– Но я же вижу, что вы оба возбуждены. Внук ходит уже несколько дней сам не свой.

Я подумал, что у бабки развита очень хорошо интуиция. К тому же я вспомнил, что на родине все её считали шаманкой. Я испугался, подумав, что она, наверное, способна читать человеческие мысли. Напустив на себя безразличный вид, я, стараясь оставаться спокойным, ответил ей:

– Ничего мы не задумали. Просто мы с ним поспорили, что важнее математика или физика. Он считает, что важнее всего физика, а я думаю, что математика. И каждый из нас решил друг другу это доказать.

– И как вы решили это доказывать? – спросила любознательная бабка.

– Как, как? При помощи научных обоснований.

– Ну-ну, – задумчиво сказала она и стала смотреть в окно.

Мы некоторое время сидели молча.

– Скажите, – вдруг неожиданно для себя сказал я, – а вы верите в то, что на небесах могут жить ангелы и херувимы.

Она улыбнулась и сказала:

– В этом не сомневаются сейчас даже атеисты.

– А что? Души умерших людей превращаются в ангелов? – спросил я опять.

– Да, – ответила она задумчиво, – такое тоже может быть.

– А как это происходит? – спросил я её.

– Это сложный вопрос, – сказала она, – я думаю, что до конца этот процесс никому из людей не известен.

– А кому он известен?

– Вероятно, только Богу.

В это время в кухню вошёл Егор, закончивший свои приготовления к урокам.

– О чём говорите? – спросил он нас.

– Об ангелах, – ответил я.

– Как интересно, я тоже хочу послушать.

Он ел за стол, и бабка налила ему чашку чая. Затем она села рядом с нами у окна и стала рассказывать.

– Весь мир заселён тонкими небесными сущностями, – сказала она, – но в разных местах они разные, так как они впитывают в себя традиции, культуру и привычки тех народов, среди которых им приходится находиться. В Палестине они принимают образы бесплотных существ, назначение которых служить единому Богу, воюя с его врагами, воздавая ему честь, неся его волю стихиям и людям. Они или исполняют назначение божье, или изменяют ему, и сами превращаются в его врагов и становятся бесами. Ведь за всем неживым живёт живое, каждый процесс руководим чьим-то умом. Космос в каждой своей части заселён и трепещет от невидимых воль, сознаний, душ и богов.

Она повернула своё лицо к окну. И мы с Егором тоже стали смотреть в синее бездонное небо над нашим городком.

– Во всём мире, – продолжала говорить бабушка, – ангелов считают бесплотными умами. Они бестелесны и полностью нематериальны.

– Как физический вакуум? – спросил я её.

– Не знаю, – ответила она, – но думаю, что они обладают телом особого рода, так называемым «духовным телом».

– Духовное тело, которое может появиться только между торсионными полями, – вставил Егор.

– Не говори глупостей, – строго оборвала его бабушка. – Природа ангела обычно описывается через уподобление наиболее тонкого, лёгкого и подвижного в материальном мире. Оно подобно ветру, огню или свету.

Я повернулся к окну и стал смотреть на улицу. Там ходили прохожие. Проехало две или три машины. Женщина по краю проезжей части толкала впереди себя коляску с ребёнком. На этом участке дороги по обеим сторонам тротуара был спуск из двух каменных лестниц, поэтому женщине было трудно спускать коляску по лестницам, и она предпочла проезжую часть дороги. «Это может быть не безопасно для неё и ребёнка», – подумал я.

– Они спускаются на землю, – продолжала бабушка, чтобы быть посредниками между Богом и людьми.

– Так что же? Они инопланетяне? – спросил я её.

Бабушка кивнула головой и сказала:

– Можно сказать и так. Ещё древние люди говорили об их огненной природе, объясняя их субстанцию как всепроникающий и животворящий духовный огонь. Это – своего рода огненная пневма. До христианства их считали астральными божествами и даже приписывали их к небесным светилам, звёздам и планетам. Даже в христианстве, иудаизме и исламе их называли воинством небесным. Каждый ангел был соединён с одной из планет. Гавриил обитал на Луне. Рафаил на Меркурии.

