– Нашел работу? – ровно через неделю спросила жена.

– Все гораздо лучше!

– В смысле?

– Я сел писать мемуары.

– Ты в своем уме?

– Темная ты женщина! В наше время литература самое выгодное дело! Ты знаешь сколько Алексей Толстой получает? А Миша Зощенко? На заводе ты за сто лет таких денег не заработаешь!

– Они писатели, а ты куда лезешь?

– У меня в издательстве исторической литературы остались связи. Я тут перетер кое с кем одну тему. Им срочно требуются мемуары о Гражданской войне.

– Ты же не воевал!

– Но я жил в эту великую эпоху!

– И что ты написать можешь, идиот?

– Я уже половину написал. Пока ты на работе прохлаждалась, я тут спины над столом не разгибал.

– Сколько заплатят?

– Тысяч сто или даже больше!

– Ладно. Пиши! – разрешила жена. –Только побыстрей!

Николаев действительно начал писать нечто наподобие дневника, однако ему это быстро наскучило. Да и жена, заглянув однажды в литературную тетрадь мужа, сильно засомневалась, что кто-то будет читать эту белиберду.

Тогда Николаев выдумал новую причину не работать.

– Молчи, женщина! – таинственно прижал он палец к губам, когда жена в очередной раз подступила к нему с угрозой.

– Я не могу одна семью тянуть! Вставай с дивана! Бездельник чертов!

– Лучше ей не знать этого! – задумчиво (как бы про себя) произнес Николаев.

– Чего?

– Ничего!

– Иди на завод, придурок!

– Придется ей открыться! – тяжко вздохнул Николаев.

– Ну?

– Дело в том, дорогая, что меня приняли в тайную организацию!

– Че?

– Только это секрет! Великая тайна! В этом году мы должны взять власть. Я отвечаю за Ленинград. На мне Киров. Понимаешь?

– В смысле Киров?

Николаев поведал жене, что в глубоком подполье действуют некие могущественные силы, которые готовят государственный переворот. При этом, он (Николаев) один из руководителей заговора.

Драуле прониклась уважением к мужу и сделалась такой милой, какой была только до свадьбы.

Видя такое дело, Николаев теперь каждый день и даже по много раз в день рассуждал перед женой о заговоре, убийстве Кирове и скором приходе новой власти, в которой он будет играть первую скрипку.

Он говорил об этом так часто, что через некоторое время настолько вошел в роль, что сам поверил в свои россказни.

Теперь, наряду с пунктиком, что ему должны дать путевку в санаторий, у Николаева появился новый пунктик, что он выполняет чье-то тайное задание убить Кирова.

Свыкнувшись с этой мыслью, Николаев стал прикидывать план убийства.

Он достал из рабочего стола наган, который ему выдали на работе во время Гражданской войны (тогда это была общая практика) и стал ездить на стрельбище упражняться в стрельбе.

Примерно через месяц он вполне сносно овладел оружием.

Во всей этой ситуации его смущало только одно.

– Почему со мной до сих пор никто не вышел на связь? – иногда думал он. – Где наша тайная организация? У меня нет сомнения, что они за мной наблюдают, но почему не дают о себе знать?! Видимо потому, что ждут от меня конкретных действий. Мне надо убить Кирова, и тогда со мной обязательно свяжутся и выдадут путевку в санаторий!

Каким-то непостижимым образом два пунктика в голове у Николаева переплелись между собой и связались в узелок.

С определенного момента им овладела полная уверенность, что после убийства Кирова, он получит вожделенную путевку в санаторий. Об этом свидетельствует стихотворение, которое он написал незадолго до покушения.

Хожу по кабинетам и страдаю!

Путевку себе выбиваю!

Мне отказывают каждый день!

Бюрократам путевку дать лень!

Я безработный уже год!

Жена меня шлет на завод!

И зовёт меня идиот!

А я хочу на курорт!

Я знаю, что бюрократы!

Путевками очень богаты!

Но гонят они меня вон!

Мой дух почти побежден!

Но их победа Пиррова,

Когда я убью Кирова!

Меня друзья найдут!

И путевку в санаторий дадут!

