Глава 2. Новая династия

Прошло полтора века. За это время на русской земле произошли огромные изменения. Главным из них было утверждение абсолютизма на Руси – великий князь московский (позже царь) стал самовластным хозяином земли Русской. Территория Московского княжества расширилась до невероятных размеров – Казанское ханство, Астраханское ханство, Сибирь и многие другие земли покорились белому царю к началу XVII века. Никто уже не оспаривал установившийся порядок престолонаследия; верховная власть передавалась от отца к старшему сыну. Дядья монарха, как бы юн он ни был, отнюдь не выступали с притязанием на престол, как это было в XV веке. Да и великих князей Тверского, Рязанского, Серпуховского и других не было – был один великий князь московский, остальные считались его слугами. К такому порядку все привыкли за эти годы (он давал, по крайней мере, гарантии против кровавых междоусобий и битв между русскими людьми).

Но в 1598 году последний царь из рода Рюриковичей, сын Ивана Грозного Федор Иоаннович скончался, пресеклась династия Рюриковичей, правивших Русью более 700 лет. Началась смута. В 1604 году от Литвы московскую границу пересек человек, объявивший себя сыном Ивана Грозного Дмитрием, обещавший народу мир и благоденствие и призывавший служить ему как законному государю. Кто был самозванец? По свидетельству Н. М. Карамзина, им оказался бедный сын боярский, галичанин Юрий Отрепьев, служивший в доме у Романовых и Черкасских.

Он был пострижен в монахи вятским игуменом Трифоном и назван Григорием, жил он в Галической обители Иоанна Предтечи и других, затем в Чудовом монастыре, откуда сбежал в Литву. История самозванца известна. Правление его в Москве продолжилось одиннадцать месяцев. Смутное же время длилось до 1613 года, когда был созван Земский собор для избрания царя. По свидетельству летописца, первым кандидатуру Михаила Романова, отец которого приходился двоюродным братом покойному царю Федору Иоанновичу, предложил какой-то дворянин из Галича (история не сохранила его имя) и один из донских атаманов. Михаила единодушно избрали на царский престол 21 февраля 1613 года.

После долгих уговоров шестнадцатилетний Михаил, находившийся в Ипатьевском монастыре в Костроме с матерью, инокиней Марфой, соглашается принять царство. Так история распорядилась, что и здесь город Галич проявился в самом неожиданном виде.

Глава 3. В лесах Заволжья

Наш край

События государственного уровня, описанные в предыдущих главах, происходили на фоне жизни простых людей Лесного Заволжья. Поэтому интерес представляет не только жизнь династий великих мира сего, но и жизнь простых людей – тех самых галичан, костромичей, вологодцев, вятичей, от которых проистекали события исторические.

Как жили эти люди в лесах Заволжья?

С тех пор как племена чуди, меря и другие местные народы уступили свои исконные земли руси или соединились с ними, прошло много лет. Как память остались названия рек, городов, в частности, город Галич Мерьский, основанный ранее XIII века, упоминаемый впервые в летописи 1237 году в связи с нашествием татар на костромские и галические земли.

Город строился на берегу Галического озера, о чем свидетельствуют остатки земляных древних укреплений в виде валов в полутора километрах от нынешнего центра города.

Первая галическая крепость была построена непосредственно на озерном берегу, на склоне холма. Земляные валы с боков Нижнего городища (так называлась крепость) возвышались по краям оврагов. Со стороны, противоположной озеру, был вырыт специальный глубокий ров, а сверху насыпан мощный вал. До конца XIV – начала XV в. это Нижнее городище служило укреплением города.

