– Ну вот, сестрёнка, и наш автобус идёт, – сказал Валера, когда до остановки оставалось метров сорок. Из-за поворота в горку поднимался «Икарус» сто второго маршрута.
– Побежали-и-и-и?
Маринка схватила брата за руку и, смеясь, побежала с ним к остановке. Несмотря на стоящих людей и, не обращая внимания на их возмущенные окрики, они первыми влетели в заполненный людьми салон «Икаруса» с «гармошкой».
– Здравствуйте! Извините! – брат и сестра остановились у заднего стекла. Маринка положила портфель на поручень.
– Ну, ты, и даёшь! Чуть людей не посшибали.
– Сам ты даёшь, – улыбаясь, отмахнулась Маришка, – Валер, а ты когда познакомишь родителей с Наташей?
– С какой Наташей?
– Да ладно тебе. Мамка знает, да молчит. Ждёт, наверное, когда ты сам ей скажешь.
– Откуда ей знать? А ты откуда знаешь? Стой. Раз ты знаешь, значит, мама от тебя и узнала. Эх, ты-ы-ы… Ещё сестрой называется, – Валера сделал вид, что обиделся, и отвернулся от сестры.
– Валер, ну не обижайся. Я ей правда ничего не говорила. Ну, только сказала, что ты дружишь с девочкой из своей группы. И на выпускном бале в техникуме показала её маме. Хотя ты и сам от неё не отходил ни на шаг.
– Вот где правда кроется. Ах ты, шпионка маленькая.
– Я уже не маленькая.
– Не спеши взрослеть. Приготовься, подъезжаем к твоей остановке.
Маринка поцеловала брата в щёку и стала продвигаться к выходу. Валера повернулся к заднему стеклу. Автобус остановился на остановке посёлка Пионерский, и девочка выскочила в открывшуюся дверь на улицу. Когда автобус поехал дальше, сестрёнка стояла на остановке, улыбалась и махала брату рукой. Рядом возникла фигура кучерявого мальчишки, который бережно взял из её руки портфель и посмотрел в сторону удаляющегося автобуса. Валера, махавший сестре, сложил ладонь в кулак и погрозил им.
«Вот маленький чертёнок. Над братом подзуживает, а сама…», – посмеялся про себя Валерий.
Автобус подкатил к автостанции Елизово. Валера вышел в общем людском потоке и, наслаждаясь утренней майской прохладой, быстрым и уверенным шагом пошёл в гараж. За месяц, ставший другом старенький, но ещё надежный «Газ-53», стоял на своём месте. Валера обошёл машину вокруг. Внимательно осмотрел оптику. Деловито открыл водительскую дверцу и дернул за рычажок с надписью «капот». Привычным движением вскочил на бампер, поднял крышку. Достал масляный щуп – норма. Осмотрел двигатель и навесное оборудование. Зачем-то подёргал бронепровода. Закрыл капот и сел за руль. Из-под резинки солнцезащитного ветряка на лобовом стекле достал вчерашний путевой лист и направился в диспетчерскую.
В небольшой комнатке была привычная картина. Табачный дым стоял коромыслом. Некурящего Валерку это всегда раздражало и заставляло поскорее выйти на свежий воздух. За диспетчерским столом сидела женщина лет двадцати восьми. Как казалось Валерию, с безобразно размалёванным лицом: нарочито ярко и жирно накрашенные губы; толстый слой чёрной туши на ресницах и зачем-то обведенные черной линией края век резко подчеркивали разрез глаз; на веки была нанесена сине-фиолетовая краска теней. На фоне припудренного вздернутого к верху носика резко выделялись нарумяненные щёки. Причёска всегда присутствовала одна, но цвет волос менялся, иной раз было трудно определить его цвет или оттенок. Наверное, кто-то из знакомых моряков дальнего плавания забрасывал её подарками. Одним словом, «кукла размалёванная» по имени Людмила. За многие годы работы в мужском коллективе, её внешний вид стал хорошо гармонировать с поведением. Бесшабашность, панибратство и способность курить папиросы вызывали некое уважение среди водителей. Хотя уважение, наверное, возникало у каждого после резкого отпора всяких попыток ухаживания или «грязных» предложений.
– Всем доброе утро, – поприветствовал присутствующих Валера.
