Глава 2

Здравый смысл приходит благодаря опыту, который появляется благодаря отсутствию здравого смысла.

Симон Боливар

Неожиданные встречи всегда наводят на раздумья. Иногда о провидении Господнем, но чаще о том, что случайно, а что нет. Дорога, по которой мы мчались в Вену, была кратчайшей для тех, кто хотел добраться в столицу Австрии из Брно, где находились старинные владения рода Турнов. Конечно, это вовсе не означало, что ею не могут пользоваться прочие иноземцы. Из Франции же в Вену такой путь мог считаться самым что ни на есть окольным. Однако у Лиса были основания полагать, что незнакомцы были французами.

Впрочем, с одной стороны, армии базилевса Александра I уже стояли в землях Богемии, а с другой – множество французских эмигрантов, жаждущих возвращения на трон династии Бурбонов, селились по всей Европе, в том числе и на моей, по версии Института, здешней родине. Наступление воинственного узурпатора могло вновь сорвать их с мест. Или, может быть, ветром дальних странствий на постоялый двор занесло каких-нибудь искателей лучшей жизни, которые, запасшись рекомендательными письмами к влиятельному фавориту российского императора, намерены искать доходное место вдали от объятого воинственным ражем отечества.

На моих губах появилась кривая усмешка: они ничуть не хуже, чем мы с Лисом. Если так, быть может, есть смысл двигаться в Россию совместно. Завтра поутру необходимо будет прощупать, что за птицы залетели в «Серебряную кружку», и если птицы ценные, то обаять их и не отпускать от себя, пока не доберемся до места. Лишние крылья в нашем деле не помеха. Удовлетворенный проделанным анализом ситуации я наконец смежил очи, и ночная тьма сомкнулась надо мной, как вода над брошенным в озеро камнем.

* * *

…Красные драгуны генерала Корнуолиса охватывали левый фланг бригады графа Огинского, напирая и угрожая сбросить наскоро сформированные милиционные части континенталов в холодные воды Онтарио. Удар казачьей сотни в стык между колоннами англичан захлебнулся, встреченный плотным ружейным огнем. Больше резервов не было. И ружейных зарядов, увы, тоже. Блестящие кентуккские стрелки со своими длинными ружьями хороши в огневом бою, но в штыковой атаке от них мало толку. Вместо трех часов мы держались уже почти сутки, а обещанного подкрепления все не было. Сквозь окуляр подзорной трубы я видел, как, в панике бросая оружие, прыгают в воду вчерашние свободные фермеры, и понимал, что при всем желании превратить их беспорядочное бегство в правильное отступление не представляется возможным.

– Капитан. – Голос Лиса во сне звучал гулко, заглушая вопли, доносившиеся с поля битвы. – Надо отходить – в лес англичане не сунутся.

– Отойти – значит пустить врага к Питтсбургу, – упрямо наклонив голову, цедил я.

– А не отойти – значит завалить ему дорогу своими трупами. Как сахар бел, корпус Лафайета еще не все кружева на портянки нашил!..

Мой друг собрался еще развить эту мысль, когда на лесную поляну с гиканьем вынеслось десять упряжек с взятыми на передки «единорогами». Не давая времени, чтобы лучше рассмотреть нежданное уже подкрепление, соскочившие наземь артиллеристы споро подготовили орудия к стрельбе, и спустя минуту все десять стволов изрыгнули гудящую картечь навстречу смешавшимся драгунам. «Что за храбрец!» – воскликнул я, наблюдая опустошения, раз за разом производимые пушечными залпами…

Картина давно забытого боя отступила, давая место новому видению.

…Юноша с длинными черными волосами, разметавшимися по плечам, с горящим взглядом южанина стоял передо мной, пытаясь утереть пороховую гарь с закопченного лица. Лейтенантские нашивки, наскоро прикрепленные к его некогда белой рубахе с распахнутым воротом, свидетельствовали о совсем недавнем производстве нашего спасителя в офицеры.

– Ваш подвиг заслуживает высокой награды! – с искренним восхищением пожимая руку юному волонтеру, горячо проговорил я.

– Сражаться за свободу – есть высшая награда! – по-мальчишески задорно выпалил мой собеседник. – А воевать под командованием генерала Лафайета для меня высшая честь!

– Сколько же вам лет, друг мой?

– Скоро шестнадцать, – с гордостью сообщил герой. – Но в роду Буонапарте взрослеют рано.

