– Да, семь лет, – подтвердила она.– Протезировала, когда еще мой супруг незабвенный, Филипп Савельевич, жив был. Царство ему небесное. Уже три года, без него, сердешного на белом свете маюсь. Он у меня адвокатом работал, юридической конторой заведовал, уважаемым человеком был, стольких известных людей от тюрьмы спас. А я у него конторе делопроизводством занималась.
Славное было время. Кроме зарплаты за выигранные уголовные и гражданские дела еще и гонорары, разные там подарки, получал. Клиенты не скупились. Сорок лет с Филей прожила, как у Бога за пазухой. Где мы только с ним не побывали. И в Большом театре в Москве, и в Одесском оперном, в Эрмитаже и Третьяковке, в Алмазном фонде, во дворцах крымского Южнобережья, а уж в Ялту и Сочи, в Трускавец и Цхалтубо, считай каждое лето ездили. С деньгами и путевками проблем не было. По моим путешествиям можно географию изучать. Это сейчас я всеми забытая и одинокая. Эх, старость не радость …
– Я вас хорошо понимаю,– вздохнул стоматолог.– При солидном муже блистали в светском обществе. Судьба изменчива. Сейчас многим живется скудно и одиноко? Дай Бог вам счастья и благополучия, процветания и долгих лет жизни.
– Вашими молитвами, Семен Романович, пусть они дойдут до всевышнего, нашего творца и спасителя, – пожелала она. – Я не страдаю, слава Богу, муж обеспечил, а другим хуже приходится. Часто, сидя на скамеечке у подъезда, вижу, как нищие бомжи в мусорных бачках и контейнерах роются, а беспризорники пристают, на хлеб денежку просят. Жалко мне их, сердце кровью обливается. Когда, что есть в кошельке, обязательно подам. На том свете доброта и милосердие зачтутся.
– На этом тоже, – улыбнулся Дубняк.– Так вы настоящий меценат, как Савва Морозов.
– Конечно, – призналось женщина. – Я уже в таком возрасте, что пора подумать о душе, о бренности жизни. Бог, он все зрит и хорошее, и плохое и даже сказывают, что помыслы каждого человека знает. Всем воздаст за заслуги и прегрешения. Может Господь меня оценит и во второй жизни превратит в кошечку персиянку дымчатого цвета, а не в змею или волчицу. Хочу, чтобы меня все любили, кормили и по шерсти гладили. Поэтому не случайно меня каждый раз до слез волнует песня: «Наверное, в следующей жизни я стану кошкой…»
– Забавный, душещипательный опус, – ухмыльнулся стоматолог и заметил с иронией. – Не следует расстраиваться по пустякам, чему быть, того не миновать. На все Божья воля.
– Семен Романович, недавно я прочитала в газете, что у знаменитого артиста Армена Джигарханяна, у того, что сыграл роль Горбатого – главаря банды «Черная кошка» из фильма «Место встречи изменить нельзя», умер любимый кот Фил. Я бы ни за какие коврижки не согласилась бы исполнять мерзкую роль.
– Вам бы ее никто и не предложил, – улыбнулся стоматолог. – Актеры – это лицедеи, марионетки, должны уметь изображать и героев, и злодеев, иначе грош им цена. Вот они и лезут из кожи, чтобы отличиться. Дилетантам в театре и кино не место. Каждый должен заниматься своим делом, учить или лечить.
– Умные слова, я с вами согласна на сто, даже на двести процентов. О чем же я хотела еще сказать? – потеряла Лозинка нить диалога. – А-а, по поводу кота. Так вот, Армен до сих пор о нем печалится
– Ну, что с того? У каждого человека свои причуды и заскоки.
– Не скажите. Если собаку или других животных можно приручить, то кота, кошку невозможно. Не зря говорят, что кот гуляет сам по себе, – с загадочным видом, будто сделала открытие, сообщила Лозинка. – Они знают, что-то тайное и важное, недоступное человеческому разуму. Ученые, парапсихологи считают, что коты, кошки являются посредниками между миром живых и мертвых и поэтому их называют лунными созданиями. Перед тем, как умереть, кот или кошка уходят в укромное место, подальше от людей. Поэтому поговорка о том, что смерть красна, не для них, неземных существ, пришельцев из космоса.