– О, молодой интеллигент явился, – съязвила Людмила.
– Не, он у нас студент, как в «Операции «Ы». Ха-ха-ха! – сострил кто-то из водителей.
– Людмила, выдайте мне, пожалуйста, путевой лист, – попросил Валерий.
– А ты говоришь, студент. Интеллигент! – обратилась Людмила к водителю и повернулась к Валерке. – Слушай, ну, сколько тебя можно просить, будь проще.
– Не могу. Привычка. Меня так в семье и в техникуме воспитали.
– Плохо воспитали, привили вредную привычку. Людей пугаешь. Мысли всякие о себе нехорошие навеваешь.
– Да ну Вас, Людмила, – обиделся Валерий. – Дайте путёвку. Мне ехать пора.
– Отстаньте от парня. И не надо портить молодое поколение, – вступился за него пожилой водитель.
– Подумаешь, «цаца»! – и Людмила начала перебирать бумаги. Путевой лист, она протянула Валерке – Нате, пан Яванский. Будьте милостивы, примите, пожалуйста, пан Яванский.
К гомону от разговоров в комнате добавился дружный мужской смех и хихиканье Людмилы.
Валера, не обращая ни на кого внимания и приглушив чувство обиды, разместился на подоконнике в коридоре возле диспетчерской. Достал шариковую ручку и заполнил новый путевой лист, выписав из предыдущего показания спидометра и остатки горючего. Совершив привычную процедуру с математическими расчётами, он передал уже увлечённо болтающей с другим водителем Людмиле старую путёвку и вышел на улицу. Сделав несколько глубоких вдохов и выдохов, провентилировал легкие от табачного дыма и подумал со злостью: «Вот дура. И чего цепляется? Соска размалёванная. Точно когда-нибудь на грубость нарвётся».
За идущим к машине Валеркой в окошко диспетчерской смотрела Людмила.
– Слушайте, мужики. Вот как из вас таких вежливых и обходительных интеллигентов в молодости получаются с возрастом похабники, бабники и ублюдки.
– Эй, Людмила, полегче на поворотах. Ты всех-то под одну гребёнку не ровняй.
– Я и не ровняю. Просто обидно.
– Чего тебе обидно?
– Было бы мне сейчас лет восемнадцать, я бы точно закадрила Валерку. Завидую его невесте. Кстати, а есть невеста у нашего интеллигента? – и она деланно рассмеялась.
Машина двигалась по дороге обычным маршрутом. Из гаража через улицы Рябикова и Ленина, минуя два перекрёстка, регулируемые светофорами на улицу Завойко к хлебокомбинату. За рулем сидел далеко не матёрый водитель-профессионал, но и не мальчик-новичок. Отец учил Валерку управлять машиной лет с восьми. Вначале сажал сына себе на коленки, доверяя самостоятельно крутить рулём. Валерка умело направлял «Уазик» по колее просёлочной дороги. Иногда, таким образом, они выезжали на грунтовую дорогу и колесили часами. Годам к двенадцати отец доверял Валерке самостоятельное управление. Надо сказать, что к этому времени мальчишка подрос и мог давить на педаль акселератора и выжимать сцепление. Уже в четырнадцать сын часто сидел за рулём семейного «Жигулёнка» тринадцатой модели. Что касалось мелкого ремонта и технического обслуживания, то отец и сын делали их самостоятельно. Зачем тратиться на станциях технического обслуживания, если есть руки и голова. Вдвоём всегда веселей, а за работой можно и поговорить о чем-то личном, получить совет отца.
Валерка лихо зарулил во двор хлебокомбината и привычно подогнал «Газон» к «причалу» под загрузку. Когда он выскакивал из кабинки, уже слышался скрежет отворяющихся створок хлебного фургона и скрип колёс хлебных тележек.
– Утро доброе.
– Привет, Валерка. Как сам?
– Спасибо, хорошо.
Пока грузчики заполняли фургон ещё горячим и поэтому парящим хлебом, он забежал в конторку за отгрузочными накладными.
– Теть Дусь, здравствуйте.
– О, молодой и перспективный. Ну, заходи. Так. Маршрут прежний. Скоро будешь меньше ездить.
– Почему?
– Как почему? Ученики уйдут на каникулы, школьные столовые закроются.