– Вы Буонапарте? – опешив, переспросил я. – Наполеон Буонапарте?!

– Господин генерал, неужели вы слышали обо мне? – в свою очередь не меньше моего поразился юный офицер.

– Доводилось, – как-то нелепо промямлил я, не зная толком, что и сказать. – Не желаете ли перейти под мою команду, скажем, капитаном?

– Капитан, – точно эхом раздалось у меня в голове. – Ты шо, здесь до весны дрыхнуть собрался? Медведь забуревший, вынь лапу из пасти и спускайся жрать нормальную человеческую пищу.

Речь генерала Закревского, начальника штаба императора Руси – Америки Заморской Петра III звучала как-то неуместно. Я повернулся было к нему, чтоб сообщить об этом, и лишь тут сообразил, что это уже не сон, а заработавшая мыслесвязь.

– Что? – потирая виски и пытаясь разлепить глаза, пробормотал я.

– Вставай, все остынет, – заторопил Лис. – Опять же, пока Ульрика со служанкой помелись на базар, у нас есть время без лишних ушей почирикать с соседями на их родном французском языке. Потому шо с таким немецким, как у того полуночного гостя, в патриотически настроенных районах местного рейха варежку лучше не открывать.

– Резонно, – согласился я, откидывая стеганое одеяло.

Поздняя осень – не лучшее время для путешествий, а потому постоялый двор был пуст. Из десяти комнат, расположенных на втором его этаже, заняты были едва ли три, считая с той, которая предназначалась для моего спутника. Вероятно, ближе к вечеру сюда могли приплестись окрестные жители пропустить пинту пива или стакан кислого рейнского вина, но сейчас городок едва пробуждался и начинал ежедневный суетливый круговорот, а стало быть, у нас была еще фора, чтобы разобраться с делами.

Лис ждал меня внизу, попивая небольшими глотками ароматно дымящийся кофе из тонкостенной чашечки мейсенского фарфора. Вид у него был вполне довольный, а свежий кофе сам по себе не мог не вызывать зависти.

– Завтрак подан, ваше сиятельство, – с напускной церемонностью громко изрек псевдосекретарь, и я не сомневаюсь, что звонкое «ваше сиятельство» было слышно в каждом уголке постоялого двора. Впрочем, возможно, я переоценивал сладкозвучность феодальных титулов для среднеевропейского уха начала бурного XIX века. Возможно, наших соседей больше заинтересовало сообщение о завтраке, но едва успел я занять место за столом, как на лестнице, ведущей в обеденную залу, появились ночные гости.

Галантный черноусый мужчина, подставив кончики пальцев под изящную ручку спутницы, сходил по ступенькам чуть впереди, всем видом демонстрируя высочайшее почтение к идущей вслед за ним миловидной особе. Затянутая талия незнакомца и приподнятые валиками плечи его фрака свидетельствовали, что постоялец захолустной придорожной гостиницы внимательно следит за модой и это стоит ему немалых денег. Дорожное платье его дамы также говорило не столько о большом доходе, сколько о крупных расходах. Вошедшая недавно в моду античность была замечательно явлена в складках ее подобранного в груди платья, оттеняющего мягкие изгибы тела француженки. Ее можно было бы назвать весьма хорошенькой: правильный овал лица, чуть припухлые губы, ровный носик и глаза цвета неба над Адриатикой – могли бы остановить взгляд мужчины и удерживать его бесконечно долго. Вот только слегка капризное выражение поджатых губ заставляло насторожиться, да и подозрительный взгляд кавалера, брошенный на нас с Лисом, наводил на мысль, что перед нами отчаянный ревнивец.

Что, интересно, должно было случиться, чтоб такие расфранченные особы пустились вдруг в дальнее странствие, да еще в ту пору года, когда хорошая собака хозяина без нужды из дому не вытащит? Возможно, эта парочка попросту скрывается от кредиторов? Модные парижские портные – короткий путь в долговую яму. Что ж, при случае деньгами можно помочь.

Я невольно улыбнулся, поднимаясь и склоняя голову в приличествующем поклоне:

– Мадам. Мсье.