Николаев, который постоянно ошивался в Смольном, выбивая себе путевку, настолько примелькался там, что его воспринимали, как мебель или часы, тикающие на стене.

– Все еще не получил путевку? – дружелюбно спрашивал вахтер на входе, не спрашивая документов.

– Пока нет!

– А я получил! – хвастался вахтер. – В Одессе целый месяц бесплатно отдыхал.

– Куда только не писал. Даже самому Сталину, а воз и ныне там! – тяжко вздыхал Николаев.

– Удачи! – шутливо козырял вахтер.

Работники Смольного относились к Николаеву двойственно. С одной стороны, они дружески пожимали руку, смеялись, шутили и даже целовали его, когда у них было хорошее настроение. С другой стороны, хорошим тоном считалось отказывать Николаеву во всем. Его попытки занять деньги «до получки», стрельнуть сигаретку или попить на халяву чайку наталкивались на стену непонимания. Например, если Николаев заходил в курилку, все дружно делали вид, что курят последнюю сигарету, а если он заглядывал в кабинет, где угощались сладостями, его бесцеремонно выставляли за дверь.

В редкие дни, когда Николаев не приходил в Смольный из-за болезни, его вспоминали шутками-прибаутками.

– Куда наш дурачок-Николаев запропастился? – удивлялись в курилке. – Может какой-нибудь идиот ему по ошибке путевку дал?!

– Вряд ли! Скорее, его самого в психушку загребли! –ржали курильщики.

15 октября 1934 года Николаев сделал первую попытку подобраться к Кирову. Он подстерег вождя Ленинграда возле его собственного дома, но был задержан охраной.

– О! Николаев! – дружно засмеялись телохранители, которые его хорошо знали. – Решил сменить тактику? Теперь прямо на улице будешь путевку просить?! Оно правильно! В Смольном, надо записываться у секретаря, сидеть в очереди и еще не факт, что примут. На улице проще! А наган тебе зачем? Самоубийство хочешь разыграть?

Николаев показал им разрешение на оружие, и его отпустили.

01 декабря 1934 года Николаев, как всегда, свободно прошел в Смольный. В этот день вечером должно было состояться выступление Кирова в Таврическом дворце, и сотрудникам обкома выдавали бесплатные билеты (глава Ленинграда считался прекрасным оратором).

Николаев принялся бродить по кабинетам и выпрашивать себе лишний билетик. Свободные билеты, конечно, были, но ему, как обычно, отказывали.

Проходя по коридору Николаев услышал, как один из сотрудников жалуется товарищу, что имеет пару лишних билета, а подарить их некому.

– Привет! – подошел к нему Николаев. – Есть лишний билетик?

– Увы!

– Ты же только что говорил, что у тебя два билета!

– Ты куда-то шел, Николаев? Вот и иди себе дальше! Не до тебя!

Николаев вроде бы привык к тому, что его все посылают, но этот случай стал последней каплей.

– Сволочи! – с обидой думал он, сжимая кулаки. – У самих билеты куры не клюют, а мне зажали.

Как раз в этот момент он увидел идущего по коридору навстречу Кирова. Руководителя Ленинграда сопровождал всего один охранник, который отстал от него.

– А вот и моя путевочка! Сама плывет ко мне в руки! – радостно подумал Николаев, достал наган и спустил курок.

***

Когда Сталину сообщили об убийстве его друга, он немедленно выехал в Ленинград. Сразу по приезду к нему доставили Николаева, который чувствовал себя плохо: временами у него шла из-за рта пена, а глаза смотрели в одну точку.

– За что ты убил такого хорошего человека? – жестко и вместе с тем устало посмотрел на него Сталин.

– Я тебе писал! – смерил его дерзким взглядом Николаев.

– Что ты мне писал?

– Просил дать мне путевку в санаторий.

– И что я ответил? – удивился Сталин таким поворотом разговора (в этот момент он был потрясен потерей друга и мало что соображал).

– Ничего. Ноль эмоций, фунт презрения.

– Может, в канцелярии где-то затерялось?

– Три письма!? Не смеши!

– И что? Убивать надо, если тебе на письмо не ответили?

