Я сказал, что сейчас посмотрю прогноз погоды, и нашёл в Интернете спутниковую метеосводку. На мониторе компьютера наше местоположение на земном шаре определяла дугообразная излучина огромного озера. Она и отделяла место, где я жил в настоящее время, от того места, где когда-то суждено мне было появиться на свет. Там за озером на востоке лежала моя родина. И даже из космоса можно было рассмотреть бетонированную полоску с утолщенным завитком в виде опрокинутой буквы Р аэродрома авиационного завода, где бы я хотел приземлиться из космоса прямо сейчас. Всё пространство было чистым и отчётливо просматривалось. Полоски облаков и туманности лишь окаймляли эту земную картину.

– Дождей не будет, – заявил я, – нам предстоит провести светлые воскресные дни.

Он блаженно улыбнулся и сказал:

– Значит, небесная канцелярия организует нам на выходные хорошую погоду. Это прекрасно, вот только не понятно, как это они так делают.

– Что делают? – не понял я.

– С организацией хорошей погодой, – рассмеялся он. – Вот мы с вами тоже работаем в канцелярии, но у нас всегда завал работы. Если эти документы, – и он кивнул на шкафы, заваленные бумагами, – сравнить с облаками и тучами на нашем синем небе, то у нас каждый год длится нескончаемый период дождей, и никаких просветов, хоть бы раз проглянуло солнце, и мы вздохнули с вами спокойно, и поговорили бы на какую-нибудь отвлеченную тему. Сколько ни трудишься в поте лица, всё равно количество дел не уменьшается, а только увеличивается. Сейчас, чтобы всё разобрать, нам с вами потребовалось бы года четыре. Не мудрено, что люди ходят к нам годами. К тому же, ещё эти неприятные новости.

– Какие новости? – спросил я.

Его лицо приняло настороженную гримасу.

– А вы слышали, – вдруг спросил он меня, понизив голос, – что в нашем департаменте предстоят сокращения? А это значит, что кого-то из нас уволят.

– Меня, – спокойно ответил я.

– Почему вы так думаете? – спросил он, и я заметил, как он напрягся и невольно сделал кадыком глотательное движение.

– Я знаю это, – успокоил я его.

– Откуда у вас такие сведения? – опять спросил он, глядя на меня настороженно.

Я посмотрел на шар и вдруг улыбнулся, сказав Сергею Андреевичу, что у меня есть свои секретные источники информации. Я знал, что Сергей Андреевич не хочет потерять работу, и очень переживет по поводу предстоящего увольнения. Я объяснял себе это тем, что, работая, он как бы показывал свою значимость всему многочисленному семейству, к тому же, уходя на работу, он на какое-то время ускользал из их шумного круга, чтобы отдохнуть в тиши кабинета от крика и гама многочисленных внуков, которых его дети сплавляли им в рабочие дни. Хотя он был со мной почти одного возраста, но всё же боялся, что его уволят за неумение пользоваться компьютером. Меня же не заботила мысль о том, что я потеряю работу. Этим утром я приобрёл нечто большее, чем работу, которой я занимался уже многие годы.

Приём посетителей ещё не начался, и я подумал, что мне было бы не плохо позвонить кому-нибудь, кто остался на моей родине. Я долго искал хоть какой номер в записной книжке, но ничего не нашёл. Сорок лет минуло с тех пор, как я сжёг все мосты. Выдвинув ящик стола, я стал рыться в груде ненужного хлама, который никак не решался выбросить. Там я и отыскал старый блокнот, где в самом начале обнаружил запись нескольких телефонов моей родины. Одним из них был телефон отдела кадров строительного управления. Я обрадовался, что нашёл хоть что-то, что связывало меня с моей родиной, и ещё раз похвалил себя за правило – никогда ничего не выбрасывать.

Я набрал номер телефона. Ответил женский голос.

– Что вам нужно? – спросила женщина.

– Я работал на стройке вашего управления в течение пяти лет, – сказал я, – мне нужна справка для подтверждения стажа работы при оформлении пенсии.