– Конечно. Я как-то не подумал. Наверное, потому, что постоянно думаю о том, что могу в Советскую Армию загреметь «для прохождения службы».
– Ну, сынок это тоже дело. Надо же кому-то Родину защищать.
– Согласен, но большим желанием не горю.
– Два года быстро пролетят. Не успеешь соскучиться по родным, как уже дома будешь.
– Хорошо если два, а то можно и на все три во флот влететь. У меня же за плечами морской техникум.
– Так и то не плохо. Мир посмотришь.
– Да-а-а…
Получив накладные, Валерий вышел на улицу. Створки хлебного фургона были уже закрыты. На «перроне» стояли грузчики. Они курили и мирно обсуждали волнующую их тему, грядущий переход работы комбината на хозяйственный расчёт. Валерка запрыгнул в кабину, вставил ключ в замок зажигания и нажал на педаль газа. Двигатель, рыкнув, монотонно заработал. «Садик «Солнышко», – сам себе сказал Валера. Машина тронулась.
– Вот салага. В армии не служил, а уже за баранкой. И чего дома не сидится? Не отдыхается? – сказал один грузчик другому, провожая машину взглядом.
– Тётя Дуся говорила, что он в институт собрался поступать. Поступит – в армию не пойдёт.
– Этот обязательно поступит, очень самостоятельный и настырный. С годами к нам вернётся директором, – смеялись грузчики.
Валеркин рабочий день шёл привычным порядком. Он переезжал от «точки к точке», развозя хлеб. Во время переездов и ожиданий погрузки или разгрузки мысли возвращались к больной теме – об армии.
Как много всяких гадостей о службе говорили знакомые. Нет, нет, а об этом уже писали газеты, журналы и показывали по телевидению. О процветающей «дедовщине» жужжали все: и те, кто уже отслужил, и те, кому ещё предстояло служить. Особенно изгалялись те, у кого армия была «за плечами». Из их уст слышались просто ужасные рассказы, но не про то, как над ними издевались «дедушки», а всё больше, как они вымещали на молодых всю ненависть и злость, все свои страдания, перенесенные в первые месяцы службы. Всё это пугало и наводило ужас. Ещё пугала перспектива попасть служить в Афганистан. Вполне естественно, что служить особого желания не было.
С первым негативом армейской «культуры» Валера встретился на городской военно-врачебной комиссии. В сознании резко отразилось то, что он – ничто и никто. Каждый был занят своим делом и своими личными проблемами. На призывников, проходящих медицинскую комиссию, и офицерам, и медикам было глубоко наплевать. Был план, который необходимо выполнить и отчитаться в сроки, установленные Министерством обороны СССР. «Гребли» всех. Под общую гребёнку попадали и ребята с ограниченным зрением и слухом, даже больные, перенесшие сложные операции и стоящие на грани инвалидности, имеющие те или иные «незначительные» психические отклонения. Родители пытались достучаться хоть до кого-нибудь. Ответ один – «Годен!».
Яванский был прописан по адресу родителей в Елизовском районе, а так как учился в Петропавловск-Камчатском, то на учёте стоял в военкомате Октябрьского района областного центра. Переступив порог военкомата, Валерий сразу почувствовал стойкий запах обувного крема, словно его где-то специально разлили. Оказалось, что при входе подставка для чистки обуви, а рядом большая банка с гуталином. Бросилась в глаза чистота коридоров и лестничных пролётов. Несмотря на то, что здание старенькое, деревянное, а всё окрашено. Валерка показал через окошечко дежурному повестку. Лейтенант посмотрел и сказал пройти на второй этаж. Валерий поднялся. Здесь стояла невыносимая духота и суматоха. Призывники в трусах сидели на лавочках, стояли вдоль стен и перебегали из кабинета в кабинет. Кто-то смеялся, кто-то ругался. Среди призывников бегали всполошённые, с выпученными глазами родители, жены, невесты, молодые мамочки с грудными детьми. За порядком внутри следили прапорщик лет двадцати двух и два сержанта-срочника. Нисколько не стесняясь присутствующих родителей и не обращая внимания на их замечания, они не скупились на подзатыльники и пинки, отпускаемые будущим защитникам Отечества, сопровождая их «армейским фольклором».
О проекте
О подписке