– Все это выдумки шарлатанов, – усмехнулся Дубняк.
– Прямых доказательств нет, лишь, косвенные версии, – вздохнула пациентка.– Если бы, хотя бы часок побывать на том свете. Узнать, так ли на самом деле и возвратиться обратно?
– Это, душечка, невозможно. Оттуда еще никто не возвратился, – заметил стоматолог. – Не тешьте себя иллюзиями. Человек, это тоже растение, выросло, расцвело и завяло, превратился в тлен и прах. Останутся на радость археологам только скелет, череп и зубы, в том числе платиновые, золотые и стальные протезы…
– Ох, как не хочется умирать, как хочется еще пожить, порадоваться солнцу, зеленой траве, цветам, пению птиц, – плаксивым голосом призналась словоохотливая пациентка.
– Успокойтесь, вас никто не хоронит. Живите себе на здоровье. Отремонтирую зубки и еще не одну тонну разных деликатесов, овощей и фруктов перемолотите и пережуете.
– Спасибо, спасибочко, ваши слова, как бальзам на больное сердце..
– За другие органы человека я не отвечаю, а высокое качество зубов лет на пятьдесят вам, Элеонора Борисовна, гарантирую.
– Ой, что вы, Семен Романович, пятьдесят лет?! – всплеснула она руками с пальцами унизанными золотыми перстнями и кольцами. – Хотелось еще столько прожить, но так долго люди не живут. Это сколько же мне тогда исполнилось бы? Больше ста двадцати лет. Если бы продолжительность жизни зависела только от качества зубов, то я бы к вам каждый день ходила.
– Не волнуйтесь, если даже помрете раньше срока, то зубные протезы целыми останутся и когда-нибудь через сотни или тысячи лет археологи или гробокопатели их отыщут, – на полном серьезе сообщил он. – Даю вам слово профессионала.
– Жизнь коротка, поэтому надо ценить каждый день, – вздохнула Лозинка и прагматически заметила. – На Бога надейся, а сам не плошай, гляди в оба. Я, в отличие от других дам, очень забочусь о своем здоровье, о долголетии, интересуюсь разными бальзамами и дорогими дефицитными лекарствами, тайнами народной и тибетской медицины, советами астрологов, экстрасенсов и знахарей, чтобы максимально продлить годы своей жизни.
– Правильно делаете, если сами не побеспокоитесь, то другим до вас нет никакого дела. Однако, красивая у вас мечта, хотя кошка тоже хищница с острыми зубами и когтями, мышке не позавидуешь,– криво усмехнулся Дубняк и со злорадством подумал: «Ишь, чего захотела облезлая кошка. На ладан дышит, а за жизнь из последних сил цепляется. Сгниешь вместе с гробом, одни кости останутся».
– А я считаю, что человек самый опасный хищник,– философски заметила пациентка.– Животным простительно, их природа наделила инстинктами, рефлексами, а человек сознательно поедает и убивает «братьев наших меньших», ради чревоугодия.
– Элеонора Борисовна, если следовать вашей логике, то нам остается только травой, сеном, как жвачным и парнокопытным, питаться,– рассмеялся стоматолог. – Вы, как хотите, ешьте себе на здоровье щавель, салат из одуванчиков, варите щи из топора, а я вегетарианцем никогда не был и не буду. Обожаю шашлыки, жаркое, балыки, шницеля и прочие мясные блюда, черную, красную и паюсную икру. – Мясная пища укорачивает жизнь,– с лукавством напомнила Лозинка.
– Меня это не тревожит, я проживу долго и счастливо, – уверенно заметил он.– В наследство получил гены долгожителя.
– Только творец Господь решает, кто и сколько проживет, – возразила она и перекрестилась унизанными золотыми кольцами и перстнями с самоцветами сухими пальцами.
