Любимый

Голоса.

– Всё, поплыл.

– Давно с ним так?

– Постоянно. Не в отключке, так в отрубе.

Женские голоса. Женские голоса над ним.

– Даже когда приходит в себя, ничего не соображает. – Смешок.

Это неправда. Что-то он всё-таки соображает. Например, что комната залита солнцем, и ему душно, ему трудно дышать… и смешок, он уязвлён этим смешком.

Он жив, он слышит, и он понимает.

Он собирается заявить об этом, но какое-то чутьё удерживает его.

Женщины говорят тише. Он улавливает лишь слово или обрывок слова: дар. «Удар?», – предполагает он и пытается вспомнить. Каждый раз, приходя в сознание, он пытается вспоминать: как здесь очутился? что было во время «до»? почему его так ломает?

На экране памяти он видит картину: «Ауди А-6» мчится по шоссе, летит на низкой высоте, и Кристина схватилась за ручку, потому что ей и страшно, и страшно здорово; он смотрит, как она улыбается, и улыбается в ответ, и вот они уже смеются, а её волосы, господи, её волосы развеваются, потому что стёкла опущены, салон гудит, набитый летним воздухом с запахом лип и берёз; он в восторге от этого зрелища, от волос Кристины, от ощущения их под ладонью; он проводит по ним рукой, словно по волнующейся поверхности озера, и Кристина говорит ему: «Любимый», отчего у него, как всегда, мурашки бегут по коже, он их помнит отчётливее всего, и это воспоминание пронзает его сердце.

Он опять протягивает руку и гладит Кристину по голове, по шее. Его движения не скованы ничем, потому что ремень безопасности отстёгнут.

Дальше всё тонет в сером ватном облаке забвения. Ему кажется, что вкус и запах этого облака оседает тяжёлой пылью на языке.

– Он вчера кричал, – говорит Голос Номер Один. Голос Номер Один низкий, чуть в нос. И равнодушный. В нём слышен профессиональный цинизм. – Не утих, пока не дали морфий.

– Морфий? – Голос Номер Два звучит моложе, чувственнее… сексуальнее. – А что ему ещё колют?

– Стандартное, – сухо отвечает Голос Номер Один.

Он пробует открыть глаза. Сквозь слипшиеся ресницы различает две белые фигуры на фоне окна, плавящиеся в полуденном свете. Два миража. Он не чувствует боли, во всяком случае такой, от которой помогает морфий и «стандартное», но он невероятно слаб. Просто надувной матрас без воздуха. Ничего общего с энергичным, счастливо улыбающимся мужчиной, гонящего по трассе автомобиль со скоростью 150 километров в час.

Артём. Имя вспомнилось неожиданно легко – так ноги попадают в оставленные у кровати тапочки, когда утром вскакиваешь с постели. Он узнал и принял это имя. Белозубый симпатяга тридцати с лишним лет за рулём автомобиля и безвольная кукла, укутанная в одеяла – всё это Артём.

Он отчётливо думает: «Я влип».

Голос Номер Два:

– И дальше что?

Голос Номер Один:

– Понаблюдаем. Есть, в конце концов, способы, сама же знаешь…

– Это риск, – возражает собеседница. – Он с характером, шустрый, поэтому с ним не будет просто. Помнишь её слова? Он начнёт…

«Вы о чём, чтоб вас?!» – хочет воскликнуть Артём, и хотя ему не удаётся издать ни звука, Голос Номер Два обрывается на полуслове.

– Проснулся, – шепчет Голос Номер Один. – Он нас слушает.

Но это было не совсем верно. Он опять уплывал. Растворялся в сером ватном облаке.

Погас.

***

У него накопилась уйма вопросов, и он не знал, с какого начать. Хорошо бы сразу выплюнуть их все, сбитые в шершавый ком. Артём открыл рот, и – ничего.

Врач (Голос Номер Один) помогла ему:

– Вы помните, как вас зовут?

Артём назвался. Говорить было тяжело, губы словно накачали новокаином.

– Всё верно, – кивнула женщина. Теперь Артём мог разглядеть её лучше. На вид лет сорок, крепкая, осанистая, халат застёгнут на все пуговицы и облегает тело туго – даже чересчур. Лицо могло бы показаться приятным, если бы не отсутствие мимики и лишённые малейшего намёка на теплоту глаза. «Вот так, – подумал Артём, – выглядели работницы Гестапо». Гóлоса Номер Два в палате не было.

– Я, как вы, полагаю, догадались, ваш врач. Рязанцева Татьяна Петровна, – представилась женщина. – Вы помните, что с вами произошло?

«Серое облако», – хотел сказать Артём. Серое облако, все остальные воспоминания – там.

– Думаю, авария, – ответил он. – Конечно, авария.

