офис банка, размещенный вблизи межрейсового дома рыбаков и ресторана «Меридиан» по улице Свердлова. Через час с довольной миной возвратился домой.

– Открыл счет? – спросила супруга.

– Да, – отозвался он, показал пластиковую карточку и пожаловался. – Заразы, не хотели открывать счет, пока не положил на него пять евро.

– Откуда валюта? – насторожилась она. – У тебя же деньги, как вода, не держатся, Уходят на пойло, постоянно квасишь с собутыльниками. То ты их угощаешь, то они тебя, поэтому не просыхаешь.

– Приберег на черный день, вот и пригодились. А насчет пойла, то твердо решил завязать. Ты не сомневайся, я хозяин своего слова.

– Эх, зарекался кувшин по воду ходить, – вздохнула Эллина. – Боюсь, что всю валюту на алкоголь и баб просадишь. Буду тебе переводить лишь на питание и оплату коммунальных услуг. Не броди по кабакам, а ищи работу, хотя бы сторожем или дворником.

– Выкусишь, я – потомственный рыбак и свято дорожу морской честью. Восемь раз пересек экватор, а ты сухопутная баба, ни одного раза не пересекла.

– Мг, нашел, чем гордиться, когда это было? Теперь ты тоже на берегу баклуши бьешь.

– Все равно, никто не заставит меня, дуть в свисток и ходить с метлой и совком, собирая мусор. Я себе цену знаю, не зря храню полный чемодан почетных грамот и дипломов.

– Эх, кому они теперь нужны. – махнула жена рукой.

Степан отдал ей ксерокопию с реквизитами банка и личного валютного счета. Оригинал оставил себе и велел:

– На этот счет будешь переводить евро, а я их сниму карточкой в банкомате или в офисе. Чудеса техники. Когда-то денежные переводы по телеграфу считались вершиной технических достижений, а нынче Интернет творит чудеса. Только ты не задерживай с переводами. Два-три раза в месяц напоминай о себе, а если крупную сумму, например пятьсот или тысяча евро, то можно и один раз.

– Не жирно ли будет? При дармовых деньгах квартиру в притон превратишь, от алкашей и баб прохода не будет.

– Не трусь, Элка, положу на депозит и когда возвратишься, купим особняк, виллу на берегу моря или на острове Тузла построим, купим иномарку.

– Раскатал губы, недаром говорят, что дурак думкою богатеет, – усмехнулась женщина. – Предполагаю, что у Хуберта нет печатного станка. Он деньги на ветер пускать не станет.

– У банкиров валюты вдоволь, куры не клюют, – возразил Пшонка. Эллина свернула лист бумаги с отпечатанными реквизитами и счетом Степана вчетверо и положила между страниц паспорта.

– Гляди, не потеряй, береги, как зеницу ока, – приказал супруг.

4

Наступил день отъезда. Эллина вскипятила на газовой плите воду, приняла душ. Собрала самые лучшие платья, блузки, кофты и юбки, сапожки, туфли и босоножки, купленные в ту пору, когда Степан промышлял рыболовством и зарабатывал «боны», на которые она отоваривалась импортом в спецмагазине «Альбатрос». Сложила сменное белье, бигуди, полупустую косметичку, губную помаду, тушь для ресниц в старый потертый чемодан с позеленевшими бляшками на уголках. Тщательно утрамбовала, чтобы закрыть замки.

– Гляжу, почти весь гардероб в чемодан упаковала, словно на бал-маскарад собралась, – ревностно заметил Пшонка. – Уж не задумала ли там навсегда остаться под боком у недорезанного буржуя, а меня с дочкой оставить на произвол судьбы-злодейки?

– Степ, подумай, если я перед ним предстану нищенкой, то выгонит в шею. Надо ему пыль в глаза пустить, – выдала Эллина убедительный аргумент.

– Согласен, а вот золотой перстенек и серьги с рубинами, что я тебе подарил на день рождения, сними, оставь дома. Они тебе там ни к чему. Банкир тебе диадему или ожерелье на радостях купит.

– Выкусишь! Я сниму, а ты их загонишь в ломбард или спекулянтам на рынке, а деньги с собутыльниками потратишь. Даже и не помышляй, драгоценности останутся со мной. Это единственная память и утешение о счастливой молодости, – твердо заявила она.