К середине XV в. старые укрепления были дополнены Верхним городищем (крепостью на Шемякиной горе), которая примыкала к напольной стороне старой крепости. Там, где новая крепость не защищалась оврагами, были насыпаны валы, по верху которых были построены деревянные стены с башнями. Внутри размещался княжеский двор и церковь. Над городом возвышалась княжеская цитадель как символ могущества власти удельного князя. А вокруг в эти годы началась закладка форпостов княжества – монастырей, а также храмов. Галическая земля отличалась большим количеством святых мест – церквей, монастырей, например, по сборнику 1908 года действовали Макарьевский женский Троицкий монастырь (основан в 1439 г.), Высоковский Успенский мужской монастырь, Свято-Троицкий женский монастырь в 40 верстах от Галича, Николаевский Староторжский женский монастырь на берегу Галического озера (основан в XV в.), Паисиев мужской монастырь в 1,5 верстах от Галича, основанный в XIV в., Богородский Федоровский женский монастырь в Солигалическом уезде, Железоборовский Предтеченский мужской монастырь в 16 верстах от г. Буя, где был пострижен известный Григорий Отрепьев, Авраамиев Городецкий Покровский монастырь в 12 верстах от Чухломы и другие. Говорят, что, когда великий князь московский Василий Тёмный завоевал город Галич в войне с кланом Юрьевичей, то он увез в Москву чудотворный образ Божьей Матери из Успенской церкви и поместил его в своей церкви, а ключ взял с собой. Но той же ночью икона явилась на старое место в Галич. Ниже пойдет речь об островке среди лесов Заволжья – нескольких деревнях Галического уезда в 35 километрах от Галича. Здесь, как в капле воды, отразилась жизнь огромной нашей родины как жизнь части Лесного Заволжья. Здесь тоже не избежали разграбления церкви, часовни, которых достаточно много было в округе. Близкая нашему роду церковь Вознесения в селе Жуково была разломана, а кирпич пошел на помещение склада «Заготлен» в райцентре. Храм в селе Бобынино был превращен в мастерскую по ремонту тракторов. В деревнях Дегтярево и Извал разрушены были часовни и т. д. Характерно, что после Великой Отечественной войны жители этих деревень покинули свои дома. Говорили, что бог от них отвернулся. Так это или не так, но округа, имевшая до революции множество деревень и достаточно плотно населенная, осталась без бога, без того, что многие века формировало нравственные начала у людей, внушая святые заповеди «не убий, не укради, чти отца своего…».

Церкви рушились, кладбища зарастали.

Родные деревни

Край наш – речной, везде речки, речушки и реки. Поблизости от наших деревень две реки – Нея и Шуя. Первая впадает в Унжу, вторая – в Немду, являющиеся притоками

Волги. Обе летом сравнительно неширокие, разливаются только весной. В наших краях они берут начало. Поближе к нам была Нея. Она лентой вьется среди берегов и как на нитку бусинки собирает около себя лесные деревни. Деревни в Лесном Заволжье были чаще всего небольшие. Например, в родной деревне Якунино был 21 дом. Но были и большие села – в Антушево до Великой Отечественной войны стояло около сотни вместительных деревянных домов.

Как правило, деревни в наших краях располагались на возвышенностях, поскольку места – холмистые, ледник тут прошел в давние времена основательно. У подножия естественного холма, на котором стояла деревня, текла речка, такая же, как наша Нея. Если с крыши дома окинуть взглядом места нашего детства, то вокруг можно увидеть леса и перелески, а на холмах – крыши деревень, которые видны километров за десять. Среди золотого осеннего марева лесов выделялась белая колокольня церкви св. Софии в деревне Антушево

(построенной, говорят, на пожертвования одной из ветвей семейства М. Ю. Лермонтова).

В лесных местностях жизнь трудна, тем более что климат суровый, почвы подзолистые; как говорят сейчас – это зона рискованного земледелия. В старославянские времена было, как известно, подсечное земледелие, когда выжигали леса и обрабатывали затем несколько лет удобренную почву, выжигая затем последующие участки. Теперь это невозможно. При низких урожаях семье было трудно прокормиться. Трудоспособное население в крестьянстве работой не обеспечивалось. Недалеко от наших деревень – у деревни Бушнево – проходил Сибирский тракт, многие по этому тракту вынуждены были уходить на заработки летом в города – до Москвы было около 500 километров, до Питера 800. Отходники занимались там знакомым плотницким,

печным или столярным делом.

Между тем, в 1904–1905 гг. тишину наших лесов нарушили паровозные гудки – между Шуей и Неей была построена железная дорога (сейчас Транссибирская магистраль —

от Москвы в Сибирь). Если раньше предки наши до Москвы на лошадях добирались полторы – две недели, то теперь чугункой могли доехать за сутки с небольшим. С железной дорогой (от нашей деревни Якунино она проходила в трех километрах) появились рабочие места – строили станции,

требовались рабочие на железнодорожный путь.

Особую сферу деятельности составляли лесозаготовки. До 1941 года появились и развили бурную деятельность лесозаготовительные организации. Вырубались леса, древесина свозилась на близлежащие железнодорожные станции и отгружалась на стройки пятилетки. У села Бушнево

был построен лесопильный завод.

В войну началась интенсивная заготовка леса – пиловочника (длиной по 1 м леса любой породы – береза, осина:

хвойный лес был в основном вырублен). Пиловочник грузился в вагоны и отвозился в депо ст. Буй Северной железной дороги для топки паровозов. Заготавливали лес подростки,

женщины, инвалиды в любую погоду – мороз, снег, дождь.

За это полагался паек – 600 граммов хлеба.

