Памятуя о неумолимом кинжале валлийца, я осознал, что в число этих четырнадцати вполне могут входить и те, кто, как и мы с Лисом, отделался ушибами и царапинами, и те, чья душа еще просто не определилась, через какую дырку в теле вылетать к небесам.

– Стало быть, вот, – флегматично завершил свой доклад старый воин.

– Еще семеро осталось лежать за воротами, – хмуро добавил я.

– Сэр Богер, – негромко напомнил Кархэйн.

– Да, теперь еще и он. Сколько всего воинов было в крепости?

– Шесть дюжин да мы с господином. Три дюжины пришли с вами.

– Стало быть, – я принялся суммировать названные цифры, – мы с тобой, Рейнар, две дюжины бойцов, да чертова дюжина с одним из тех, кто еще на что-то годен. Не густо. Если утром мятежники снова пойдут на приступ, нам несладко придется.

– Слушай, Капитан, – вновь раздался на канале голос Лиса, все это время державшегося на связи, – у меня есть гениальный план, полный элегантности и самоотречения. Надеюсь, ты это оценишь, когда будешь писать отчет о проделанной работе. Давай выкатим крашеным горцам пару-тройку бочек вересковки. Они ужрутся так, шо красно-синий цвет лица станет для них натуральным, а те, кто не ужрется, поубивают друг друга от безысходной тоски и острой алкогольной недостаточности. А мы тем временем валим отсюда тыгыдымским аллюром, ибо чего ради здесь торчать, лично мне абсолютно непонятно.

– Лис, боюсь, двух-трех бочек на эту ораву не хватит, – усомнился я. – Если здесь обещанная Ллевелином армия Горры, то это никак не меньше двадцати тысяч воинов. Но даже если перед нами всего лишь передовой отряд, то и на них меда не хватит. Ну а только пойдет слух, что у бастиды поят даром, – к завтрашнему вечеру здесь будет все мужское население Каледонии, включая стариков и подростков.

– Ну ладно-ладно, уболтал! Выставим пять бочек! Хотя это уже транжирство и прямая растрата казенного имущества. Пока население будет сбегаться, мы уже окажемся за Адриановым валом.

– Сэр Торвальд. – Не слышавший нашей оживленной беседы Кархэйн уже скомандовал своему помощнику выставить стражу на стенах и осмотреть крепление засовов на воротах и теперь, дождавшись, когда мы остались одни, обратился ко мне: – Положение весьма затруднительно, однако в нашем распоряжении имеется органон, свидетелем действия которого вы были, и «адское жерло».

– Что? – непонимающе спросил я.

– О, – улыбнувшийся сэр Кархэйн бросил взгляд на мертвого рыцаря, – мой покойный господин не зря носил сеньяль Разумный. Ему удалось здесь обнаружить давно забытые боевые устройства, которыми во времена Империи легионеры держали в страхе окрестный сброд. Пойдемте, пойдемте скорее, я вам все покажу.

– Ух ты! – Лис, очевидно, осознавший, что в нашей несокрушимой твердыне еще остались неисследованные уголки, устремился к нам. – Шо там у вас еще за лекция о кильте кельта и культе кольта? Я тоже хочу посмотреть на задницу Вельзевула и прочие его органоны.

Едва успели слова напарника отзвучать в моей голове, как он и сам появился на нашем этаже с безапелляционным:

– Короче, бардак во дворе полный. Я распорядился сбрасывать убитых каледонцев со стены с таким расчетом, чтоб, падая, они ломали дротики. А то скотты поутру к нам в бастиду, шо по бульвару, загуляют.

– О, сэр Рейнар, – почтительно приветствовал юноша.

– Да ну, к чему условности! Оставим сэров сэрам. Можно попросту, без чинов – энц Рейнар л’Арсо де Гайрен д’Орбиньяк. Да, кстати, дружище! Я тут хотел у тебя спросить: то, что ночью пыхтело, это не органон случайно? Уж больно звук похож.

Я метнул на друга негодующий взгляд.

– Вы знаете об органоне? – с нескрываемым удивлением расширил глаза Кархэйн.

– Тю?! Да у нас на родине такой штуковиной ворон от полей отгоняют.

– Империя, – восторженно прошептал наш новый боевой товарищ.

– Кстати, Капитан, к слову: ты можешь объяснить мне, шо это за штуковина?

– Сейчас увидим, – заверил я. – Судя по названию, это такой духовой инструмент.

– Знавал я один духовой инструмент. Им, если помнишь, Шерлоку Холмсу чуть было башку не разнесли.