Зная ее строптивый, упертый характер, он не стал настаивать. «Игра стоит свеч. Недельку как-нибудь перекантуюсь, перехвачу деньжат у корешей, а потом начнутся поступления по Вестерн-юнион и заживу припеваючи на широкую ногу, – с теплотой в сердце подумал он. – Когда ходил на траулерах в загранку, я ее кормил и поил, а теперь пусть Элка узнает почем фунт хлеба. Ничего, выдюжит, здоровая бабенка. Если все пойдет, как задумали, то голландец долго не протянет и она, как законная жена иностранца станет хозяйкой всего его имущества. Какие богатства сваляться на наши головы. Это же уму непостижимо! У меня не голова, а Дом советов. Такую гениальную операцию придумал».

Глуповато-наивная улыбка проявилась на его лице.

– Чему радуешь? Жена уезжает, а ему все по барабану, – упрекнула женщина.

– Грущу, сожалею, но не показываю виду, чтобы не расплакаться. Я же не кисейная барышня, а мужик, закаленный морями и штормами.

–Так я тебе и поверила.

– Надо бы посидеть на дорожку, как полагается, чтобы тебе, точнее, нам повезло. Доставай-ка свое НЗ, – с виноватым видом наблюдал за ее сборами, предложил супруг.

– Откуда тебе известно о НЗ?

– Ты же у меня запасливая, всегда что-то приберегаешь на праздник или «пожарный случай».

–Прямо экстрасенс, ясновидец, – усмехнулась Эллина. Зашла в туалет и достала спрятанную от Степана в сливной бачок бутылку марочного вина Мускат. Вытерла салфеткой и поставила на стол.

–Полгода хранила к своему дню рождения, – сообщила женщина. – Похоже на то, что теперь придется его отмечать в Голландии, будь она неладная… Ох, не лежит у меня сердце к этому путешествию.

– Не говори так. Постучи по дереву и сплюнь через плечо, – велел он и пояснил. – У моряков и рыбаков есть такая примета: как корабль назовешь, так он и поплывет.

Эллина, отчасти суеверная, легонько стукнула ладонью по дверному косяку и плюнула через левое плечо.

– Полный порядок, – одобрил, несмотря на предстоящую разлуку, заметно повеселевший при виде вина, Степан. Перед тем, как выдернуть штопором пробку, он потер ладони. Жена собрала нехитрую снедь: бутерброды с дешевой печеночной колбасой и салом, квашенную капусту, соленые огурцы и помидоры. Он разлил ароматное вино по двухсотграммовым стаканам, себе полный, ей – половину. Чтобы не обиделась, пояснил:

– Тебе в дорогу, еще развезет от качки. А у меня, как ты сама заметила, горло луженое, любой напиток впрок.

– Не слишком без меня увлекайся и баб не води, – в который раз предупредила супруга.

– На какие шиши? Какие бабы, если я остаюсь на бобах, а они любят шампанское, цветы и шоколад…

– Есть бабы, что за рюмку самогона под любого мужика лягут.

– Я с такими не вожусь, – с гордостью заявил Пшонка. – Не забывай про Вестерн-юнион. Завяжи узелок на память, чтобы сразу отправила перевод без промедления и раскачки. Через месяц Кирюха потребует должок. Еще хорошо, что без процентов. Ну, давай вздрогнем, чтобы нам с этим богатым буржуем здорово повезло.

Они выпили, молчаливо закусили. Хмель ударил Степану в голову, он неожиданно возжелал нежности, женского тепла. Обнял ее за плечи и пропел свой любимый припев: «Ты рыбачка, я – рыбак, мы не встретимся никак…» Элка, подари мне на прощание свою любовь. Ты сейчас такая загадочная и аппетитная. Когда еще нам доведется? Живо в постельку…

– Ишь, чего захотел. Мало тебе было ночи, всю помял, аж, кости трещат. Прозрел, понял, как без меня будет тоскливо.

– Понял, жаль тебя отпускать, но другого варианта нет, – согласился он.

– У нас уже времени нет, а по-быстрому не хочу. До отправления автобуса полчаса, а еще до вокзала надо доехать, – пояснила женщина.

