Вспоминая Берлинскую наступательную операцию на завершающем этапе Великой Отечественной войны – в апреле-мае 1945, Маршал Советского Союза Г.К. Жуков писал: «На участке главного удара войск фронта артиллерийская плотность создавалась до 270 орудий калибром от 76 миллиметров и выше на один километр фронта прорыва… От выстрелов многих тысяч орудий, минометов и наших легендарных «катюш» ярко озарилась вся местность, а вслед за этим раздался потрясающей силы грохот выстрелов и разрывов снарядов, мин и авиационных бомб… Гитлеровские войска были буквально потоплены в море огня и металла».

Б.Л. Ванников пишет, что особые симпатии И.В. Сталина лежали к артиллерии и артиллерийской промышленности, возможно, что это было связано с его воспоминаниями о своей прошлой военной деятельности, когда только артиллерия решала исход боев, а все другие виды техники не достигли еще столь высокой ступени развития, какое они получили в период Второй мировой войны.

АТОМНЫЙ ШАНТАЖ – политика реакционных сил американского империализма в целях устрашения СССР, неограниченного распространения своего могущества в мире. Во время Потсдамской конференции 1945 г. американский президент Г. Трумэн мимоходом сообщил Сталину об обладании США новым сверхмощным и разрушительным оружием, не сказав, что это атомная бомба. Весной 1945 г. он принял решение о проведении крайне жесткого курса в отношении Советского Союза. Для демонстрации СССР силы атомного оружия 6 и 9 августа 1945 г. по приказу Трумэна атомной бомбардировке были подвергнуты японские города Хиросима и Нагасаки, хотя эти бомбардировки не могли привести к капитуляции Японии.

Отвечая корреспонденту «Правды», И.В. Сталин говорил 6 октября 1951 года: «Деятели США недовольны тем, что секретом атомного оружия обладают не только США, но и другие страны, и прежде всего Советский Союз. Они бы хотели, чтобы США были монополистами по производству атомной бомбы, чтобы США имели неограниченную возможность пугать и шантажировать другие страны. Но на каком собственно основании они так думают, по какому праву? Разве интересы сохранения мира требуют подобной монополии? Не вернее ли будет сказать, что дело обстоит как раз наоборот, что именно интересы сохранения мира требуют прежде всего ликвидации такой монополии, а затем и безусловного воспрещения атомного оружия? Я думаю, что сторонники атомной бомбы могут пойти на запрещение атомного оружия только в том случае, если они увидят, что они уже не являются больше монополистами.

…Американский «контроль» исходит не из запрещения атомного оружия, а из его легализации и узаконения. Тем самым узаконяется право поджигателей войны истреблять при помощи атомного оружия десятки и сотни тысяч мирного населения. Нетрудно понять, что это не контроль, а издевка над контролем, обман миролюбивых чаяний народов. Понятно, что такой «контроль» не может удовлетворить миролюбивые народы, требующие запрещения атомного оружия и прекращения его производства».

АФИНОГЕНОВ Александр Николаевич (1904–1941), русский, советский драматург. В театрах страны шли его пьесы «Страх», «Салют, Испания!», «Машенька» и многие другие.

В 30-х годах Афиногенов обратился к М. Горькому и И. В. Сталину высказать свое мнение о пьесе «Ложь», обличающей двурушничество партийной оппозиции. М. Горький нашел пьесу «неудачной и вредной». И. В. Сталин 60 страниц машинописного текста прочел за два дня. Он отметил: «Идея пьесы богатая, но оформление вышло небогатое. Почему-то все партийцы у Вас уродами вышли, физическими, нравственными или политическими уродами…» Сталин разобрал образ и разговорный стиль каждого персонажа, внес стилистические правки, многое вычеркнул. И заключил: «Видимо, торопились с окончанием пьесы. Пускать пьесу в таком виде нельзя. Давайте поговорим, если хотите». Афиногенов прислал И.В. Сталину второй вариант пьесы «Ложь» под названием «Семья Ивановых». И получил ответ: «Пьесу во втором варианте считаю неудачной. И. Сталин. 10. XI. 33 г.»