– А как ты хотел? Дал бы мне путевку, твой друг был сейчас жив.

– Странная логика!

– Нормальная логика. Если разобраться, ты сам убил своего друга!

– Я? – поразился Сталин.

– Ты! Теперь все тебя так и будут звать убийцей Кирова. Помяни мое слово.

Сталин уставился в пол, пытаясь осмыслить услышанное.

– Самое лучшее, что ты можешь сделать в такой ситуации – это дать мне путевку в санаторий в Крым на три месяца! – продолжал рассуждать Николаев.

– Чего? – поднял на него усталые глаза Сталин.

– Этим ты докажешь, что стал выше личной обиды и научился прощать врагов. Если же ты пойдешь по другому пути и попытаешься меня судить, за меня жестоко отомстят. У нас такая организация, что тебе во сне не снилось!

– Какая организация?

– Такая организация, которая не даст тебе покоя. Сотни и тысячи моих соратников будут стрелять в тебя, пока не убьют. Хоть прячься в бункере, все равно тебя достанем!

– Уведите его! – нахмурился Сталин.

Когда Николаева увели, вождь несколько минут молчал, что-то обдумывая, а затем резко повернулся к наркому НКВД Генриху Ягоде.

– Странное дело. У нас в стране действует тайная организация, а я об этом узнаю случайно от одного из террористов.

– Он блефует, товарищ Сталин. И вообще он очень сильно смахивает на дурачка!

– А я думаю, что на дурака смахивает кто-то другой.

– Кто?

– Ты! Николаев застрелил моего лучшего друга, а твоя охрана ничем ему не помешала. Так кто же после этого дурак?

– Я во всем разберусь, товарищ Сталин! – покраснел Ягода. – Все ваши враги будут вычислены и уничтожены!

– Ты только дров не наломай, Генрих! А то я твой наркомат знаю! Арестуете невиновных и доложите, что все чики-пуки.

– В этот раз все будет нормально.

– О ходе расследования будешь докладывать мне лично! Звони в любое время!

Ягода возглавил следственную группу, куда включил лучших сыщиков страны.

Первой догадкой советских Пинкертонов было, что Николаев состоит в белогвардейском подполье. Дело в том, что проигравшие гражданскую войну белые, периодически устраивали террористические акты против советских руководителей, как внутри страны, так и за рубежом.

На похоронах Кирова ораторы обличали «подлых белогвардейских убийц». Даже такой осведомленный человек, как глава советского правительства Вячеслав Молотов, заклеймил позором «белых террористов, которые оказались неспособны победить советскую власть в открытом бою и нанесли свой коварный подлый удар из-за угла».

Однако, когда сыщики выяснили биографию Николаева и круг его знакомств, в первоначальной версии возникли нестыковки.

Убийца Кирова был из бедной семьи, поддержал революцию и ни с кем из белогвардейцев никаких дел никогда не имел.

Казалось, что от первоначальной версии следует отказаться, но как известно, в доброй традиции сыщиков, если у них не сходятся концы с концами, постараться «подогнать» доказательства.

– Хочешь я помогу тебе, Николаев?! – обратился к нему тет-а-тет Ягода.

– В санаторий меня отправишь?

– Лучше. Давай напишем в протоколе, что ты незаконнорожденный сын какого-нибудь аристократа и всегда сочувствовал белому движению.

– Зачем?

– Для тебя будет прямая выгода. Смотри. Сейчас за тебя никто не вступается, и ты никому не нужен. Если же ты окажешься сыном какого-нибудь князя, получится совсем другой коленкор. Все демократические правительства европейских стран моментально возмутятся и будут требовать, чтобы мы тебя отпустили. Мы их пожелания рассмотрим и, скорее всего, пойдем на встречу. Поменяем тебя на какого-нибудь коммуниста, который томится в капиталистической тюрьме. Поедешь жить в Европу. Там курорты еще лучше наших. Отдохнешь в Ницце или Сан-Тропе!

Николаев истерично рассмеялся (после убийства у него совсем расшаталась нервная система).