Особо надо сказать о коллективизации крестьян в

начале 30-х годов XX века. Крестьяне – народ консервативный, особо в колхоз люди не рвались. Недовольных раскулачивали со ссылкой на север или в Сибирь. Руководили раскулачиванием комбеды, в которых состояли самые бедные люди в деревне, т. е., как говорили остальные жители, – самые ленивые. Раскулачивали иногда потому, что хозяин отличался чем-то от прочих, имел, например, две коровы, две лошади.

Тогда не было ни судов, ни прокуратуры, местная власть только зарождалась. Например, был такой случай.

Приехал из РИКа (исполнительного районного комитета) мужчина в коже и с портфелем. Выступая, сказал, что безвластию надо положить конец и надо выбрать свою местную советскую власть. После обсуждения на должность председателя сельсовета была предложена кандидатура Ивана Коновалова из деревни Михеево: он безлошаден, все равно ему без лошади делать нечего. То есть, он бедняк, а эта власть – власть бедняков.

Вместо суда официального распространен был самосуд. Вора (а именно это преступление чаще других имело место) судили своим судом. Особо не любили конокрадов (чаще всего, это были цыгане).

На деревни приходили разнарядки по раскулачиванию. Однажды, в 1931 году, председатель сельского совета, такой же мужик, сообщил отцу, что его семья у властей на примете. В доме деда тогда жили наш отец Николай Николаевич и его младший брат Александр Николаевич. Один прошел две войны – первую мировую и Гражданскую, второй – красный командир, демобилизован по ранению.

В семьях было в то время четверо детей, две старухи (мать братьев и бабка). Вроде бы при многодетной семье и определенных заслугах перед отечеством опасности раскулачивания быть не должно.

Тем не менее, решили произвести официальный (с составлением соответствующего акта, при участии представителей власти) раздел общего имущества на две части, чтобы войти в разряд середняков. Согласно акту, подлежало разделу: дом старый, двор пристроенный, изба сбоку, четыре сарая, амбар, баня, мякинница, две избушки, овин, конюшня, а также две коровы, одна лошадь, две овцы, шесть куриц, один петух, один поросенок, телега, тарантас, плуг, борона, сани дровни и сани пошевни, а также хомуты, шлея, седелки, два самовара и т. д.

Земля составляла огувенник усадебный, пашня в полях общества на два пая, сенной покос в полях общества тоже на два пая.

При создании колхоза кормилец – конь Ванька – был переведен в общественный скотный двор. Александр

Николаевич (бывший красный командир) избран председателем колхоза имени 14 лет Октября, туда входили три деревни – Якунино, Демино и Бураково. Общих хозяйств в колхозе набралось около пятидесяти.

Колхозу была выделена сельскохозяйственная техника. Прибывшую колонну первых тракторов встречали всем селом, включая грудных младенцев. Трактора эти были для всех прямо-таки чудом.

Старший из братьев – Николай – после демобилизации в 1921 году устроился на железную дорогу.

Каков был быт крестьян в то время? До войны деревни, в общем-то, как-то держались. В каждой семье было много ребятишек, родившихся в промежутке между Гражданской и отечественной войнами. В сравнительно небольшой деревне Якунино было более 50 детей и подростков. Чаще всего дети находились на улице. Игрушек фабричных практически не было. Играли в «лодыжки» (костяшки от ног скота), а весной в лапту, в «лунки», в прятки. Интересна игра с попаданием в деревянный шарик палкой, игра наподобие городков. Водящий бегает за сбитым шариком и ставит снова на место до тех пор, пока не промахнется напарник, который после промаха становился водящим.

Любимым занятием детей и подростков была лапта, где играющие делились на две команды, одна из которых была, так сказать, активной, а другая пассивной. Игрок из «пассивной» команды подбрасывал мяч, «активный» палкой бил по нему в воздухе. В это время «активные» для получения права очередного удара бежали до определенной черты в сторону «пассивных», а кто-то из последних должен был попасть в «активных» мячом. Замечательная игра!

