Читать книгу «Адвокат философии» онлайн полностью📖 — Владимира Варавы — MyBook.
image

2. Как философия связана с жизнью?

Поскольку основной вопрос философии есть жизненный вопрос (в плане того, что жизнь организуется философствующим «субъектом жизни», то есть человеком), то необходимо прояснять всегда возникающий вопрос о том, как связаны и связаны ли жизнь и философия? Здесь сразу же возникает опасность неверной трактовки связи жизни и философии, проявляющейся в постановке, например, таких вопросов: насколько жизнь философична, а философия жизненна или, наоборот, насколько нефилософична жизнь, а философия безжизненна.

Все это в свете основного вопроса философии, который есть вопрос о самой философии, неважно. Совершенно неважно, как соположить жизнь и философию, потому что можно бесконечно размышлять о жизненности или нежизненности философии или философичности или нефилософичности жизни, и это нас никоим образом не приблизит к пониманию ни жизни, ни философии. Жизнь, конечно, сильнее философии в том плане, что можно жить, не философствуя, но нельзя философствовать, не живя. Осознание того, что жизнь без философии вовсе и не жизнь, приходит слишком поздно и не ко всем, поскольку «жизненные» заботы умело отвлекают человека от главного, уводя в несущественное под видом жизненно необходимого. Враждебные по отношению к философии люди упрекают философию в «нежизненности», а слишком увлеченные философской стихией во всех жизненных проявлениях склонны видеть только философию.

Главное здесь понять, что вопрос о философии есть основной вопрос философии, и в этом смысле он же есть основной вопрос жизни, поскольку жизнь творится, осмысляется и постигается тем, кто способен философствовать. Основной вопрос философии есть поэтому основной вопрос человека, поскольку в своем философствовании человек попадает под собственное вопрошание. Это тот вопрос, который задает человек самому себе на вершинах своего духа и на пределе своей искренности. Неверно упрекать философию в отрыве от жизни, поскольку философия является высшей формой жизни (что, конечно, не отрицает иные формы жизни, но, по крайней мере, их не оправдывает и тем более не возвышает). Философия строга в этом плане, и ее надменность проистекает из той жизненной ситуации, в которой находится человек. Более того: философ преодолевает дуализм жизни и философии тем, что полагает саму философию предельным случаем жизни. И вопрос о смысле жизни есть вопрос о смысле философии. Поиск смысла жизни в самой жизни или за пределами жизни бессмыслен, поскольку жизнь и смысл сущностно внеположены друг другу. И если уж спрашивать о смысле жизни человека, то нужно спрашивать: в чем смысл жизни умерших? Но это уже за гранью всякой логики и этики. Нужно искать не «смысла жизни» и смысла нужно искать не в «жизни», но в философии, которая по-своему, «по-философски» ставит этот вопрос, в самой постановке которого проявляется человеческое и только человеческое.

3. Можно ли дать ответ на философский вопрос?

Особенность философского вопроса в том, что он существует не для того, чтобы на него давать ответ, и тем более «правильный». В философии каждый ответ – это новый вопрос. Взгляд, согласно которому можно дать ответ на философский вопрос, значительно сужает философский горизонт, превращая философию в шараду или головоломку, которую, предполагается, можно разрешить логически правильным ходом мысли. Все дело в том, что философские вопросы – это вопросы только по форме, по привычной грамматической форме; то есть лингвистически философские вопросы – это вопросы, грамматические вопросы языка, на которые, согласно всем нормам этого языка и мышления, должен быть дан ответ. Что не имеет ответа – не имеет права на спрашивание и задавание. Но «философские вопросы» – это вовсе не вопросы, а вопрошания, то есть бытийные сентенции, в «темном» просвете которых возникает все то, что не разумеет разум, не чувствует чувство, но то, что наполняет, удерживая в пребывании. Философские вопросы-вопрошания поэтому держат. Это и есть держание истины, держание истиной. И в этом смысле пытаться отвечать на философские вопросы, как это всегда имеет место в других областях культуры, значит опускать жизнь в «духовные низины», если вообще не подрывать ее основы. Вот почему вопрос о подлинной жизни – это исконный философский вопрос, возникающий как ответ на нефилософский вызов ответов, которыми так бессодержательно полна человеческая культура. Смысл философии в том, чтобы держать накал философских вопросов, не давая им ослабеть или вовсе пропасть в ответах жизни и культуры.

4. Как философия бытийствует?