– Это похоже на трибунал, – сухо заметил Семен Романович, орудуя никелированным инструментом.
– Так оно и есть, небесный трибунал, иначе не будет порядка и жизни, – подтвердила Элеонора Борисовна. – Если бы не Филипп Савельевич, я бы тоже сейчас бедствовала на нищенской пенсии. Но слава Богу, он не оставил на произвол судьбы. Те деньги, что были на сберкнижке, сгорели, инфляция еще при Горбачеве, этом меченом пустомеле, съела. Жаль, на них в то время можно было автомобиль «Волгу» купить или трехкомнатную квартиру в Керчи. Но я большая любительница разных драгоценностей, украшений. Видите, пальцы на моих руках одеты в золото и платину с драгоценными камнями. Это часть моего капитала, моя валюта, тем и живу, не шибко тужу. На пенсию не прожить, давно бы ноги протянула.
Дубняк оценивающе посмотрел на пальцы Лозинки, унизанные перстнями и кольцами с ярко– красными рубинами и небесно-голубыми сапфирами, с зелеными блесками изумруда в золотых серьгах пациентки.
– Украшения – слабость женщин, – произнес он. – Умные люди уже накануне инфляции вкладывали деньги не на сберкнижки, а в золото, платину, серебро, драгоценные камни, автомобили или недвижимость. Но кто знал, что так события обернуться. Копили ведь на «черный день». А он оказался таким коварным и жестоким.
– На сбережения, что сгорели на сберкнижке, я бы могла бы столько драгоценностей накупить, – посетовала старушка. – Но Филипп Савельевич меня сдерживал, советовал жить скромнее, чтобы не вызывать подозрений у завистливых жен партийных бонз. Это была тогда его единственная ошибка. Но я супруга не корю, кто мог предвидеть, что после этой горбачевской перестройки, будь она неладная вместе с ее главным архитектором, начнется такой бардак. Инфляция честных тружеников превратила в нищих.
Супруга своего я не осуждаю. Часто в церковь хожу и ставлю свечку за упокой души раба божьего, нищим милостыню подаю. Он мне оставил неплохое состояние, до смертного часа хватит одной. Близкой родни нет, была старшая сестра Алина, но уехала в Хайфу, год назад преставилась на той земле обетованной. Все туда, сломя голову, подались, словно там медом помазано.
В Израиле еврею еврея трудно перехитрить, а здесь на русском Иване можно воду возить. К тому же палестинцы не дают покоя. А мне и здесь хорошо, сдаю ювелирные изделия в скупку, а деньги трачу на продукты питания, лекарства, массаж, на оплату телефона, жилья и коммунальных услуг.
– У вас есть телефон? В карточке не отмечено, – оживился Семен Романович. – Будьте добры, назовите номер на всякий, как говорят, пожарный случай. Вдруг вам потребуется срочная помощь.
Она охотно назвала цифры. Стоматолог записал в блокнот и пояснил: – Тем пациентам, у которых есть домашний телефон, всегда можно оказать экстренную неотложную медпомощь на дому. На Западе уже давно существуют семейные врачи, обслуживающие постоянных пациентов. Оперативно и удобно. И у нас со временем придут к аналогичному медобслуживанию. Я записал номер в вашу карточку и теперь, хотя бы один раз в два месяца буду приглашать на профилактический осмотр, чтобы не допустить пародонтоза или цинги.
– Благодарю вас за чуткость, – сказала она, потеряв нить рассказа, и поинтересовалась.– А у вас, Семен Романович, есть домашний телефон? Вдруг потребуется срочная помощь.
– Увы, нет, – ответил он.– На установку телефона большая очередь. Сначала обеспечивают ветеранов и инвалидов войны. Так оно и должно быть по закону, поэтому я не огорчаюсь, терпеливо жду своей очереди. А если разбогатею, то приобрету мобильный телефон. О вас, почему дети не заботятся и не помогают? Это их священный долг перед родителями.
