– Как можете вы не почитать сии книги священными? – раздавался над поляной властный голос Карантока. – Коли каждое слово в них проникнуто любовью и мудростью Божьей. Не почитаете ли вы и вам подобные, вроде тех охальников, собравшихся в Никее две сотни лет назад, что вправе по усмотрению своему отделять, что праведно, а что нет в писаниях учеников Спасителя нашего? Ведаете ли вы, что творите, говоря: «Сие истина, а сие ложь?», спустя столетия по смерти тех, кому посчастливилось воочию слышать слова Иисуса из Назарии. Не судите, скажу я вам, да не судимы будете!

– Ваши слова ересь! – громыхая, как набатный колокол, вторил ему архиепископ. – А святость ваша не что иное, как гордыня адова.

– Гордыня?! Божий свет указует мне путь! Ересь?! Как бы не так! Ибо рек он: «Кто преклонит предо мною колено, того почту я рабом пред ликом Господним и оделю похлебкой, дабы утолить голод, и лоскутом, дабы укрыть свои чресла. Того же, кто не отведет очей своих от взора Моего, нареку Человеком. Путь его будет тяжек и тернист, но любовь моя вовек пребудет с ним. Участь его назову Я участью странника в миру. Всякий день станет он мыслить о пути своем и всякий час выбирать шаг стопам своим. И будет он увлажнять слезой глаза свои, вопрошая: не забыл ли ты меня, Господи? Но как Я послал испытания возлюбленному сыну Моему, так и ему пошлю, и пойдет он, не ведая иной путеводной звезды, кроме веления души, воспламененной искрой от пламени Моего. И в последний час стану Я судить не слова, не помыслы, но деяния его. Судить, как судят древо по плодам. И милосердие будет именем Моим, ибо нельзя пройти путь, не ступив по терниям и грязи. И никто не минет сего». А вы, – судя по изменившемуся тону, эти слова Карантока относились непосредственно к преподобному Эмерику, – вы фарисей и глупец, недостойный служить Предвечному!

– Ступай прочь из дома моего, богомерзкий еретик! – не замедлил отозваться оппонент. – Анафема тебе, отступник!

Каранток, обычно источавший непробиваемое добродушие во всем, что не касалось его священного служения, выскочил из хлипкого строения, раскрасневшийся, словно после сауны, и, бросив на ходу: «Слова твои пар, развеянный ветром!», помчался по тропе прочь от лесной резиденции архиепископа. Я хотел было что-то сказать, остановить его, но он промчался мимо, словно подгоняемый псами дикой охоты.

Я огорченно посмотрел вслед улепетывающему проповеднику. Уж и не знаю, для чего Господь привел его в этот дом, но то, что теперь расхождения Карантока с официальной церковью приняли необратимый характер, было ясно как божий день.

– Послушай, Торвальд, – обескураженный сэр Бэдивер еще раз смерил взглядом быстро удаляющегося Карантока. – А ты уверен, что он святой?

– Кто его знает? – пожал плечами я. – Прежде мне никогда не приходилось общаться с подобной породой людей. Однако в Уэльсе, в Эйре, да, похоже, и в Каледонии в его святости никто не сомневается. К тому же ты знаешь кого-нибудь еще, за кем бы самая что ни на есть настоящая виверна таскалась, словно собачонка, да еще к тому же выполняя заповеди Господни?

– Да-а, – протянул рыцарь, – странные дела. А может, он из этих, из друидов?

– Да ну, скажешь! – отмахнулся я. – Он их терпеть не может.

– И преосвященный Эмерик тоже. А вот надо же! – вздохнул сэр Бэдивер. – Во всяком случае, сейчас к преосвященному лучше не соваться. Да и вообще не стоит говорить, что святой этот с вами приехал. Сам понимаешь, устав у нас здесь строгий.

– Устав? Здесь?! Бэдивер, ты о чем?

Мой оркнейский братец поглядел в лесную чащу, словно ища в ней ответа, и промолвил с неожиданным смирением в голосе:

– Последняя битва отвратила меня от суетности мирской жизни. Ибо не было ничего доселе и не будет впредь ужаснее, чем она.

Я не стал утешать его заверением, что будет еще много хуже, и приготовился слушать, соображая, где лучше вклинить вопрос о судьбе предсказания Мерлина.

– Военная слава тщетна, и все наши подвиги суетны, ибо таят в себе грех тщеславия, лишь едва прикрытый риторикой о служении Господу. Истинное служение здесь. – Он повел рукой в сторону избушки. – Не мечом, но словом Божиим след бороться с врагами веры Христовой. Молитва – вот лучший доспех, а скромность и воздержание – вот лишь подвиги, приятные Творцу.