Кархэйн не обманул. Стоило нам подняться этажом выше, под самую боевую галерею бастиды, и мы увидели сооружение, способное вызвать душевный трепет последователя премудрого Архимеда. Хитроумная система колес была связана с кузнечными мехами, такими большими, что, вероятно, некогда они принадлежали самому Виланду^[4] – отцу мечей. От мехов к стенам отходило множество труб разной толщины и конфигурации, бесследно исчезавших в скальном граните постройки.

– Вот он, органон, – гордо произнес Кархэйн, словно представляя нам своего закадычного друга. – Кельты отважные бойцы, – пояснил молодой рыцарь, – но весьма боятся злых духов, бродящих по земле в ночное время. Когда-то римляне подметили эту черту своих врагов и стали сооружать такие органоны.

Юноша подошел к колесу и с некоторой натугой начал вращать его. Зубчатая передача сдвинула остальные колеса с места, и меха стали подниматься словно сами собой, вздымая вверх тяжелые каменные пластины прикрепленного сверху груза. Наконец они раздулись, в механизме что-то щелкнуло, и воздух со свистом устремился в невероятно огромный просмоленный кожаный мешок, до того безжизненно лежавший на полу. Каменный груз тянул меха вниз, выдавливая остатки воздуха. Затем все повторилось снова, и так еще несколько раз, пока надувшийся мешок не занял половину зала.

– Теперь слушайте. – Кархэйн устремился к мешку и повернул ему одному известный ворот. Окрестные скалы опять завыли, заголосили, захохотали сумасшедшим хохотом, несомненно, усиливая эффект, произведенный незадолго до того.

– Капитан, шоб я так жил! Я понял, шо это такое. Это же волынка! Обычная шотландская волынка. Римляне срисовали ее у бедных скоттов и довели, сам видишь, до чего.

– Я думаю, все было наоборот. Скорее всего скотты обнаружили в развалинах бастид этот прибор для вызова духов, ну и смастерили себе нечто подобное с той же целью.

– Но это еще не все, – гордо заявил юноша, принимая наше молчание за знак одобрения. – Если сие оружие может лишь отпугнуть дикарей в ночное время, то «адское жерло» воистину способно разить врага не хуже, чем молнии древних богов. Эй, Гир! – Кархэйн кликнул давешнего валлийца, уже вернувшегося и дежурившего у тела погибшего рыцаря в ожидании распоряжений. – Иди сюда, помоги мне переставить меха на «адское жерло».

Валлиец, вероятно, не раз уже проделывавший подобную операцию, споро принялся за дело, с натугой отсоединяя кожаный мешок и свинцовые трубки от нагнетателя.

– На вот, крепи. – Новоиспеченный рыцарь указал своему помощнику на лежащую поодаль емкость для сжатого воздуха диаметром поменьше и стал что-то прилаживать к трубе, торчавшей из потолка. – Слушай меня, Гир, – скомандовал он, закончив свое дело. – Мы идем наверх, к «адскому жерлу», а ты надувай бурдюк. Когда я скомандую, откроешь затвор.

– Я все понял, сэр, – почтительно поклонился валлиец.

По своему внешнему виду «адское жерло» более всего напоминало легкую корабельную пушку конца ХIХ века. Правда, ствол ее, скованный из отдельных железных полос и обхваченный множеством толстых обручей, оставлял желать лучшего, но в целом орудие производило весьма внушительное впечатление.

– Подождем до утра, – глядя на начавшее светлеть небо, сказал Кархэйн. – До рассвета они не нападут.

– Вероятно, ты прав, – кивнул я.

– Одно плохо, – продолжал молодой рыцарь. – «Адское жерло» невозможно повернуть, оно поражает лишь дорогу, выходящую из ущелья. К тому же, – он печально вздохнул, – у нас к нему есть лишь пять зарядов.

– И скорострельность маловата, – глядя вниз с башни, добавил Лис. – Хотя, уж какая тут к, бениной бабушке, скорострельность! Торвальд, может, мы их все же медовухой попотчуем? Потому как если после пятого выстрела этой бандуры войско не разбежится, боюсь, они ее затолкают нам… ну, ты догадываешься куда. Сам посуди: стрел у нас осталось – пшик; бойцов – раз-два и обчелся; смолы – разве что с бурдюков наскоблить. Масла нет, воды чуть-чуть, камней – и тех как кот наплакал. Держаться нечем, а помирать здесь за ради ваших любителей древностей мне отчего-то совсем не улыбается. Дома меня не поймут. Так что давай попробуем с медовухой. Так уж и быть, бери все, – Лис набрал в легкие воздуха, делая в уме какие-то сложные подсчеты, – восемь бочек.