– Не дал Бог мне и Филиппу Савельевичу детей, – взгрустнула Элеонора Борисовна. – У него какие-то проблемы были. Мы еще со студенческих лет полюбили друг друга. Я не решилась его оставить или согрешить на стороне, хотя такие возможности были. Так и прожили одни, а взять какую-нибудь сиротинку из роддома или детдома не отважились. Всякая ведь может быть наследственность у чужого дитя.
Какой-нибудь психопат или будущий преступник попадется от алкоголиков или шизофреников. Нормальные родители своих детей не бросают. Мыкайся потом с дебилом всю жизнь. Вместо благодарности, одни неприятности. Чужое дитя, оно и есть чужое. Это все равно, что волка как его не корми, а в лес смотрит.
– Да, чужая душа – потемки, гены, наследственность не сразу проявляются, – сказал стоматолог. – Поэтому вы совершенно правильно поступили, что не стали рисковать. Казнили бы себя потом за оплошность. Эх, Элеонора Борисовна, я о другом тревожусь. Вы смелая женщина.
– Семен Романович, вы мне льстите.
– Вы достойны этого. Носите на себе столько драгоценностей. Я, извините, подсчитал, что не меньше, чем на три тысячи долларов и чувствуете себя уверенно, – пояснил Дубняк.– Ведь по дороге домой или в подъезде вас могут ограбить, убить или изнасиловать, не перевелись маньяки-некрофилы.
– Кому я, старая, нужна, – улыбнулась Лозинка. – Сейчас на молоденьких красавиц охотятся, чтобы значит, ну сами, понимаете, полакомиться. Мои лучшие годы пролетели, словно вихрь, такое ощущение, что и не жила. Что касается драгоценностей, то вы правы. Но я хитрая и осторожная, хожу только в дневное время в очень людных местах. Если кто и нападет, то буду кричать, что есть мощи. Народ соберется и защитит. Меня в доме все уважают и почитают.
– Элеонора Борисовна, одолжите мне хотя бы десять тысяч долларов под два процентов годовых, – неожиданно попросил стоматолог.
– Знаете, я бы вам и без процентов дала такую сумму, но вы ее от меня не получите, – вкрадчиво заявила пациентка.
– Это почему же? – удивился, было обнадеженный, Дубняк. – А потому что я вам валюту не дам, – твердо ответила она и пояснила. – Мои тридцать тысяч долларов лежат на депозите в коммерческом банке под десять процентов годовых. На эти проценты я и живу, чтобы не закладывать свои драгоценности в ломбард или не сбывать платину, золото и серебро скупщикам.
– Жаль, я так рассчитывал на вас. И много у вас драгоценностей в шкатулке ли в чулке?
– На мой век хватит, хотя любой женщине хочется иметь больше ювелирных изделий. Семен Романович, вы только не обижайтесь, но у меня железный принцип: ни у кого ничего не брать, никому ничего не давать, – немного смутившись, заявила пациентка. – Меня к такой позиции приучил Филипп Савельевич, супруг мой драгоценный. Он твердо следовал примеру князя Меньшикова, друга царя Петра первого, деньги и другие ценности брать, но никому ничего не давать.
Если бы мой Филя налево и направо, да на любовниц, деньги тратил, то я бы сейчас с голоду помирала. Распухла бы, как пампушка и закопали без духовой музыки и почетного караула. А так на здоровье не жалуюсь, вот только зубы подлечу. Вам скажу по секрету, что все мои сбережения в золоте, платине, серебре и самоцветах, янтаре и хрустале. К бумажным купюрам, в том числе и к доллару и евро, у меня большого доверия нет, они подвержены инфляции, а ювелирные изделия бесценны. Их время делает еще дороже.
– Довольно странный принцип, а как же тогда быть с тем, что все люди братья? – заметил, нахмурившись, Дубняк.
– Ничего нет странного. Чтобы ни с кем не ссориться и враждовать, не следует никому ничего одалживать, так как нередко добро оборачивается злом, черной неблагодарностью. Семен Романович, возьмите кредит в банке и все дела.