И.В. Сталин раскритиковал пьесу Афиногенова «Враги», подчеркнув, что на описание врагов «красок хватает, там есть логика, инициатива. Когда этих людей изображаете, у Вас находится аргумент и все, что угодно, а когда наших людей изображаете, то краски иссякают, наши люди получаются какими-то замухрышками… Я бы предпочел, чтобы наша литература показывала врагов не как извергов, а как людей, враждебных нашему обществу, но не лишенных некоторых человеческих черт…»

По поводу новой пьесы Афиногенова «Москва, Кремль» заключение И.В. Сталина было таково: «Зря распространяетесь о «вожде». Это нехорошо и, пожалуй, неприлично. Не в «вожде» дело, а в коллективном руководителе – в ЦК партии…»

Погиб Афиногенов в Москве во время налета фашистской авиации.

БАГРАМЯН Иван Христофорович (1897–1982), советский военачальник. В Красной Армии с 1920. Дважды Герой Советского Союза (1944, 1977). Маршал Советского Союза (1955).

В конце апреля 1943 г. в Ставке Верховного Главнокомандования состоялось совещание по поводу предстоящей летом Орловской стратегической операции, получившей в последующем кодовое наименование «Кутузов». О замысле операции и предложениях командующих фронтами информировал генерал-полковник А.И. Антонов. Его обстоятельный доклад И. В. Сталин выслушал очень внимательно. Затем он задал несколько вопросов, уточняя детали взаимодействия фронтов.

И.Х. Баграмян вспоминает, что сидел как на иголках: «Сейчас Верховный одобрит план, и он обретет железную силу. Но как оспорить предложения, уже одобренные Генеральным штабом? Ведь могут превратно истолковать мою настойчивость. Командармом я был тогда довольно молодым.

Тем временем уже начали свертывать карты. Верховный спросил:

– Все согласны с данным решением? Возможно, у кого-нибудь есть иное мнение?

Это была для меня последняя возможность. Я попросил разрешения высказаться. Сталин не без удивления, но вместе с тем доброжелательно посмотрел на меня:

– Прошу.

Снова были развернуты карты. Стараясь сдержать волнение, я изложил свою точку зрения».

Суть этой точки зрения состояла в том, чтобы в начале операции ударом смежных армий фронтов по сходящимся направлениям окружить и уничтожить Волховскую группировку, что поставит под угрозу пути отхода всей Орловской группировки врага, а затем перенацелить армии на предусмотренные общим замыслом направления. Для обеспечения эффективности управления предлагалось подчинить командованию 11-й гвардейской все силы, привлекаемые для уничтожения Волховской группировки гитлеровцев. Подчеркивалось, что разгром этой группировки создаст в обороне противника такую брешь, которую он вряд ли будет способен закрыть. Командующие фронтов выступили с возражениями. Верховный, внимательно изучавший карту, «вынул изо рта трубку, неторопливо разгладил усы… очень тихо и спокойно сказал:

– А ведь Баграмян дело говорит. И, по-моему, с его предложением нужно согласиться. Что же касается заботы командарма о более благоприятных условиях для выполнения задачи, то это похвально. Ведь на него же ляжет ответственность в случае неудачи…

Охотников продолжать спор не нашлось…»

Во время Отечественной войны И.Х.Баграмяну часто приходилось встречаться с Верховным Главнокомандующим И.В.Сталиным, получать его напутствия перед новым назначением или новой наступательной операцией. «Во главе наших Вооруженных Сил, – отмечал И.Х.Баграмян, – стоит не только политический деятель современности, но также и хорошо подготовленный в вопросах военной теории и практики военачальник». И это свое мнение он не изменял и после кончины И.В.Сталина.

БАГРАТИОН Петр Иванович (1765–1812), русский полководец. Ученик и сподвижник А.В. Суворова и М.И. Кутузова. Герой Отечественной войны 1812. Смертельно ранен в Бородинском сражении. В полководческом искусстве Багратиона внимание И.В.Сталина привлекало владение маневром, внезапность атаки противника, наступательность действий войск.