– Назовите свои данные и период ваше трудовой деятельности у нас, – сказала она мне.

Я сообщил ей все свои данные и время моей работы.

Через некоторое время она ответила:

– Я нашла вашу карточку в архиве, выписку из неё я сделаю и вышлю на ваш адрес. Назовите свой адрес.

Я назвал свой адрес, но мне так хотелось поговорить с ней, что у меня даже перехватило дыхание. Но о чём с ней говорить? Спросить её о моих друзьях или возлюбленной, имён которых я не помнил. Узнать у неё, как изменился городок за сорок лет, но, возможно, судя по её молодому голосу, ей всего может быть двадцать лет. И к тому же, будет ли она разговаривать с незнакомым человеком по телефону, и уж тем более откровенничать с ним в отделе кадров закрытого предприятия.

Я поблагодарил её и положил трубку. Но уже сам факт того, что я услышал голос с далёкой родины, наполнил меня радостным чувством.

Тогда в детстве я был единственным, кто верил в существование этого шара. Но почему шар появился рядом со мной только через сорок лет с тех пор, как я покинул родину. Может быть, в этот день моя возлюбленная перешла в иной мир. Когда её душа находилась на земле, этот шар был рядом с ней. Неужели этот шар и есть её душа? Ведь шар разговаривал со мной женским голосом. Но я давно не слышал её голоса. Да и помнил я о ней из того времени лишь то, когда она была юной девушкой. За это время её голос мог измениться.

Из задумчивости меня вывел голос Сергея Андреевича, который выглянул в коридор.

– Народу в приёмной сегодня необычайно много. Так что предстоит нам потрудиться.

Часы, весящие над дверью, показывали девять часов. Мы с Сергеем Андреевичем начали приём посетителей. Первым посетителем оказалась ухоженная возрастная женщина бодрого вида с пышными пепельными волосами. Глядя на неё, я подумал, вот «божий одуванчик», которому не сидится дома. Сидела бы в своей уютной квартирке, и наслаждалась отдыхом, а не обивала бы пороги казённых учреждений, стоя в очередях в поисках правды и справедливости.

– Ваше дело? – спросил я официальным тоном чиновника

– Видите ли, – перешла она сразу же в наступление, – когда в нашем государстве перестанут твориться безобразия?

Обычно многие посетителя именно так начинали свои выступления. Я спокойно кивнул ей головой и доброжелательным тоном спросил:

– Слушаю вас.

– Мой муж умер год назад, – продолжала она, – я его похоронила. Мы прожили вместе, душа в душу, много лет. Любили друг друга. Так вот я его похоронила. Скопила сбережения, чтобы поставить ему хороший каменный памятник, потому что сама в будущем собираюсь упокоиться рядом с ним. И вот буквально вчера прихожу на могилу, и вижу, что рядом с ним похоронен ещё один человек средних лет. Представляете? Это на моё-то место положили какого-то мужика.

– Что, совсем рядом? – спросил я сочувственно, погладив лысину.

– Ну, не совсем рядом, но очень близко.

– И вам не осталось места?

– Место-то осталось, – сказала она, – но как я буду лежать между двумя мужиками? А вдруг этот молодой начнёт приставать ко мне. Что скажет тогда мне мой муж?

Я едва удержал улыбку. Кашлянув в кулак, я спросил её серьёзным тоном.

– А вы допускаете такую мысль, что он будет приставать к вам?

– Судя по его нахальной физиономии, которая изображена на фотографии на памятнике, он при жизни не пропускал ни одной юбки мимо себя.

– Так что вы предлагаете?

– Я предлагаю выкопать его и перенести в другое место, другими словами, перезахоронить. И потом, почему это его похоронили уже на захороненном месте? Почему вы не следите за тем, чтобы не хоронили чужих людей там, где им не положено лежать? Почему никто не советуется с родственниками уже похороненных умерших? Не спрашивают нас, можно ли на этой территории хоронить или нет? Почему у нас такой бардак в стране? Если среди живых людей не можете навести порядок, так навели бы его хотя бы среди мёртвых.