– Сейчас быстренько напишем протокол! – обрадовался Ягода, который принял смех за положительную реакцию. – Зафиксируем, что в Гражданскую войну ты вступил в комсомол только для отвода глаз, а на самом деле выполнял тайное задание белого подполья. Потом ты затаился, но недавно на тебя вышли твои дружки-белогвардейцы с заданием убить Кирова. Подпишешь протокол и можешь потихоньку готовиться к поездке в Европу. В Италии сейчас теплынь. Завидую тебе!

– Я вам не верю и ничего подписывать не буду! – возразил Николаев, и сколько бы Ягода не искушал его, остался стоять на своем.

Между тем, пришло время делать доклад Сталину. Нарком решил за неимением лучшего придерживаться версии об аристократическом происхождении убийцы.

– Товарищ Сталина. Нам удалось далеко продвинуться в расследовании и выяснить, что Николаев является незаконнорожденным сыном одного из князей. Сейчас выясняем какого именно.

– Николаев в этом сознался?

– Пока, к сожалению, нет. Разрешите применить физические меры воздействия?

Сталин просмотрел уголовное дело, где была подробная биографическая справка на Николаева, и нахмурился.

– Вы издеваетесь надо мной, Ягода? Какой князь? Он все детство перебивался с хлеба на воду! Может, я тоже сын князя? Или вы считаете меня потомком Николая Михайловича Пржевальского?

– Никак нет! – испугался Ягода.

– Хватит мне лапшу на уши вешать. Где факты?!

– Товарищ Сталин, мы просто разрабатываем эту версию.

– Вы не версию разрабатываете, а херней страдаете!

Нарком НКВД вышел из кабинета вождя весь красный и в тот же день собрал совещание.

– Товарища Сталина не устроила наша версия с белым подпольем! – мрачно сообщил он. – Какие еще будут мысли?

Советские Пинкертоны призадумались.

– Предлагаю классический любовный треугольник! – предложил заместитель наркома внутренних дел Яков Агранов. – У Николаева есть жена. Симпотная латышка Мильда Драуле. Работает в партийном аппарате на технической должности. У товарища Кирова, как мы знаем, были не лады с супругой. Вполне логично, что он обратил внимание на Драуле и повел ее в ресторан, а затем в баню. Там их застукал Николаев…

– Какая баня? Кирова в Смольном убили! – перебил Ягода.

– Извините, товарищ нарком, увлекся! – поправился Агранов. – Бани не было. Просто Николаев узнал об их любовной связи и застрелил товарища Кирова.

– А что! Вполне себе удобоваримо! – кивнул Ягода. – Попробую доложить хозяину. Авось, пронесет!

Ягода набрал по прямому проводу Сталина и рассказал о новой версии Пинкертонов.

– Ты совсем кукушкой поехал?! – разозлился вождь народов. – Хочешь посмертно опозорить руководителя Ленинграда?! Есть у тебя факты, что у них была любовная связь?!

– Конкретных фактов нет, товарищ Сталин. Мы просто предположили, что…

– Я тебе предположу! – Сталин бросил трубку.

– Не пронесло! – вздохнул нарком НКВД. – Чего рты разинули?! Давайте! Начинайте мозговой штурм!

– У Николаева в записной книжке мы нашли телефон Германского консульства! – вспомнил Агранов. – Нам удалось выяснить, что он был на личном приеме у консула. На допросе Николаев пояснил, что хотел попросить в консульстве путевку. Потом он с той же целью посетил Латвийское консульство.

– И что с того?

– Ясно, что Николаев темнит насчет путевок. Никаких путевок советским гражданам консульства не выдают. Он скрыл настоящую цель своего посещения, значит, ему было, что скрывать. Я думаю, он получал задания и инструкции…

– Немецкий шпион! – обрадовался Ягода. – Вот это уже кое-что! Это ты в самое яблочко попал, Яков! Сейчас обрадую хозяина.

Он вновь набрал Генерального секретаря.

– Товарищ Сталин! Новая срочная информация по делу Николаева.

– Говорите.

– Выяснилось, что Николаев немецко-фашистский шпион. Мы выяснили, что он неоднократно бывал в немецком и латвийских консульствах, получал там инструкции и деньги.