Я рассеянно слушал речь старого друга, вглядываясь туда, где за неприступными крепостными валами, должно быть, так же ждал рассвета отважный герцог Ллевелин и со смешанным чувством внимал радостному щебету первой проснувшейся на равнине птахе.

– Подумай, – не унимался Рейнар. – Медовуха – это наш троянский конь, только навыворот. Так сказать, образчик нашего пламенного радушия.

– Что? Что ты сказал? – Я резко повернулся.

– Выкатить медовуху…

– Да не то! Потом!

– Пламенное радушие…

– Именно! Лис, ты умница! Так. Разводи костры. Все, что может гореть, – в огонь. Не будет дров, бросай в огонь скоттов. Возьми самые большие чаны, какие только найдешь, лей в них вересковый мед и доводи до кипения.

– Ты чего, Капитан, башкой повредился?! Какого рожна! Он же испортится!

– Ничего, зато мы целее будем.

Скотты и союзные им пикты, в общем, вся каледонская рать, не обманули наших ожиданий. Их толпы двинулись на бастиду, едва взошло солнце.

– Блин! И все ж на наш редут! – выругался Лис, старательно выцеливая среди сотен атакующих тех, кто хоть отдаленно мог напоминать командиров. – Притомило меня это народное ополчение! То ли дело регулярная армия: старших перебил – и вся любовь.

– Давай! – скомандовал Кархэйн, и я услышал, как сжатый воздух, вырвавшись из бурдюка, ударил в импровизированную пушку. Нечто кроваво-красное, оставляя огненный след, вылетело из ствола, подгоняемое попутным ветром, и, взлетев над забитым народом ущельем, опало вниз плащом липкого пламени. – Накачивай! – вновь скомандовал Кархэйн.

Выстрел на какое-то мгновение заставил атакующих отшатнуться, но отнюдь не ослабил их наступательного порыва.

– Давай! – спустя несколько минут вновь заорал юноша, и новый снаряд устремился к нескончаемым рядам каледонцев. Мятежники были уже совсем близко, и теперь огненные заряды могли поражать лишь раненых и отставших, не принося особого ущерба атакующим.

– Лейте мед! – скомандовал я, едва полуголая толпа начала скапливаться под стенами. Последних защитников бастиды не надо было упрашивать. Вопли и стоны обожженных казались ответом на мой окрик. Вторая волна накатилась на гранитное основание куртины и вновь отпрянула назад, изведав нашего «пламенного гостеприимства».

– Ну где же, где же они? – цедил я сквозь зубы, наблюдая за поведением раскрашенной толпы. – Я же видел, они тут есть.

«Они» появились минут через десять, может, чуть больше. Я увидел, как один, второй, третий каледонец, начисто забыв о цели атаки, с остервенением отмахиваются от наших мелких, жужжащих союзников, оставивших ради столь изысканного лакомства опыление вересковых пустошей.

– Надеюсь, это их отвадит, – глядя, как, жужжа, кружится рой, как все более захлебывается наступление, совсем недавно казавшееся неудержимым, усмехнулся сэр Кархэйн. – Лишь бы меду хватило.

– Полагаю, до полудня продержимся. А там, возможно, Ллевелин с войском подойдет.

– Возможно, подойдет, – как-то неожиданно мрачно заявил Лис, казалось, начисто не замечающий успеха нашего маневра. – Вопрос только в том, что он здесь застанет. – Он ткнул пальцем в тропу, по которой вчера вечером поднимался наш небольшой корвалант.^[5]

Там, ярдах в ста перед воротами, восседая на прекрасных скакунах, привезенных с зеленых берегов Эйрэ, сколь видел глаз, строился рыцарский отряд, окруженный сонмищем прекрасно вооруженных пеших слуг.

– То все шелупонь была, босота местная. Этих-то чем угощать будем?

Я всмотрелся в черное знамя, развевавшееся над строем. На нем золотой ворон клевал глаза сраженному золотому дракону.

– Это Ангус, принц Горры, – негромко кинул я, словно имя стоящего перед нами врага имело сейчас какое-то значение.

– Точно, Ангус из рода Хеттенов, – подтвердил мои слова Лис. – Сын убиенного короля Шнека Хоттена.

– М-да, – вздохнул я. – Теперь, пожалуй, уповать мы можем только на милость небес.