Женщина очень разволновалось, её лоб даже покрылся бусинками пота.

– Что хотят, то и воротят, – продолжала она негодовать, – ведь мёртвые в отличие от живых стеснены обстоятельствами, они уже не могут по своему желанию переселиться в другое место, если их что-то не устроит на том месте, где они похоронены. К тому же, нужно учесть, что могила становится для умершего его вечным жилищем.

– Вы полагаете, что умершие живут в своих могилах? – спросил я её, пытаясь перевести разговор на более высокий духовно-эзотерический уровень.

– А где же они живут? – удивилась женщина, разведя руками. – Куда их закапывают, там они и живут.

– А мне казалось, что после смерти все попадают на небо, – слабо попытался я придать нашему разговору духовное направление.

– Кто-то попадает на небо, кто-то – под землю, а кто-то – на дно морское, например, утопленники, которых никто не может поднять оттуда и похоронить по-человечески, – категорично заявила она. – К тому же я не уверена, что кто-то в настоящее время может попасть на небо. Вероятно, небом вы считаете космос. Когда-нибудь придёт такое время, когда космонавты начнут улетать в звёздные пространства и обретать там свои могилы. Пока что нам мешает это делать земное притяжение.

– Вы, наверное, атеистка? – спросил я осторожно.

– А что? Разве плохо быть атеисткой? – спросила старушка и сердито посмотрела мне в глаза.

– Да нет, – поспешно ответил я, – совсем неплохо. Но последнее время, многие, даже учёные, предполагают, что у человека есть душа, которая после смерти возносится на небеса.

– Очередное заблуждение, – раздражённо заявила женщина, – всё это происходит оттого, что многие люди отчаиваются достойно устроиться на земле, и думают, что после их смерти кто-то где-то им сделает что-то лучше. Нет, наше поколение было совсем другим. Мы не верили во всякие небылицы и поповские сказки о какой-то там неизвестно откуда взявшейся душе, которая якобы живёт в человеческом теле. Мы жили сегодняшним днём, без всяких там заморочек, просто и естественно. И если мы чувствовали себя счастливыми людьми, то это счастье было нашим неотделимым состоянием. Мы радовались жизни и наслаждались ею, не ожидая никаких манн небесных. Поэтому мы и прожили яркую и наполненную жизнь, и, прощаясь с жизнью, мы не будем плакать и сожалеть о том, что чего-то мы недополучили. Мы получили всё, что заслужили. Но хотелось бы, чтобы и после смерти к нам отнеслись с уважением, если не к самим нам, то хотя бы к нашей памяти. Ведь мы, как я считаю, прожили нашу жизнь правильно. Кто-то может осудить наши времена, но, я думаю, что только мы сами имеем право судить о том, правы мы были или нет.

Женщина замолчала, уставившись на потолок. Я тоже поднял взгляд и увидел огненный шарик, сжавшийся до размера теннисного мячика.

– Так что мы будем с вами делать? – спросил я её.

– Я подала в вашу канцелярию заявление по поводу нарушения захоронения на нашем кладбище, – спокойно сказала она, – но я знаю, как долго лежат заявления в вашей канцелярии, и никем не рассматриваются. Поэтому и пришла к вам. Я не могу долго ждать, не зная, когда наступит мой последний час. Вдруг я умру завтра, и меня похоронят на том месте рядом с чужим мужиком, который мне противен. Мне бы не хотелось этого. Я чисто по-человечески прошу помочь ускорить моё дело и решить его как можно быстрее в мою пользу. Мне совсем не безразлично, кто меня будет окружать на погосте, и в какое общество я попаду. При жизни я старалась тщательно выбирать себе знакомых. Но для этого у меня была хоть какая-то свобода выбора, а вот сейчас я боюсь, что после моего смертного часа, такой свободы может не оказаться.

Она встала со стула, провела своей маленькой ладошкой по пышным пепельным волосам, кивнула мне на прощание и вышла из кабинета с гордо поднятой головой, не удостоив внимания Сергея Андреевича.