– Я же говорю, что они – инопланетяне, – возликовал я.

– Всё не так просто, – заметила бабушка. – Многие теологи сравнивали ангелов с ветром и называли их духами. В одном из псалмов Ветхого Завета Бог Яхве говорит, что он шествует на крыльях ветров, в окружении своих служителей духов, подобно огню пылающему. Тела ангелов пропитаны светом. Они подобно звёздам излучают этот свет из себя. При дневном свете мы их не увидим, но мы можем не увидеть их и ночью. Ангелы являются только тем людям, которые готовы их увидеть.

Напрягая зрение, я стал всматриваться в прозрачный эфир улицы, и вдруг я увидел в воздухе блики. Их было много. Они стояли на мостовой и висели прямо в воздухе. «Что за чертовщина! – подумал я. – Неужели это и есть те тонкие сущности, которых желает привлечь к себе Егор?» На глазах у меня навернулись слёзы. Я заморгал и блики исчезли. Я не знал, что обо всём этом подумать. Только что я явственно видел перед собой духов. Я даже запомнил расположение некоторых их них.

– Баба, скажи, а у ангелов есть родственники на земле? – спросил Егор в это время свою бабушку.

– Это трудный вопрос, – ответила она, – вообще-то, ангелы находятся в родственных отношениях с самыми разными природными силами и социальными группами. Они управляют ими или защищают их. Есть хранители родников, растений, животных, небесных сфер, посылающих дожди, а также городов, народов, церквей и даже отдельных личностей.

– Я слышал, что у каждого из нас есть ангел-хранитель, – заметил я.

– Всё может быть, – согласилась бабушка. – Многие ангелы сопровождают нас на всём пути нашей жизни.

– А как они выглядят? – спросил я её.

– В четвёртом веке копский монах Пахомий, – сказала бабушка, – впервые введший для послушников монастырей рясу, скопировал её с одеяний, явившихся ему ангелов. Ангелы явились к нему в таких сияющих светлых одеждах, что в глазах у него потемнело, и они показались ему чёрными.

Я тоже видел очень сияющие блики, от которых у меня потемнело в глазах. Вероятно, это и были ангельские одежды, – подумал я. Я вспомнил, что один из ангелов даже нагнулся над коляской женщины, в которой она везла ребёнка.

– Но у нас в городке даже нет церкви, – заметил Егор, – откуда же здесь взяться ангелам.

– Да, откуда? – поддакнул я.

Его вопрос был очень кстати.

– Ангелам не обязательно иметь церкви, – ответила бабушка, – их дом – небеса.

– И всё же? Как они выглядят? – спросил Егор, которого тоже заинтересовал мой вопрос.

– По-разному, – ответила бабушка, – судя по разным теологическим источникам, они предстают перед нами в человеческом облике, иногда имеют крылья, иногда нет. Для них крылья не обязательны, потому что они перемещаются в пространстве не как птицы, а как ангелы. Они соблюдают определённую моду, которую, вероятно, заимствуют у людей. При римлянах они носили туники, позднее в византийский период обряжались в роскошные одежды. Сейчас, возможно, их можно будет увидеть где-нибудь в современных костюмах и галстуках. В зависимости от того, как ведут себя люди, они предстают перед ними кроткими и мягкими или грозными с огненными мечами. Михаил обычно предстаёт в воинских доспехах. Правда, я не понимаю, зачем они ему нужны, потому что любого из нас он может раздавить как таракана. И мы ничего ему не сделаем. А средневековые доспехи на нём просто смешны.

– Он, наверное, надевает их для того, чтобы нас напугать, – сделал предположение Егор, – а может быть, просто, чтобы знали, кто к нам явился.