– Очень хорошо, – произнесла Татьяна Петровна, хотя ничего хорошего Артём в этом не усматривал. – Вы счастливчик, на самом деле.

– Вот как?..

– Легко отделались. О машине такого не скажешь.

Он попытался перебить врача, но Татьяна Петровна игнорировала попытку и продолжала:

– Теперь это просто груда железа. Жалко, машина дорогая, хорошая… была. Пока вы лежали без сознания, к вам приходила следователь по поводу ДТП, и она ещё придёт, только позже. Сейчас вам необходим покой.

– Кристина?! – Главный вопрос, с которого и стоило начать разговор, сорвался с его языка. От крика в голове словно жахнула граната, грозовое облако пролилось кислотным дождём; медикаменты, которыми он был накачан, не смогли заглушить боль.

– Пожалуйста, не волнуйтесь, – ровным голосом произнесла Татьяна Петровна. – Вы в полной безопасности. Вы под нашим наблюдением. Всё страшное позади.

– Послушайте, – Артём попытался говорить спокойно. – Со мной в машине была девушка. Мы ехали во Внуково. У нас билеты. Она…

«Моя невеста», – чуть не сказал он. Он собирался сделать ей предложение на Мальдивах. Во внутренний карман куртки он спрятал кольцо, не рискнув оставлять в сумке или чемодане. Подальше положишь, поближе возьмёшь, считал Артём, но это правило плохо распространялось на вещи, сдаваемые в багаж авиаперевозчикам, особенно российским.

Где теперь это кольцо?

– Что с ней? – выдохнул он. Татьяна Петровна глядела на него с выражением, которое он не сумел определить, и тогда он заметался на кровати, смахнув с тумбочки миску бульона, – игла капельницы выскочила из запястья его правой руки, извиваясь, как щупальце, – и он опять закричал, но так и не сумел оторваться от простыни и подушки. Он и не ожидал, что настолько ослаб.

– Боже, нет, нет, НЕТ!

– Тихо! – Татьяна Петровна прижала Артёма к кровати, упёршись руками в его плечи, склонилась над ним. От её волос пахло шампунем. Артём не мог ей сопротивляться и сдался. Почувствовал, что уплывает, и усилием воли удержал себя на поверхности облака.

– Успокойтесь! – настаивала врач. Бедром она задела подставку, на которой крепилась капельница, и опрокинула её, но даже не оглянулась на грохот. «Всё вокруг рушится», – произнёс в голове Артёма чужой голос. – Вы уверены, что с вами в машине был кто-то ещё?

– В каком смысле: кто-то?! Со мной ехала девушка, вы разве не слышали? Её зовут Кристина, – прохрипел он. – Кристина Стрелецкая. Мы с ней…

Татьяна Петровна покачала головой. Запах шампуня стал резче.

– В машине, – в том, что от неё осталось, – нашли только вас. Всюду была кровь, и экспертиза показала, что она ваша.

– Быть не может!

– Придёт следователь и подтвердит.

– Хуйня! – выпалил он в её лицо, заслоняющее мир.

– По-вашему, я лгу? – кротко спросила врач, отпуская его и выпрямляясь.

Он закатил глаза. Его начало подташнивать.

– Мои вещи целы?

– В основном, – сказала врач, поднимая с пола капельницу.

– Где они?! – Его голос предательски дрогнул. – А мой телефон? Я должен позвонить.

– Давайте я перевяжу вам запястье, у вас кровь идёт.

– Вы меня слышали?! – воскликнул он. Правая рука Артёма оказалась по локоть в тёплом и противном бульоне, а на левой – он только теперь заметил, – были загипсованы два пальца. Из глаз непроизвольно потекли слёзы, Артём не мог их сдержать, и это было ужасно. – Верните мне телефон!

Женщина продолжала стоять у кровати и смотреть в его сторону, но куда-то мимо него, в пространство за его затылком. Это длилось всего секунду-другую, но Артём решил, что так она и простоит, пока он не потеряет сознание или не уснёт… в его положении это было почти одно и то же. Наконец Татьяна Петровна развернулась и вышла, унося плошку, в которой был бульон, пока он её не опрокинул. Артём затравленно огляделся.

Он лежал в двухместной палате. Вторая койка, у окна, пустовала, заправленная. Окно зарешёчено. Он приподнял тяжёлую голову и увидел у дальней стены шкаф, раковину с зеркалом… тумбочки, стулья… Санузла не было. Всё старое и всюду характерный больничный запах: медикаментов, пота, чего-то скисшего. За всю свою жизнь Артём попадал в больницу лишь дважды, но эту затхлую смесь он помнил и ненавидел. Как человека действительно везучего и не жалующегося на здоровье, он пугал Артёма, будто поветрие, способное заразить… породнить с теми скособоченными созданиями в пижамах, которые шаркали по больничным коридорам, подобно зомби.