Поскольку философия по своему существу самая непринуждаемая и невынуждаемая форма человеческого духа, чья беспредметность равна творческой и нравственной дерзости философствующего, то всегда оказывается чрезвычайно трудно определить строгую сферу философии, выявить ее этос, который был бы равен ей самой и не сводился бы к чему-то другому – нефилософскому, околофилософскому, псевдофилософскому. «Официальная» (культурно-канонизированная) история философии – это как раз история по преимуществу псевдо– и околофилософии. Но дух философии воистину дышит как хочет. Это создает всегдашнее напряжение внутри философского сообщества по поводу нахождения «чистой» философии, отделения философии от не-философии. Собственно, существующая история философии по большей части этим как раз и занята. Если давать детальное описание того, как представлена философия в человеческой истории, то получится долгая и запутанная история, с бесконечным размыванием жанровых границ и переходом из одного культурного ареала в другой. В конечном итоге философией окажется либо вообще все, либо ничего. Такая странная ситуация говорит не о дисциплинарной слабости философии; она свидетельствует о странном положении человека в мире: он может вынести свое бытие лишь с помощью философии. Понять, что философствование есть основной способ человеческого бытия, говорящий о человеческом наиболее внятно, честно и непредвзято, может только настоящий профессионал от философии. Философия может быть сознательной (как в случае профессиональной философии) или бессознательной (как во всех остальных случаях), но именно философия способствует протеканию человеческой жизни в наличных условиях. В жизни нельзя не быть философом; человек заключает определенную «метафизическую сделку» посредством философии, поэтому он существует во всем диапазоне своих проявлений. И бытийствование философии так же многообразно и разнообразно, как многообразны и разнообразны состояния человеческого духа. Но есть все же некий, при всей условности и относительности, канон философии, задающий определенные инвариантные темы, положения и конструкции, в которых философия получает наиболее адекватное бытийствование. Ядро этого канона – само философствование, в процессе которого происходит немыслимое, посредством чего все мыслимое получает легитимность. Это ядро невозможно полностью рационально и вербально эксплицировать, поскольку в нем задействованы предельные состояния человека: удивление, отрешенность, ужас, отчаяние, вопрошание… Но при всей неопределимости ядра философии сама философия проявляется в формулировании онтологических положений о мире. Таково требование мира, которое философия нарушить не может; она всегда формулирует положения о мире, что, безусловно, сужает диапазон «чистой философии». По этой причине она всегда так или иначе располагается на иных территориях, с безусловной потерей своей автономности. В мире существует по преимуществу культурно-эксплицированная философия, которая предстает в таких наиболее распространенных формах, как религиозная философия и научная философия. В них используется лишь техника философского мышления для достижения внефилософских целей (в одном случае религиозных, в другом – научных). При этом нельзя сказать, что онтологические положения не формулируются в научной и религиозной философии; они, конечно, имеют место и в них, но подчинены иным целям. Сильнее, глубже и оригинальнее, нежели в науке и религии, философия проявляет себя в искусстве, однако, в отличие от устоявшихся определений «религиозная философия» и «научная философия», определения «художественная философия» не существует. При этом онтологические положения с большей степенью свободы могут формулироваться вербально (в литературе) и даже невербально (в музыке и живописи), что отнюдь не ставит знака равенства между философией и литературой, философией и музыкой (как, естественно, нет его и между философией и наукой, философией и религией). Введение искусства в сферу философии приводит к разделению философии на академическую (научную и религиозную) и вольную (эссеистскую, основанную на художественном творчестве, а не на научной эпистемологии). Это дает возможность «отщепить» еще один слой философии; его можно назвать житийным (не путать с «житейским», то есть с обыденными рассуждениями профанов), в котором философствование происходит не словом и мыслью, не каким-либо иным невербальным эстетическим жестом, но поступком и самой жизнью. Такой вид философии можно было бы определить как нравственную философию, если бы это словосочетание не было основательно «испорчено» в недрах академической философии, где ему предписан строгий методологический статус, совпадающий с дисциплинарным пространством этики. Все это невероятно проблематизирует существующий философский дискурс в поисках истинной философии, осложняя и запутывая ситуацию, но в то же время способствуя более глубокому постижению основ философии и человеческого бытия.

5. В чем двуликость философии?