– Всё может быть, – кивнула головой бабушка и продолжила, – но мне кажется, что в основном Михаил сражается с драконом-сатаной. В схватке с драконом, вероятно нужны доспехи, меч и копьё. Архангел Гавриил чаще всего предстаёт перед верующими с цветком лилии, как символ непорочности. Рафаил представлен как защитник путешественником и паломников, поэтому часто появляется вместе со своим путником Товием. Херувимы же бывают двух видов. Одни преимущественно носят человеческую, львиную, бычью или орлиную голову, в зависимости от обстоятельств, в которых он находятся. Другие же перемещаются с помощью четырёх или шести крыльев, что их роднит с серафимами.

Егору надоело слушать бабкины сказки, он зевнул и, бесцеремонно встал из-за стола, объявив, что нам нужно заниматься.

– Идите, идите, – поспешила ответить бабка, – не теряйте времени на всякую ерунду. Я представляю, сколько вам нужно зубрить, чтобы осилить всю вашу школьную программу.

Я поблагодарил бабушку за угощение, и отправился вслед за Егором в его комнату.

Как только он закрыл за нами дверь, то тут же спросил меня:

– Ну, как? Ты мне поможешь построить ловушку торсионных полей?

– Помогу, – сказал ему, – но вот только ты мне скажи, когда мы её установим на крыше, кого притянут эти торсионные поля? Кто к нам придёт?

– Ко мне придут мои родители, – сказал Егор.

– А ко мне?

Егор пожал плечами и спросил сам:

– А кого ты хочешь?

– Я знаю, кого я не хочу, – ответил я. – Вдруг ко мне явятся те бабочки, которых я в кружке юннатов напяливал на иголки в наш общий гербарий. Что эти бабочки мне скажут. Спасибо тебе за то, что ты протыкал наши туловища? Так что ли?

Егор рассмеялся и сказал:

– Не хотелось бы.

– А как мы будем их сортировать? Это нам подходит, а это – нет? – спросил я его.

– Но об этом нам ещё рано говорить, – успокоил меня Егор, – давай вначале подумаем, как нам создать эту ловушку. Прежде всего, нам нужно остановить связь с энергетическими колебаниями (флюктуацией) физического вакуума.

Сказав эти слова, он вмиг сделался серьёзным и почесал свою макушку. Я заметил, что он при этом сделал вращательные круговые движения кончиками пальцев вокруг самого центра своего черепа. Это движение походило как бы на создание торсионного поля над его головой. Возможно, что когда-то святые подвижники таким методом добывались образования нимба свечения над их головами. В таком виде многие из них запечатлены на иконах. Егор в этот момент как бы превратился в другого человека, во взрослого, почти профессора с мудрой начитанной речью. Он опять оседлал своего конька и стал говорить мне следующее:

– Величина эквивалентной плотности энергии флюктуации, при этом, против термоядерной энергии обладает ещё большей эффективностью в 10 восемьдесят первой степени раз. Число, у которого в математике нет названия.

– И что это значит? – спросил я его обалдело.

– А это значит, что там, за этой флюктуацией таится другой мир, более могущественный, чем наш.

– Не может такого быть! – воскликнул я, не веря своим ушам.

– Именно так, – ответил Егор, – тот мир, куда, преображаясь, уходят все тонкие сущности, более огромен и совершенен, чем наш. Механика Ньютона ограничена для малых скоростей. Есть такие законы, которые можно положить в основу летающих тарелок. Я считаю, что можно создать летающую тарелку земного происхождения.

– Так тебе, тогда, нужно подать руководству завода рационализаторское предложение. И они начнут выпускать летающие тарелки, а не вертолёты, – пошутил я.

– Вот ты смеёшься, – сказал он, – а летающую тарелку сконструировать также легко, как наш вертолёт с двумя параллельными лопастями, вращающимися в разные стороны. Только вместо лопастей, нужно применить диски, а кабину с лётчиком необходимо поместить внутрь, между этими дисками. Вот и вся конструкция летающей тарелки.