И.В.Сталин любовно называл К.К. Рокоссовского «мой Багратион» Кодовое наименование «Багратион» И.В.Сталин дал Белорусской операции 1944 при обсуждении в Ставке Верховного Главнокомандования 22 и 23 мая. В его обсуждении участвовали командующие четырех фронтов: 1-го Прибалтийского (И.Х. Баграмян), 3-го Белорусского(И.Д. Черняховский), 2-го Белорусского (Г.Ф. Захаров) и 1-го Белорусского(К.К. Рокоссовский). Во время рассмотрения плана действий войск 1-го Белорусского фронта предложение К.К. Рокоссовского начать наступление вначале войсками правого фланга и лишь затем левофланговой группировкой было одобрено. И.В. Сталин рекомендовал К.К. Рокоссовскому обратить внимание на необходимость тесного взаимодействия с армиями 1-го Украинского фронта.

В ходе Белорусской операции Красная Армия завершила освобождение Белоруссии, освободила часть Литвы и Латвии, вступила на территорию Польши, форсировав реки Нарев и Висла, и подошла к границам Восточной Пруссии. При этом в районах Витебска. Бобруйска, Вильнюса, Бреста и восточнее Минска была окружена и ликвидирована крупная группировка немецко-фашистских войск. Большую роль сыграло массированное применение артиллерии.

БАЖАНОВ И.Н., адресат письма И.В. Сталина.

«Уважаемый тов. И.Н. Бажанов!

Письмо Ваше о переуступке мне второго Вашего ордена в награду за мою работу – получил.

Очень благодарен Вам за теплое слово и товарищеский подарок. Я знаю, чего Вы лишаете себя в пользу меня, и ценю Ваши чувства.

Тем не менее я не могу принять Ваш второй орден. Не могу и не должен принять не только потому, что он может принадлежать только Вам, так как только Вы заслужили его, но и потому, что я и так достаточно награжден вниманием и уважением товарищей и – стало быть – не имею права грабить Вас.

Ордена созданы не для тех, которые и так известны, а, главным образом, для таких людей-героев, которые мало известны и которых надо сделать известными всем.

Кроме того, должен Вам сказать, что у меня уже есть два ордена. Это больше чем нужно, уверяю Вас. Извиняюсь за поздний ответ. С ком. приветом

И. Сталин.

Р.S. Возвращаю орден по принадлежности.

И. Сталин. 16 февраля 1933 г.»

БАЙБАКОВ Николай Константинович (1911–2008), советский государственный деятель. С 1940 заместитель наркома, с ноября 1944 нарком нефтяной промышленности СССР.

В своих воспоминаниях Н.К. Байбаков пишет:

«Я вижу свой долг в том, чтобы рассказать о Сталине объективно, показать, в чем заключалась его магическая сила вождя, умевшего владеть самыми драматическими ситуациями в стране и в мире, неотступно держать под личным контролем все государственное руководство столько лет, в том числе и в годы, когда решалась судьба нашего Отечества. Его сила в том, что он умел сразу схватывать самую суть любого события или явления, судьбоносного для народа, искал истину путем сопоставления многих данных и мнений.

Сталин всегда был хорошо информирован и о сути, и о деталях каждого обсуждаемого в правительстве вопроса. Многие поражались до мистической оторопи его осведомленности во всем. Он знал многих директоров крупных государственных предприятий и в лицо, и по имени-отчеству. Я иногда допускал мысль, что он мог иметь целую группу очень надежных и толковых информаторов, глубоко законспирированных и действующих в любой точке, где вершились дела, в данный момент решающие для государства. Есть немало прямых и косвенных подтверждений тому в свидетельствах многих людей.

Проблемы развития нефтяной отрасли не раз рассматривались на совещаниях у Сталина и более широко – с привлечением руководителей нефтяных комбинатов и трестов. И мне стал понятен подход Сталина к принятию ответственных решений, основанных на изучении как можно большего круга фактов и мнений, чтобы из многочисленных, казалось бы, второстепенных звеньев извлечь главное звено, решающее.