Лис небрежно повторил мой куртуазный маневр, не забыв при этом сообщить по закрытой связи, что мысль о предстоящем совместном путешествии ему нравится все больше и больше. Правда, он еще не знал о моей идее финансовой помощи, но с этой новостью торопиться не стоило. Отважный и бесшабашно ловкий потомок запорожских казаков, Лис болезненно воспринимал идею безвозмездной передачи денег в недобрые, то есть в любые, кроме собственных, руки. И хотя, подготавливая графа Турна и его управляющего к натурализации, Институт побеспокоился обеспечить высокую платежеспособность агентов, моему другу казалось, что пускаемое в дело золото уходит из его собственного кармана. Гости фройляйн Ульрики заняли место у стола, и расторопный парнишка лет тринадцати, тут же материализовавшийся в шаге от модного франта, не замедлил сообщить, что сломанная коляска будет отремонтирована никак не ранее, чем послезавтра, а потому он рад услужить господину и госпоже и принести им завтрак.

– Сакр дье! – чуть слышно выругался француз и односложно потребовал у слуги. – Нести быстро!

– Прошу прощения, если мой вопрос неуместен, – начал я. – Судя по акценту, вы француз?

– Я из Эльзаса. – Незнакомец метнул на меня подозрительный взгляд.

С тем же успехом он мог бы назваться алжирцем или жителем Луизианы. Парижский выговор его служил если не паспортом, то, уж во всяком случае, визитной карточкой.

– Не доводилось бывать. – Я сокрушенно развел руками. – Должно быть, там очень красиво. – Мое наивное утверждение слегка успокоило напрягшегося светского льва. – Дидро, Вольтер, Корнель, Расин, великая Плеяда – это, быть может, лучшее, что создано человечеством за последние века. Я преклоняюсь перед вашей культурой! У нас в Богемии, знаете ли, не часто встретишь человека, способного отличить Декарта от Декамерона. – Я печально вздохнул. – Увы!

Судя по лицу моего визави, он и сам не был силен ни в энциклопедистах, ни в классической литературе. Но ряд французских фамилий ласкал его ухо, и моя лесть была вознаграждена благодарной улыбкой.

– Да, Франция – великая страна, – наконец вымолвил он.

– Позвольте представиться, – пользуясь случаем завязать беседу, вновь заговорил я. – Граф Вальтер Турн из Цеверша. Мой секретарь – кавалер Сергей Лис.

В глазах француза снова мелькнула едва заметная тревога, но он справился с ней в считанные мгновения.

– Рене Дювиль, негоциант, – отрекомендовался он. – Моя жена Сюзон.

– Счастлив знакомством, – вновь сладко промурлыкал я. – Вы направляетесь в Вену?

– Почему вы так решили? – скороговоркой выпалил мсье Рене. Хотя что-то мне подсказывало, что он не более Рене, чем я Вальтер.

– Прошу, мсье, прощения у вашей супруги, – улыбнулся я. – Это лишь мое предположение, но венская мода несколько отличается от французской. – Я чуть было не сказал «парижской», но решил не акцентировать внимание на подозрительных неточностях в словах собеседника.

– Положим, действительно, мы направляемся в Вену, – с легкой досадой в голосе ответил эльзасский негоциант.

– Дело в том, что мы с другом также направляемся туда и невольно слышали о вашей дорожной неприятности…

– Да, – нехотя сознался француз. – Оси на ландо оказались слишком слабыми.

– Ландо?! Но кто же ездит по нашим дорогам на ландо, да еще в ноябре?

– Вы, как я видел, тоже не в карете, господин граф, – парировал Дювиль.

– Да это все старик-отец! – с бесцеремонностью, достойной лучшего применения, вклинился в светскую беседу Лис. – Он опасается, что венские красотки вскружат Вальтеру голову. Там есть такие головокружительные дамы, шо просто всем стоять, остальным строиться. Не дамы – ка-ру-сель! Вот помню, была у меня одна… – он запнулся, – или две? Но это было в другой раз. А в этот – батюшка господина графа как узнал, что Вальтер собрался в Вену, так сразу впал в ярость и выпал в осадок – давай топать ногами, крушить фамильные сервизы, кричать, что сейчас всех кругом оставит без наследства, а себя – без наследника. Короче, форменный деспот и тиран, слышать ничего не желает, видеть никого не хочет, запер всю дюжину карет на замок и выставил полсотни османских янычар охранять ключ. Представьте себе, они целый день заняты лишь тем, что скалят зубы, крутят усы и точат ятаганы. Звери! Просто звери! – Сергей подпустил слезу и едва не всхлипнул, повествуя о жестокостях моего тирана-отца. – В общем, если б я не оторвал от сердца запасного коня, всё, туши свет, бросай гранату – пешком бы тащились, точно калики перехожие.