– И как это до тебя никто не додумался до этого?! – воскликнул я.

– Почему же, – нисколько не смущаясь, парировал он. – Немцы об этом знали, но их разгромили в последней войне. Они и не стали выдавать никому своих секретов. Их механика была более продвинута, чем у Ньютона.

– Но ведь летающих тарелок нет, – заявил я, – всё это фантастические гипотезы.

– Это ты так считаешь, – сказал Егор.

– Так считают многие, – ответил я.

– Слава Богу, что не все, – сказал Егор, – многие не только видели их, но и побывали в них.

– Не верю! – закричал я. – Это – ложь. Я тоже могу сказать, что был на летающей тарелке и пил чай с инопланетянином. Где доказательства?

– Вот если ты захочешь пригласить какую-нибудь бродячую собачку в гости, угостишь её, а потом выгонишь на улицу. Какие у неё будут доказательства того, что она была у тебя в гостях?

Я начинал сердиться, и чтобы не разругаться с Егором, перевёл разговор на другую тему. Я спросил его:

– Это – правда, что твоя бабушка обладает даром ясновидения? Так говорят другие.

– Да, – просто ответил Егор, – когда мать с отцом собирались прыгать с парашютом, она в этот день очень отговаривала их. Она предупредила их, что произойдёт несчастье.

– Откуда она это знала?

– Я думаю, что всё из тех же торсионных полей, через которые можно видеть будущее.

– Как же она эта делает? – спросил я.

– Она переходит в состояние некого изменённого сознания, перестаёт видеть окружающий мир и попадает в будущее, где уже всё свершилось. Она это знает, но, к сожалению, такие люди никак не могут повлиять на исход событий. Их просто никто не слушает.

– Так, значит, она может, благодаря своему сознанию, попасть в другой мир и контактировать с теми, кто вырос в другой цивилизации? – спросил я.

– Думаю, что она может делать это, – ответил Егор.

– Но как можно проверить, что она там побывала? – спросил я его.

– Только одним способом, – ответил Егор, – нам нужно побывать там самим.

– Значит, ты решил открыть новый мир? – уточнил я.

– Да, – ответил он, – и хочу пригласить в него тебя.

– А ты не боишься? – спросил я его.

– Чего? – удивился он.

– Столкнуться там с чем-нибудь страшным.

– Что такое страшное? – спросил меня Егор. – Если ты хорошенько подумаешь, прежде чем мне ответить, то обязательно придёшь к выводу, что страшное это то, чего мы не знаем, а поэтому и боимся. В природе нет ничего страшного. Есть опасное для нашей жизни. С этим я согласен. Но не страшное. Страшиться можно только за свою жизнь. А неизведанное нужно изучать. Так ты согласен шагнуть вместе со мной в новый мир?

Подумав немного, я дал своё согласие.

– В таком случае, – сказал Егор, – давай двинемся вперёд, история никогда не отрицает старого, она его дополняет и развивает дальше. Только так развивается нормальная наука. Ты – математик, я – физик. Давай же объединим наши усилия на пути открытия этого нового мира. Это будет нашим новым шагом познания и представления о нашем мире.

– Что я должен сделать как математик? – спросил я его.

– Любая форма, любая неоднородность пространства приводит к возникновению торсионного поля, – сказал Егор, – а это означает, что вместо того, чтобы взять какую-нибудь сложно конструированную матрицу, мы просто выставим в небо нашу антенну, и будем наблюдать, какие торсионные поля вокруг неё соберутся, и что она выловит из космоса. Мы будем менять скорость вращения дисков, и записывать в нашей книге экспериментальные данные. Так мы настроимся на какую-нибудь волну, которая и откроет перед нами новый мир. Когда мы составим шкалу нашей ловушке и проверим на всех диапазонах, то мы изучим все структурные характеристики торсионных полей.