Он хотел наполнить ее стакан, но супруга прикрыла его сверху ладонью. Тогда Степан налил вино в свой стакан и, не смакуя, залпом выпил до дна. Эллина, бросив взгляд на настенные часы, поспешно оделась, взяла чемодан и сумку со скромными пожитками. На такси денег не было, поэтому дождались троллейбуса.

Степан проводил бывшую супругу на автовокзал. Расставание получилось трогательно-печальным. Она молчала, словно набрав воды в рот, как на поминках.

– Ладно, птичка моя, в добрый путь,– нарушил Пшонка тягостно-гнетущую паузу и прижался губами с колючей щеткой усов к ее холодной щеке.

Накрапывал, подхваченный резкими порывами ветра холодный дождь. Женщина зябко передернула плечами. Он заглянул в ее глаза, и неизвестно, слезинка или капля дождя скользнула по ее щеке. Защемило сердце, но муж не показал своей слабости, опустив голову, попросил:

– Приедешь на место, в Голландию, немедля позвони, как он тебя встретил, где устроилась на ночлег. Будь поначалу покладистой, расположи его к себе, заслужи доверие. Но пусть он волю рукам не дает. Ты у меня умница, в медпрепаратах разбираешься, но гляди, чтобы без следов. Все будет хорошо, как мы задумали, заживем потом в вилле припеваючи…

– Сидела бы я дома, носки, свитер или макраме в тепле вязала, – вдруг заявила Эллина.– Черт меня куда-то несет в такую непогоду.

– Теперь уж хода назад нет, понесли затраты, залезли в долги, придется тебе отрабатывать, – напомнил супруг о суровой прозе жизни. – Не грусти, я буду за тебя молиться. Как только устроишься, позвони и вышли валюту по «Вестерн-юнион», чтобы я с голодухи не протянул ноги, не опух, не околел. Не скупись, твой буржуй не обеднеет. Не забывай, что мы Чабану Кирюхе должны шестьсот баксов, а долг платежом красен.

Он помог ей войти в автобус и водитель «Икаруса» от платформы вырулил машину на трассу. В последний миг Степан сквозь перечерченное потеками дождя стекло увидел печальное лицо жены, поспешно махнул ей рукой. Она обиженно отвернулась.

5

Пшонка не без хлопот отыскала в одном из тихих переулков в пригороде столицы, неказистый одноэтажный дом за ажурной металлической оградой. У ворот скромная вывеска со стрелкой-указателем МБА «Счастье без границ».

Она прошла мимо палисадника к двери. Отворила ее и оказалась в уютной прихожей с несколькими стульями для посетителей. За следующей дверью с яркими стеклами-витражами ее взору предстал офис.

Из-за стола, расположенного у окна, поднялся русоволосый, симпатичный мужчина в светлом клетчатом костюме, в синей сорочке и оранжевом галстуке. На его тщательно выбритом лице просияла белозубая улыбка. Он сделал несколько шагов навстречу посетительнице.

– Добро пожаловать, Эллина Макаровна! Я вас сразу признал по фотографии, но в жизни вы намного моложе и приятнее. Госпожа Пшонка? Очень забавно, оригинально и стильно. Есть такая еврейская присказка: легче сто раз сказать пшенка, чем один раз кукуруза, – скаламбурил мужчина и мягко пожурил. – Долго же вы, голубушка, собирались. Мы, грешным делом подумали, что вы уже нашли себе спутника жизни. Какого-нибудь олигарха или криминального авторитета, что одно другого стоит. Хотели уже снять вас с учета потенциальных невест. Очень вовремя появились, как говорится, в нужное время в нужном месте.

– Деньги, валюту искала, одалживала, – польщенная его заботой, искренне призналась Эллина.

– Ох, бедные наши женщины-красавицы, неутомимые труженицы! – воздел он руки вверх и покаялся. – Это мы, мужики, виноваты, что вы пребываете в таком униженном, рабском положении. Ну, ничего, Эллина Макаровна, не падайте духом, потерпите немного. Бог терпел и нам велел. Скоро, очень скоро вы станете состоятельной госпожой, и все проблемы канут в прошлое.