Татьяна Петровна вернулась с его барсеткой. Он схватил сумочку и увидел: один её бок обгорел, а замок сломан. Здоровые пальцы попали в дыру с обугленными колючими краями. Он вытряхнул содержимое барсетки на одеяло вместе с пеплом и чёрной трухой. Татьяна Петровна демонстративно поморщилась.

Документы, бумажник, ключи от дома, упаковка «Пенталгина» (огонь превратил её в заскорузлую лепёшку), неоплаченная квитанция за превышение скорости (а эта уцелела!), авторучка… Мобильник! Артём испытал чувство сродни эйфории… но мобильник лежал в ладони как чужой, и эйфория махом улетучилась. Артём перевернул трубку. Задняя сторона мобильника сильно оплавилась и потеряла форму. Экранчик не светился. Мобильник сдох и реанимации не подлежал – с равным успехом Артём мог воспользоваться для звонка колодой карт.

Он с недоумением взглянул на врача.

– Машина горела, когда вас нашли, – пояснила Татьяна Петровна. – К счастью для вас, пламя оказалось небольшим. Однако ваша сумка пострадала. Ну и содержимое, вот.

– Что там могло гореть, в салоне? – проворчал он.

Соображал он туго, поэтому каждая новая мысль казалась гениальной идеей, впору кричать: «Эврика!». Такой мыслью была:

– «Симка»! – Артём попытался вскрыть мобильник и достать сим-карту. Он совсем забыл про два гипсовых кокона, торчащих из кисти левой руки на месте указательного и среднего пальцев. Проще простого достать «симку», когда у тебя есть две руки, и проблемно – когда одна отказывается помогать.

– Пальцы сломаны, – констатировала врач. – Ещё у вас трещины двух рёбер с левой стороны, девятого и десятого, множественные гематомы… Отёк коленного сустава на правой ноге. Скальп на голове рассечён, пришлось наложить шов, с повязкой будьте поаккуратней. Пока вы были без сознания, вам сделали МРТ. Диагностика показала – у вас ушиб головного мозга лёгкой степени. Это серьёзно, но поправимо. Необходимо соблюдать постельный режим и рекомендации, пройти курс лечения, и тогда…

– Давно я здесь?

– Четвёртый день, – бесстрастно ответила Татьяна Петровна.

– Четвёртый день? – переспросил Артём так тихо, что сам себя еле услышал. Он дотронулся до своего лица и нащупал на подбородке щетину. Одновременно ощутил зуд на шее, словно прикосновение к коже пробудило его. – Хуев я везунчик, ничего не скажешь.

– Прекратите ругаться, – произнесла Татьяна Петровна. Он уставился на неё. Лицо женщины казалось высеченным из камня. – Иначе вам вымоют язык с мылом. Хозяйственным.

– Им до сих пор пользуются? – огрызнулся Артём. – Вы кому-нибудь сообщали насчёт меня? Родным, в смысле.

– Одел полиции установил вашего отца, – сказала врач. – Я лично с ним связалась. Владимир Константинович, Новый Уренгой, офтальмолог. Всё правильно? Надо же, я когда-то собиралась стать офтальмологом.

Артём цыкнул языком с досады. Копы всё выяснили верно, но вряд ли они знали про больное сердце отца.

Женщина заметила его тревогу.

– Я сказала, что ваше здоровье вне опасности, и, похоже, мне удалось убедить Владимира Константиновича. Он приедет в скором времени.

Артём попытался добраться до сим-карты иным способом.

– Зачем вы грызёте телефон? – поинтересовалась Рязанцева, наблюдая за его стараниями.

– Вы меня не понимаете вообще, – пропыхтел Артём. Нос заложило. – Девушка, Кристина Стрелецкая. Мы с ней вместе ехали в Москву. Из Студёновска. Она родом оттуда, улица… вот чёрт! Мне сколько раз повторять?!

– Я вам тоже устала повторять. В машине нашли только вас. Лариса Авербух, помощник городского главы, ехала по встречной и стала свидетелем аварии. Говорит, вы гнали, как будто вам натёрли перцем чили одно место, уж извините. Она же и вызвала «скорую помощь», и вытащила вас из машины. Никаких…

– Значит, она ушла! Она могла потерять память и не отдавать себе отчёта… – Он понял, что его заносит, и осекся.

– Это всё звучит, знаете ли, как…

– Как бред, а?! – выкрикнул он.

– И вещей женских в машине не оказалось.

Мобильник, с которым во время перепалки боролся Артём, внезапно раскололся. На одеяло выпал почерневший прямоугольничек «симки».