– Да, – сказал он, когда посетительница покинула наш кабинет, – мороки с такой не оберешься. Знаю я таких посетительниц, пока своего не добьётся, житья нам не даст. Но вот что странно! Не всё равно ли, где ей лежать после смерти?

– Как видно, не всё равно, – ответил я.

– М-да, – ответил он, – такие всегда получают самые лучшие места в нашем обществе.

– Да, что вы такое говорите, – возмутился я, – человек требует к себе элементарного уважения. Если при жизни он не может его получить, так пусть хоть после смерти его получит.

– А-а, – махнул рукой Сергей Андреевич, – я-то что, разве против этого. Но вы сами посудите, мы при жизни-то в нашей стране не можем избавиться от коммунальных квартир. Не можем обеспечить всех нормальной жилой площадью, хотя у нас норма – девять квадратных метров на человека, а уж после смерти мы вообще не думаем о том, где их разместить. Как было принято раньше мертвецу отмерять три аршина земли в длину, так и сейчас это делается, а толстый он или тонкий, уже не имеет значения, всё равно со временем он в земле ссохнется или истлеет. Какая ему разница – с кем лежать. Эта старуха немного не в своём уме, подвинулась разумом, чокнутая. Здравый человек о таких вещах даже не думает. Похоронили его, и с Богом, отнеслась душа в рай. В раю всем места хватит, ведь он состоит из тонкого эфира, который и сжимается и расширяется, как ему угодно. Это на земле людям места не хватает. Этой старухе лучше всего было бы уверовать в загробную жизнь, другим было бы спокойнее. К тому же у простого народа вообще представление о смерти проще, чем мы с вами представляем. Главное для них соблюсти ритуал, а что будет потом, это их как-то не очень интересует. Как-то я слышал одну историю от знакомого попа. Он рассказывал, что к одному епископу обратилась паства с жалобой на нового молодого батюшку, который только что закончил семинарию, был рукоположен и направлен к ним в село. Они заявили, что он не пускает душу в рай. Собралась комиссия из священнослужителей и была направлена туда. Так вы представляете, что там было? Прежний батюшка обычно проводил отпевания так: в церкви отпоют покойника, вынесут его во двор и поставят гроб перед закрытыми железными воротами церковной ограды. Затем батюшке наливают стаканчик водочки, тот её выпивает, занюхивает рукавом, а затем со всего маху разбивает стаканчик о железные двери с криком: «А! Понеслась душа в рай!» В это время открывают двери ограды, выносят покойника с церковного двора и несут на кладбище хоронить. Этот ритуал соблюдался всегда, так вот новый священник запретил это делать, отнеся это действо к кощунству. И паства сразу же воспротивилась и накатала на батюшку телегу владыке. Так что у народа свои представления о смерти и вознесении души на небеса. И если мы не хотим показаться невежами, то должны принимать то, что есть у народа, и по возможности не вмешиваться в его жизнь, и не менять его традиции.

Я ни стал возражать Сергею Андреевичу, потому что появился новый посетитель. Он был одет довольно бедно и не очень чисто. Лицо его было обветрено, заросло щетиной.

– Какое у вас дело? – спросил я его, как можно любезнее.

– Я бы хотел получить документы, – ответил он сумрачно.

– Какие документы? – спросил я.

– Документы, удостоверяющие мою личность.

– Это не к нам, – ответил я, – а в паспортный отдел полиции.

– Я там уже был, – ответил он, – но они мне ничего не выдали.

– Почему? – удивился я.

– Они утверждают, что я умер. Вернее, они говорят, что умер тот человек с моей фамилией. А я – самозванец.

– Как же так получилось? – удивился я.

– Тот человек во время аварии обгорел, – ответил он, – и установить его личность не было возможности. Эго похоронили вместо меня. Я же, будучи с ним в одном транспорте, от удара машины в дерево потерял память, но потом очнулся и ушёл с места происшествия в лес, был не в себе. Авария произошла на шоссе среди лесных массивов. Я бродил по лесу, пока не выбился из сил, а потом ещё и долгое время не мог вспомнить, кем я являюсь. Бродяжничал. Но со временем память восстановилась. Но вот только вернуть себе своё имя уже не смогу. Никто меня не признаёт. Даже жена отказалась от меня.