– И что будет дальше? – спросил я его.

– То, что я сейчас скажу, это, конечно, пока что моё предположение, – молвил Егор, переведя дух от волнения. – Но я думаю, что когда-нибудь на этой основе, мы с тобой сможем понять на определённом уровне, каким образом происходит так, что моя бабка без всяких приборов может входить в контакт с теми мирами и получать оттуда очень ценную информацию. Она знает больше, чем говорит мне. Считает меня ещё маленьким сосунком, который не способен понять, того, что является её прописной азбукой. Вот я и хочу этим экспериментом утереть ей нос, и сказать, что и мы с тобой не лыком шиты. Я знаю, что она получает знания прямо из космоса, но я не понимаю, как она это делает. Она сказала, что когда будет умирать, то передаст мне свои знания. Но я не хочу ждать её смерти. Я хочу сам получить всё сразу и сейчас. Для этого у нас с тобой есть все физические основания. Мы создадим свою ловушку и установим на крыши нашего дома, и вот тогда посмотрим, кто кого научит.

– Что ты имеешь в виду?

– Сейчас в мире есть много явлений, которые не укладываются в общую картину мира, – сказал он, – они получили название психофизических. Я бы хотел понять, что происходит во время этих явлений. Многое происходящее не укладывается в объяснения обычной традиционной науки. Моя бабка долгое время работала в филиале Академии наук и пыталась объяснить ученым те факты, которые выходят за границы их понимания. Но они не поверили ей и исключили из своего филиала.

– А что она пыталась им объяснить? – спросил я.

– Она хотела заставить их понять то, что вне компетенции их классической науки: физики, химии, биологии. Это – особенности тренировки необычных возможностей человека. Человек может делать гораздо больше, чем мы представляем себе. Например, человек может видеть вот в таком-то частотном диапазоне. Но сова видит в полной темноте в инфракрасном излучении, а кто-то может видеть в более широком спектре.

– А знаешь, – вскричал я и подскочил на стуле, – всего несколько минут назад, сидя на вашей кухне и глядя в окно, я вдруг увидел улицу, наполненную тонкими сущностями. Я видел их тени и движения. Один ангел даже наклонился над детской коляской, и забавлял малыша, играя пальцами на своих губах.

– Полно врать, – оборвал меня Егор, – я же говорю с тобой серьёзно. Какие ещё у ангела могут быть пальцы и губы.

– И я говорю с тобой серьёзно, – обидевшись, воскликнул я, – только почему-то ты думаешь, что я должен поверить в твои летающие тарелки, когда ты не веришь, что только что я видел на улице летающих ангелов.

Егор замолчал и засопел носом. Я опять почувствовал, что мы с ним вот-вот поссоримся.

– Хорошо, – сказал он, – давай на время забудем о летающих тарелках и ангелах, а поговорим о серьёзных вещах. Некоторые люди слышат голоса в очень высокочастотном спектре, никто им не верит, хотя в это время они, может быть, как раз разговаривают с ангелами, и могут общаться с тонкими сущностями. Я задаюсь вопросом, есть ли для нас непреодолимые границы, или мы способны их раздвигать? Я думаю, что посредством тренировки наших чувствительных органов, мы можем раздвигать мир, и постигать его сокровенные тайны. Для этого мы должны тренироваться. Если мы тренируемся, то начинаем слышать такие частоты, которые обычный человек не слышит, видеть такие спектры, которые не видны не натренированному глазу. И тогда невидимое становится видимым, а неслышимое – слышимым.

– Но зачем это нам? – спросил я его.

– Так мы можем видеть здесь картину, которая произошла три дня назад на этой самой улице.

– Хотелось бы в это верить, – буркнул я, – уж тогда бы ты не стал огульно утверждать, что я вру. Что я не видел того ангела, который забавлял младенца игрой на губах.

– Так ты хочешь научиться видеть прошлое? – перебив меня, спросил Егор.

– Но как это делать?