Сталин был тут дотошен, вникал во все мелочи, умел выявлять то, что истинно думают его собеседники, не терпя общих и громких фраз. Чтобы говорить со Сталиным, нужно было отлично знать свой предмет, быть предельно конкретным и самому иметь определенное мнение. Своими вопросами он как бы подталкивал к тому, чтобы собеседник сам во всей полноте раскрывал суть вопроса.

– А как вы смотрите, товарищ Байбаков (Сталин делал ударение на втором слоге), на дальнейшие перспективы развития «Второго Баку»? Что вам еще может потребоваться?

Он проницательно приглядывался к людям, к тому, кто как себя держит, как отвечает на вопросы. Чувствовалось, что все это его интересовало, и люди раскрывались перед ним именно через их заинтересованность делом.

Не всегда при обсуждении спорных вопросов Сталин высказывал свою точку зрения. Но мы, участники кремлевских совещаний, утверждались в уверенности: Сталин в любом сложном деле знает, что предпринять. Никогда, ни разу не принимал пустых или расплывчатых директив, а с особой тщательностью продумывал и определял все пути к безусловному, верному решению и его выполнению. Только тогда, когда окончательно убеждался, что нужное решение найдено и оно реально выполнимо, Сталин твердо подытоживал:

– Итак, я утверждаю.

Не скрываю того, что я был в числе тех, кто учился у Сталина, считая, что его ясный и решительный стиль должен быть присущ руководителям любого ранга…

Бытует и доныне мнение, будто существовали некие особые запретные темы, например, тема репрессий, с которыми к Сталину обращаться опасно, а то и вовсе невозможно. Это, мол, могло повлечь за собой тяжкие последствия, мол, Сталин не терпел таких обращений.

Я лично убедился во многих случаях, что, наоборот, Сталин уважал смелых и прямых людей, тех, кто мог говорить с ним обо всем, что лежит на душе, честно и прямо. Сталин таких людей слушал, верил им, как натура цельная и прямая.

Ему нравились знающие свое дело люди, особенно «новая волна» специалистов, пришедших на производство в советское время, питомцы нового строя, которых он мог по справедливости считать и своими питомцами, и нас он слушал, как мне кажется, с особым чувством – это нам, тогда молодым людям из рабфаков и институтов, предстояло обживать будущее. Вот почему, заметив чье-нибудь дарование, присматривался к нему – каков сам человек, если трус – не годится, если дерзновенный – нужен. И он таких всячески поддерживал, выдвигал на руководящие посты, ведь не зря знаменитые «сталинские наркомы» – это 30 – 35-летние люди (в основном) с неизрасходованной энергией и верой, что будущее будет построено именно ими».

В разгар битвы за Кавказ в июле 1942 И. В. Сталин вызвал в Кремль, пишет Н.К. Байбаков. «И сразу перешел к делу:

– Товарищ Байбаков! Гитлер рвется на Кавказ. Он объявил, что если не захватит нефть Кавказа, то проиграет войну. Нужно сделать все, чтобы ни одна капля нефти не досталась немцам.

И чуть-чуть ужесточив голос, Сталин добавил:

– Имейте в виду: если вы оставите немцам хоть одну тонну нефти, мы вас расстреляем.

Я до сих пор помню этот голос, хотя и спокойный, но требовательный, спрашивающий, его глуховатый тембр, твердый кавказский акцент.

Сталин не спеша прошелся туда-сюда вдоль стола и после некоторой паузы снова добавил:

– Но если вы уничтожите промыслы преждевременно, а немец их так и не захватит, и мы останемся без горючего, мы вас тоже расстреляем.

Тогда, когда почти снова повторилось лето 1941 г., очевидно, иначе и нельзя было говорить. Я молчал, думал и, набравшись духу, тихо сказал:

– Но вы мне не оставляете выбора, товарищ Сталин.

– Сталин остановился возле меня, медленно поднял руку и слегка постучал по виску.