– Это он сказал? – Я кивнул на хижину отшельника, из открытой двери которой слышались молитвенные завывания.

– Он. И он прав, – сокрушенно вздохнул Бэдивер. – Я без сожаления покидаю этот мир, тем более что неумолимый рок безжалостно погасил единый огонь, служение которому возвышало рыцарский удел над безжалостным разбоем. Вчера я испросил позволения стать послушником у его высокопреосвященства, и брат мой Лукан также хотел искать себе подобного жребия, когда бы смерть не забрала его во тьму.

– Да-а, – протянул я, обдумывая, как лучше приступить к вопросу, приведшему нас в эту лесную чащу. – Послушай, Бэдивер, – наконец произнес я, переходя на заговорщический тон, словно нас кто-то мог подслушать, – не передавал ли тебе брат Лукан перед смертью небольшой кусочек пергамента?

– Какой кусочек? О чем ты говоришь? – Свежеиспеченный послушник старался держаться спокойно, однако в голосе его чувствовалась плохо скрытая настороженность, какая бывает у подростков, едва успевших спрятать порнографический журнал при разговоре с внезапно вошедшими родителями.

– О последнем предсказании Мерлина, разделенном по приказу Артура на дюжину частей и розданном им тем, кого он считал наиболее близкими себе.

– Тише! – одернул меня сэр Бэдивер, хотя слова мои и так были произнесены вполголоса. – Преосвященный Эмерик не желает здесь слышать имена магов, друидов и их приспешников. – Он подхватил меня под локоть и буквально потащил подальше от лесной молельни. – Откуда тебе-то известно о пророчестве?

Я молча вытащил из-под одежды ладанку сэра Кэя и достал из нее исписанный огамическим письмом клочок пергамента.

– А-а, – кивнул мой братец, – вот оно как. Прости, я не знал об этом. Впрочем, откуда? Значит, и ты тоже один из лордов Камелота.

– Лукан передал тебе свою часть? – Я вновь вернул Бэдивера к своему вопросу.

– Да, – со вздохом кивнул тот. – Умирая, он передал мне подобный пергамент.

– Он у тебя? – с тайным облегчением произнес я, начиная обдумывать, каким образом теперь заставить родственника передать свое достояние мне во временное пользование.

– О нет. – Бэдивер покачал головой. – Я выкинул его. Да и посуди сам, мог ли я хранить в этом святом месте пророчество Мерлина, который, невзирая на мое личное почтение к нему, маг, друид и безбожник.

– Несчастный! – возмутился я. – Что ты наделал! Ведомо ли тебе, что в этом предсказании заключена судьба королевского трона Британии? Как ты мог так безрассудно поступить?

– Судьба короля, как и судьба последнего свинопаса, ведома промыслом Божьим. Предсказания магов, даже столь могущественных, как тот, о ком мы говорим, ничего не способны изменить в естественном ходе вещей. Кому предначертано познать тяжесть венца, тот станет королем, пророчествуй о том кто-то или нет. Так учит Эмерик, у которого вчера с покаянием испросил я духовного наставления.

Строго говоря, и Эмерик, и вещавший ныне его словами Бэдивер были правы. Во всяком случае, у меня не было ни времени, ни охоты вступать в теософский спор, чтобы опровергнуть их тезисы. Но задание оставалось заданием, выполнить его я был обязан, а потому со вздохом оборвал речь благочестивого послушника, не давая развить фаталистическую теорию престолонаследия.

– Возможно, так оно и есть. Вероятнее всего, это так. Но, Бэдивер, брат мой, получив сей пергамент, я давал клятву, что в назначенный час прибуду в Камелот, чтобы выполнить волю короля. Уверен, и иные посвященные, став лордами, давали сию клятву. Без сомнения, невзирая на лишения и вражду, они придут в замок и соберутся у Круглого Стола, у которого до сих пор не остыли места, уготованные доблестным защитникам Божьего закона. Сэр Лукан, ты, я, Говейн, Гарет, Гахерис, Агровейн и иные принцы и рыцари Оркнейского дома – разве мало сделали мы, борясь со злом в этих землях? Разве достойны мы позора, коий падет на весь род, ежели один из первейших лордов Камелота запятнает имя свое клятвопреступлением? Или не взывает к тебе со скорбью душа старшего брата Лукана? Именно тебе доверившего сокровенные письмена, дабы смог ты заменить его в числе избранных?.. – Я перевел дыхание, готовясь к очередному раунду в поединке благочестия и рыцарского долга. Однако белое полотенце было выкинуто на ринг прежде, чем очередной каскад обличений пал на голову Бэдивера.