– Спасибо за столь мудрый совет, я сам, бестолочь, как-то не додумался до столь простого решения, – с сарказмом ответил он. – Там дают под высокий процент и в залог недвижимости. Такие драконовские условия меня окончательно разорят и по миру пустят.
– Зачем вам, если не секрет, не коммерческая тайна, валюта потребовалась? – оживилась старушка и сама же ответила. – Наверное, решили подержанную иномарку купить.
– Да, очень подержанную, развалюху, чтобы … вставить ей золотые зубы, – резко произнес Дубняк, и она поняла, что он обиделся.
– Семен Романович, я бы с радостью, но боюсь, что мне самой до конца жизни средств не хватит, аппетит у меня, дай Бог каждому. Это первый признак крепкого здоровья. Раньше работников принимали по тому, как усердно и много они ели, а доходяг гнали со двора. Я не хочу с голоду помереть. Планирую еще лет пятнадцать-восемьнадцать до девяноста прожить, – призналась она. – А если повезет, то и до ста одного, как мать английской королевы Елизаветы второй. Чем мы хуже? Сердце, легкие, печень, желудок, кишечник, да и другие органы у меня еще крепкие. Вот зубы у вас подремонтирую, все будет в полном порядке, хоть замуж за полковника выходи.
Но я предложения сердца и руки не принимаю, сохраню до конца своих дней верность Филиппу Савельевичу, чтобы потом, когда с ним повстречаюсь на том свете, он меня не осуждал. Многие косятся на мое богатство, а уверяют, что любят. Те, что моложе, сразу требуют написать завещание на квартиру и все имущество. Рассчитывают, что я первая Богу душу отдам, но я туда не тороплюсь. Меня не проведешь, по глазам вижу, что человек замышляет.
– Да, вы проницательная женщина. Подлечу зубки, лет двадцать с плеч сбросите, враз помолодеете, потому что здоровые зубы – здоровью любы, – польстил ей стоматолог, решив не портить отношения, а сам подумал: «Вот, старая кляча, уже на ладан дышит, а вздумала с матерью королевы тягаться. Как чахлый и скупой рыцарь на золоте и платине и камнях-самоцветах сидит».
– Вот когда вы, любезный Семен Романович, подлечите мои зубы, тогда я может быть какой-нибудь скромный подарочек вам и преподнесу, – пообещала Лозинка и предупредила. – Но на многое не рассчитывайте. Не хочу, чтобы это расценили, как взятку и посадили на старости лет и вас, и меня за решетку.
– Я себя стариком не считаю, – возразил Дубняк.
– Я тоже, – изобразила она на покрытом сеткой морщин лице улыбку, ослепив его блеском золотых зубов. – Вы – искусный льстец и женский сердцеед.
– Льстец всегда лучше, чем наглец?
– Конечно. Мне бы лет тридцать сбросить, тогда я, на самом деле была стройной, тонкой и гибкой, как лозинка. Вы бы глаз не смогли от меня отвести, а бы вас соблазнила, – размечталась вдова.
– Я бы не возражал, ответил бы взаимностью, – подыграл он ее тщеславию и посоветовал. – Вы все же спрячьте дома драгоценности, не рискуйте, а то какая-нибудь сволочь польстится. А дома у вас золото будет в полной сохранности. Придете завтра в это же время, а сейчас у меня очень важный клиент.
– Разве я не важный клиент? – обиделась женщина.
– Вы еще важнее, – изобразил он на лице радушие и повинился. – Элеонора Борисовна, вы очень душевный человек и я бы с вами напролет часами на разные интересные темы говорил, но, увы, время поджимает. Вынужден добывать хлеб свой насущный, я ведь, как тот токарь или пекарь, на сдельщине. Сколько зубов вырвал, сколько вставил, столько и получил. К концу смены с ног валюсь от напряжения и усталости. Работа ответственная, ювелирная, а пациенты бывают очень капризные и привередливые.
О проекте
О подписке