Философия всегда предстает в двух ипостасях. С одной стороны, это – традиционно наиболее утонченная и филигранная умственная деятельность некоторых избранных, количество которых несравнимо мало по сравнению с «обывателями», на бесконечность отдаленными от этой деятельности и не имеющими ни малейшего представления о том, что такое философия и чем она занимается. Такое рафинированное представление о философии глубоко укоренено и широко распространено в истории, обществе, культуре, да и в самой философии. С другой стороны, элитарность философии, вполне правомерная, не исчерпывает всей ее полноты и перестает работать, когда философия раскрывает другую свою ипостась – предстает как философствование, то есть как вопрошание о самых сокровенных для человека вещах, без чего он не может быть человеком. Это универсальное свойство философии включает в ряды философов все человечество до последнего его представителя, поскольку такое размышление – не «умствование» одиночек, а насущная потребность всех. Этот универсализм философии обнаруживается только у нее; ничего подобного нельзя сказать ни о религии, ни о науке, ни об искусстве: их творцы и высшие представители (ученые, жрецы и художники, то есть «профессиональная каста») существенно отличаются от адептов и простых потребителей «продуктов» религии, науки и искусства. В философии как философствовании ситуация принципиально иная. Здесь «профессионалы» не имеют привилегий перед простым человеком; последнего нельзя назвать дилетантом, поскольку для него философствование и есть его жизненный «профессионализм» быть человеком.

6. С чего началась философия?

Что было в начале: философ задумался, а потом удивился или сначала удивился, а потом задумался? В любом случае удивление всегда значимее как наиболее глубокое проявление человеческого существа. И совершенно бессмысленно и бесполезно для понимания сущности философии думать о ее «историческом начале», гадать о том, был ли период, когда философии еще не было, была ли предфилософия, произошла ли философия из мифа, обыденного языка или еще из какой-нибудь иной нефилософской стихии. Это все предмет для теоретических изысков, мало имеющих отношение к человеку в его бытийной связи с философией. Философия была всегда; она существует столько, сколько существует человек, поскольку это – основной способ его бытия как человека. Человек существует посредством философского укоренения в сущем, осознает он это или нет. А спрашивать, сколько существует человек, значит вообще не понимать человека.

7. Почему несостоятельно выражение «философия – любовь к мудрости»?

Как иногда может подводить перевод, даже правильный лингвистически, то есть научно верный перевод! Убеждение в том, что философия есть любовь к мудрости, разделяют абсолютное большинство людей, так или иначе соприкасавшихся с философией или, по крайней мере, слышавших такое слово. Это самый удобный, безопасный и бесполезный способ понимания философии. Взгляд на философию как на любовь к мудрости является в высшей и худшей степени дилетантским воззрением, исходящим из поверхностных представлений о том, что такое философия. Здесь искажение прямо пропорционально непониманию и, более того, коллективному умопомрачению. Придерживающиеся такого воззрения априори убеждены в том, что мудрость – высшее свойство человека, а мудрец – высший и исключительный человек. При таком воззрении философу уделяется служебная и вторичная роль быть всего лишь любителем мудрости, наподобие любителя хорошего вина или изысканных произведений искусств. При достижении мудрости нужда в философии отпадает, потому что мудрец – не философ: он мудрец, в нем философия прекращает свой поиск, поскольку цель достигнута. Если же философия так и не достигает этой цели и остается лишь на положении любви к мудрости, ее ценность как неудачного дела падает. Но тогда вряд ли кто-то занимался бы столь безнадежным делом всерьез.

8. Что значит неведомый Бог философов?

Вопрос о Боге – не только религиозный вопрос. Еще предстоит выяснить, как произошло, что именно религия сделалась официальным «департаментом культуры» по «делам Бога». В любом случае необходим минимальный исторический экскурс, чтобы прояснить самоочевидное. Христианству присуще умаление значимости античных философов и в то же время их некоторое возвышение. Философы в глазах христиан не просто язычники, это – «детоводители ко Христу», «христиане до Христа», которые, несмотря на то что жили в «темные» времена, были частично просвещены светом «Божественной истины». Современники считали античных философов «атеистами», поскольку последние отрицали реальных богов, видели в их «атеизме» нечестие, отход от «культа предков» и нежелание почитать «народные святыни». Но христиане считают, что это отрицание связано как раз с тем, что философы, зная «неведомого Бога», уже не могли в полной мере поклоняться ложным языческим богам. Такова стандартная апологетическая схема, вписывающая дохристианскую философию в более широкий христианский культурный контекст. Но суть в том, что философы вообще не поклоняются никаким богам – ни «ложным», ни «истинным». Не поклоняются они, как того хотели бы гуманисты, и человеку. «Неведомый Бог» философов неведом религии вообще: ни христианской, ни языческой, ни атеистической. Бог философов – Бог Бытия, то есть Тайна Бытия. Это особый, принципиально нерелигиозный