– Почему? – удивился я.

– Потому что у неё появился уже другой мужчина, а чтобы я не претендовал на наше имущество, нажитое вместе, она просто меня не признала, заявив, что её муж похоронен.

– Вы так изменились, что она вас не узнала?

– Нет, – вздохнув, ответил мужчина, – я совсем не изменился. Просто изменилось её отношение ко мне. Её знакомые тоже меня не признали. Поэтому я и стал бездомным.

– Странно, – сказал я, – неужели все люди вокруг вас стали такими чёрствыми, и вам никто не помог?

– Выходит так, – ответил он и замолчал, грустно глядя в окно.

– Что же вы собираетесь делать? – спросил я его.

– Вот пришёл просить у вас помощи, – сказал он, – я же не могу болтаться между небом и землёй. Если я не умер, то, значит, жив. Поэтому прошу признать этот факт, и выдать мне документы. Тогда бы я мог устроиться на работу, поселиться где-то в общежитии, одним словом, получить возможность на человеческое существование. В настоящий момент моя жизнь ничем не отличается от бродячего пса.

– А как вы прошли мимо охранника? – вдруг подал голос со своего места Сергей Андреевич.

– В моём птичьем положении можно вообще научиться летать по воздуху, – сказал мужчина.

– Разве вы русского языка не понимаете? Мы не выдаём здесь документов. Этим занимается полиция, – недовольно объявил ему Сергей Андреевич, пытаясь отмахнуться от него, как от назойливой мухи.

– Тогда чем же вы здесь занимаетесь? – спросил нас бомж.

– Чем мы занимаемся?! – подскочил на стуле Сергей Андреевич. – Если вас интересует, то я могу объяснить. Вы думаете, что государственные чиновники вообще ничего не делают, а сидят на своих стульях, ковыряют в носу пальцем и считают мух на потолке?

Мужчина ничего не ответил.

– Так вот, любезнейший, продолжал мой сосед, – мы следим за порядком в государстве. Если мы будем допускать всякие непотребности, то люди встанут на головы и начнут так ходить по всей стране.

– Разве нужно получить разрешение от вас, чтобы встать на голову и ходить так? – с усмешкой спросил его бомж.

– Конечно же, такого разрешения у нас не нужно получать, – спокойно сказал Сергей Андреевич, как будто не заметив иронии в словах бомжа, – но мы всегда готовы выслушать посетителя и рассмотреть любое его заявление, каким бы странным оно не показалось на первый взгляд. Ведь в жизни всякое случается, так вот, прошу вас рассматривать чиновников как служащих, пекущихся о благе, проводников народа, а не недоумков, которым нечем заниматься в жизни. Для этого блага мы и работаем все двадцать четыре часа в сутки, и даже не спим. Поэтому все знают, что работа у нас не нормированная. Мы практически никогда не выходим из этого кабинета. Вся наша жизнь проходит среди этих бумаг. Мы выслушаем любого человека, если он даже придёт к нам ночью.

– Однако, – возразил бомж, – на двери вашего кабинета написаны часы приемов. К тому же хотелось бы знать, в чём заключается это благо, о которым вы печётесь.

– Это так, – не растерявшись, ответил Сергей Андреевич, – официально мы принимаем в эти часы, но потом мы всё время посвящаем разбору жалоб наших посетителей. Через эти бумаги мы прочной связью связаны с нашим народом, мы знаем все его чаяния, боли, беспокойства, тревоги и треволнения. И мы денно и нощно работаем над тем, чтобы решить все его проблемы. В этом и заключено это благо. Даже вы, человек без определённого места жительства, без имени и каких-либо других данных о себе, можете прийти к нам и пожаловаться на свою жизнь.

– Вот только станет ли от этого моя жизнь лучше? – со вздохом произнёс бомж.

– Не нужно отчаиваться, – молвил Сергей Андреевич, – если вы свою жизнь берёте в свои руки, то и нам легче вам помочь.