– Доказательства?

– У него в телефонной книжке найдены номера немецкого и латвийского консульств. Кроме того, на допросе он признался, что неоднократно посещал консульства, где имел беседы с консулами.

– О чем они говорил?

– Николаев утверждает, что просил дать ему путевку в санаторий. Чушь, конечно!

– Инструкции у него нашли?

– Нет. Скорее всего, он их уничтожил.

– Деньги?

– Он их тоже уничтожил.

– Давно хотел спросить вас, товарищ Ягода. Вы сами на какую разведку работаете? Английскую?

– Я? На русскую, товарищ Сталин.

– А у меня другое мнение. На приемах в посольствах бываете регулярно. Водку с послами пьете. Не далее, как в прошлом месяце видел, как вы пьянствовали на приеме у американского посла. Это вы тогда получили задание поссорить нас с Германией?

– Товарищ Сталин, я ничего не получал! – жалко пролепетал Ягода.

– Как вы можете утверждать, что немецкий консул дал приказ убить Кирова? Вы понимаете, что это международный скандал? Мало того, что вы обвиняете иностранную державу, так еще не имеете конкретных доказательств. В моей телефонной книжке есть прямые телефонные номера президентов США и Франции. По-вашему, я американский или французский шпион?

– Никак нет, Иосиф Виссарионович.

– Оставьте немецкое консульство в покое. Сначала разберитесь, а потом уже докладывайте. Вы меня очень расстроили, Ягода! Очень!

– О-хо-хо! Не знаешь, где получишь по шее! – вздохнул нарком, положив трубку. – Давай, Агранов, исправляйся. Начни, наконец, думать.

– Версий может быть множество! – в свою очередь вздохнул Агранов. – Только какая устроит хозяина? Поди угадай!

– Ты набрасывай, а потом будем вместе решать!

– Тогда по порядку. Первая. Киров до революции работал во Владикавказе в газете, которую издавала Кадетская партия. Что если предположить, что его прежние соратники, кадеты, решили убить его, как ренегата своей партии. Вторая. Его могла заказать собственная жена, с которой у него были весьма непростые отношения.

– Стоп, Яша! Ты опять о своем! – прервал его Ягода. – Товарищ Сталин ясно дал понять, что мы не должны касаться имени Кирова в негативном ключе. Наши версии должны исходить из того, что товарищ Киров в своем убийстве не виноват!

Пинкертоны задумались.

– Я собрал сюда лучших сыщиков страны, и никто ничего не может сказать! – выразил неудовольствие нарком. – Совсем мышей перестали ловить. Может, вас всех выгнать, к чертям собачьим, и набрать молодых?

– Разрешите! – поднялся один из наиболее опытных сыщиков. – Мы с вами можем предполагать все, что угодно. Но все версии разбиваются о личность Николаева. Я думаю, что уважающий себя заказчик не будет доверять исполнение преступления такому ненадежному киллеру. Николаев – неврастеник, и то, что он вообще довел свой замысел до конца, можно приписать чуду. Ежу понятно, что, если такой горе-киллер попадется в руки правосудия, он сдаст всех и расскажет все, что знает и чего не знает. Если он до сих пор этого не сделал, получается, что он – одиночка.

– Чушь! – возразил Ягода. – Николаев сам признался Сталину, что действовал по заданию тайной организации! Наше дело найти эту организацию! А если вы хотите рассуждать о психологии убийцы, сдайте свое удостоверение и идите преподавать в медицинский институт!

– У нас только один выход! – заметил Агранов. – Нужно посадить в камеру к Николаеву наших людей, которые будут раскручивать его на разговоры. Авось, что-нибудь да узнаем!

Так и сделали. Но поскольку приказ прошел через несколько инстанций, его слегка не так поняли, и в камеру к Николаеву подсадили сотрудников НКВД, одетых в форму.

Впрочем, Николаеву было все равно. Он действительно много болтал, но все его речи были бессвязными и напоминали бред сумасшедшего.

Так продолжалось несколько дней, но однажды из потока бреда удалось вычленить три фамилии: Котолынов, Шацкий и Румянцев.