– Я выбросил его вчера, возвращаясь от Эльфийского источника. Место там приметное, пожалуй, мы еще сможем найти его. Вероятно, ты прав. Увы, я не гожусь для того, чтобы выполнить последнюю волю брата. Но честь нашего рода не должна пострадать. Поскольку мое решение покинуть суетный мир твердо, то может считаться, что для него я уже умер, а стало быть, имею полное право передать сие тяжкое наследие тому, кто его достоин. Пошли, я проведу тебя к тому месту, где я выбросил пергамент. Если Господу будет угодно, мы еще найдем его.

– Лис!

– Капитан! – Наша связь включилась одновременно, заставляя вздрогнуть от неожиданности. После короткой паузы я, как старший по званию, вновь вызвал напарника:

– Так, Сережа, послушай меня. Часть прорицания действительно была у Лукана, и он действительно отдал его Бэдиверу…

– Ну, круто! Надеюсь, ты уже раскрутил дорогого кузена дать тебе его поносить на месячишко-другой?

– В общем-то да. Но тут есть одна загвоздка.

– Что еще за загвоздка?

– Понимаешь, дело в том, что Бэдивер выкинул свою часть.

– Не понял?! Как это так – выкинул?! Ему шо, в пылу схватки моргенштерном по чайнику загадали? Он теперь зовется Бэдивер Бескрышный? Он шо, не знает, на хрена вообще этот ребус нужен?

– Он все знает. Но, видишь ли, братец решил принять постриг, а рукопись Мерлина слишком языческая вещь, чтобы хранить ее на освященной земле.

– Ой, мама родная! Шо ж они тут все такие забобонные?! Что теперь полагаешь делать?

– Бэдивер вызвался показать мне место, где он выбросил пергамент. Сейчас отправляемся туда. Даст бог, повезет.

– Да уж. Дай-то бог нашему теляти волка съесть. Ладно, с этим вроде ясно. А теперь, если не возражаешь, я тебе еще одну каклю покажу. Так сказать, чтоб уж совсем жизнь медом не казалась, – предупредительно сообщил он, и, лишь смолкли в моей голове слова напарника, перед внутренним взором вырисовалась картина, созерцаемая моим другом через чуть раздвинутые заросли камыша.

По узкой тропе, очевидно, появляющейся в болоте лишь в разгар засушливого лета, не спеша, проверяя грязь перед собой длинным шестом, двигался вперед человек в кольчуге качественного плетения, опоясанный мечом, насколько я мог видеть, весьма дорогим. Судя по всему – рыцарь, но без гербовой котты.

– Ну, как тебе нравится этот неопознанный летательный объект?

– Дьявольщина! – невольно выругался я. – Это же тот самый, что ограбил сэра Ивейна!

– И, вероятно, грохнул мародера, подчистившего сэра Эктора. Ну ничего. – В голосе моего напарника зазвучали плотоядные нотки. – Сейчас мы с ним познакомимся поближе.

Я увидел, как ложится на тетиву стрела, как изгибается лук, и, дзи-инь, стрела, выпущенная Лисом, пришла аккурат в бедро нашего преследователя. Пришла… и отлетела в сторону, рикошетя от кольчуги.

– Блин, это еще что такое?! – возмутился Лис, и вслед за первой вестницей смерти последовала вторая в плечо. Но и она разделила судьбу сестрицы. – Не понял юмора?! – Рейнар был ошарашен. – Когда такое было, чтоб мои стрелы не брали здешние кольчуги?! Ну-ка, дай-ка я еще разок проверю!

Между тем незнакомец, явно не обрадованный столь скорострельным приемом, не желая испытывать судьбу, быстро повернулся и, хромая на подстреленную Лисом ногу, оскальзываясь в хлюпающей жиже, сноровисто потрусил к густому кустарнику, нависшему по краю болота. Дзинь-дзинь, еще две стрелы пришли ему в спину, бросая вперед и едва не сбивая с ног. Однако он устоял и вскоре исчез за непроницаемым пологом густой зелени.

– Вот это да! Слушай, Капитан, прогнило что-то в здешнем королевстве. Шо ты скажешь за этого броненосца?

– Не хочу тебя огорчать, – передал я, осознавая увиденное, – но это очень похоже на колдовство. Причем весьма серьезной пробы. Возможно, это люди феи Морганы, во всяком случае, я не представляю, кто еще здесь мог бы ходить в таком доспехе. Я полагаю, что они также охотятся за пророчеством. Как-никак, Мордред – главный кандидат на освобождающийся престол. Вероятно, Моргана заинтересована в том, чтобы встреча через месяц в Камелоте не состоялась. А может, здесь и что-то другое, кто ее знает? Очевидно, наш гость направлялся сюда с той же целью, что и мы. Ведь Моргана виделась с Луканом и Бэдивером. Наверняка она как-то почувствовала, что Лукан является лордом Камелота, и подослала убийцу.