– Здесь выбор, товарищ Байбаков. Летите и с Буденным думайте, решайте вопрос на месте.

Вот так, с таким высоким отеческим напутствием я был назначен Уполномоченным ГКО по уничтожению нефтяных скважин нефтеперерабатывающих предприятий в Кавказском регионе, а если потребуется, и в Баку.

Разумеется, мне и в голову не могло прийти обидеться, осудить за жестокость, не оставлявшую никакого выбора, сталинских условий, тем более воспринимать их как некую жестокость. Ведь речь шла о высокой военной ответственности, о слишком тяжелой цене возможной ошибки. Военное время сурово, потому что решается судьба страны, народа. Как же не отвечать своей головой за ответственное дело? Нет, нужно не колеблясь класть жизнь на алтарь спасения Родины».

БАКИНСКИЕ КОМИССАРЫ. 26 революционных деятелей Бакинской коммуны 1918. Председателем Бакинского совнаркома был С.Г. Шаумян.

С.Г. Шаумяна еще по бакинскому периоду своей революционной деятельности знал И.В. Джугашвили. Они были делегатами IV («Объединительного») и V («Лондонского») съездов РСДРП. Вовремя обороны Царицына в 1918 по совету В.И. Ленина И.В. Сталин «находился непрерывно в сношениях с Шаумяном», ставил его в известность о предпринимаемых шагах по борьбе с левыми эсерами и иностранными интервентами.

20 сентября 1918 бакинские комиссары были злодейски расстреляны захватившими власть эсерами и английскими интервентами. В статье «К расстрелу 26 бакинских товарищей агентами английского империализма» (1919,23 апреля) И.В. Сталин писал:

«Российское Советское правительство несколько раз обращалось… к английскому командованию, требуя освобождения бакинских товарищей и их семейств в обмен на пленных англичан, но английское командование каждый раз отмалчивалось.

…В «цивилизованных» странах принято говорить о терроре и ужасах большевиков. Причем англо-французских империалистов изображают обычно как врагов террора и расстрела. Но разве не ясно, что никогда Советская власть не расправлялась со своими противниками так низко и подло, как «цивилизованные» и «гуманные» англичане, что только империалистические людоеды, насквозь прогнившие и потерявшие всякий моральный облик, могут нуждаться в ночных убийствах и разбойничьих нападениях на безоружных политических работников противоположного лагеря?..

Приглашая англичан в Баку и предавая большевиков, бакинские меньшевики и эсеры думали «использовать» английских «гостей» как силу, причем предполагалось, что хозяевами в стране останутся меньшевики и эсеры, «гости» же уедут восвояси. На деле получилось обратное: «гости» стали неограниченными хозяевами, эсеры и меньшевики превратились в непременных участников злодейского и низкого убийства 26 большевистских комиссаров…

Разве не ясно, что союз эсеров и меньшевиков с агентами империализма есть «союз» рабов и лакеев со своими хозяевами?».

Когда на Сталинскую премию была выдвинута одна из работ по истории, вспоминал секретарь ЦК КПСС Д.Т. Шепилов, к нему обратился с вопросом И.В. Сталин:

«– Я не успел прочитать эту книгу. А вы читали?

Я сказал, что прочитал.

Сталин:

– И что вы предлагаете?

Я сказал, что Агитпроп поддерживает предложение премировать эту работу.

– Скажите, а там есть что-нибудь о бакинских комиссарах?

– Да, есть,

– И что же, их деятельность оценивается положительно?

– Да, безусловно.

– Тогда нельзя давать премию за эту книгу. Бакинские комиссары не заслуживают положительного отзыва. Их не нужно афишировать. Они бросили власть, сдали ее врагу без боя. Сели на пароход и уехали. Мы их щадим. Мы их не критикуем. Почему? Они приняли мученическую смерть, были расстреляны англичанами. И мы щадим их память. Но они заслуживают суровой оценки. Они оказались плохими политиками. А когда пишется история, нужно говорить правду. Одно дело – чтить память. Мы это делаем. Другое дело – правдивая оценка исторического факта».

БАЛАНДИН