Надо отметить, что жизнь детей и подростков не заключалась только в играх. Трудиться приходилось с детства. Старшие нянчились с малышами, а с наступлением тепла все уходили в лес по грибы и ягоды. Дары природы использовались детьми весьма активно. Сначала по весне из земли появлялись «песты» (хвощ полевой), затем наступала очередь щавеля лугового, березового сока, соснового сока (это не жидкость, а будущий годичный слой дерева, снимавшийся тонкой стальной струной с палочками на концах и употреблявшийся в виде белых сладких лент). Затем шли грибы и ягоды. Родители уходили на работу, а подростки – в лес (взрослым в лес ходить было как-то не принято, только если по грибы в дождливый день). Грибы сушили, солили, бруснику и клюкву замачивали, малину и чернику сушили (в русских печках это очень хорошо получалось). Все эти дары леса были подспорьем в голодноватое то время наряду с огородной продукцией (капустой, морковью, брюквой, свеклой, ну и конечно, картошкой, которая воистину была как второй хлеб). Всё это позволяло выжить, но требовало больших трудов. Если в семье были девушки, то им родители готовили заблаговременно приданое. Невеста должна быть одетой и обутой, должна быть приготовлена постель, включая матрас, одеяла, простыни, наволочки, подушки (после сватания перед свадьбой жених приезжал за постелью). До этого заправленная и снабженная постельным бельем кровать невесты стояла для всеобщего обозрения, а поверх одеяла и покрывала лежали платья и юбки невесты. Было принято ходить к молодой, смотреть, перебирать, пересчитывать это имущество. Родители должны были снабдить молодую сундуком или шкафом, или кроватью. Мужчины в нашей местности были в большинстве мастеровые, столярку делали сами на свой вкус.

Свадьбы летом не играли, а больше к зиме. Женились и выходили замуж кто по любви, а кто через посредника

(сватов, сваху). С влюбленными обоюдно всё было просто: если родители согласны – засылай сватов. Жених приезжал на выездных санках с родителями и сватами. За стопкой водки обсуждали план бракосочетания – день венчания, где праздновать, кому что покупать. Если же жених был не очень завидный да к тому же из большой семьи, то суженую он искал с помощью сватов чаще подальше от своей деревни. Невеста такого жениха чаще всего была либо из бедной семьи, либо в возрасте, либо с изъяном. Ответ сватам мог быть разный – иные женихи за зиму раза по 3–4 засылали сватов в разные деревни.

Сосватанная девица по обычаю «выла», т. е. как бы плакала в голос, расставаясь с родительской семьей, причем расставание с родными, батюшкой и матушкой, с милыми подругами должно было быть длительным, т. к. послушать «вытьё» приходили женщины и девицы со всей округи. Слушая «вытьё», без дела женщины не сидели: кто вязал, кто прял пряжу. Не надо забывать, что каждое хозяйство сеяло лен, в каждой семье был ткацкий станок, чтобы одевать семью. Венчаться к церкви ехали свадебным поездом: впереди шаферы, затем молодые, потом прочие. Заряженные в легкие санки (кошовки) лошади были украшены – в гриву и в хвосты заплетались разноцветные ленты, под дуги прикреплялись колокольчики, на конях была т. н. «выездная» сбруя. (Позднее, когда венчаться было ехать некуда по причине разорения храмов, свадебным поездом ездили в сельсовет – регистрироваться.) После свадьбы молодую «приводили» в семью мужа

(так и говорили, что такая-то приведена, скажем, из Кочеремова или Антипина). Для свекра она теперь становилась снохой (для свекрови – невесткой). Если у мужа был брат, он приходился ей деверем, а сестра мужа – золовкой. Родители мужа называли теперь родителей молодой жены сватом и сватьей, как и те их. Для молодого мужа брат жены становился шурином, сестра жены – свояченицей, а её брат – свояком (свояками считались и женатые на сестрах).

Где могли встретиться молодые люди, чтобы потом идти по жизни рука об руку? В каждой деревне был свой престольный праздник, привязанный к определенному дню, там и можно было повстречать свою судьбу.

В деревне Якунино это было Преображение Христово (Яблочный Спас) 19 августа, в деревне Демино – Ильин день 2 августа и т. д. В этот день в деревне собиралась родня и друзья со всех окрестных сел, приходили в гости самые дальние родственники. Собиралась молодежь со всей округи вечером праздничного дня. Ходили по улице парами или толпой, танцевали в основном под гармонь, реже под балалайку на площадке посреди деревни, где заранее были сделаны скамьи из досок. При этом чаще всего плясали

«русского» или «цыганочку», но особенно в моде была «костромская кадриль», или, как её называли впоследствии —

«семизарядная». Это групповой танец в семь фигур, танцевать одновременно выходили две пары, причем средняя фигура, т. н. «махоня», предполагала парную пляску (две девушки напротив друг дружки или два парня, или парень с девушкой), при этом ещё в процессе, так сказать, переплясов пелись частушки. Ах, какие это были частушки! Иногда споет танцор такую, что от хохота присутствующих галки на деревьях разлетались. Частушки были иногда и вольного содержания, особенно если в круг выходили подвыпившие женщины, озорные и веселые.

Надо сказать, что праздник не всегда проходил мирно – вдруг вспыхивала драка. Местные ребята, жившие на левобережной стороне р. Неи, испытывали какую-то неприязнь к правобережным (и наоборот). Начинали драку обычно младшие возрастом, а потом, как бы в их защиту, подключались старшие. И вот уже трещат колья огородов и в темной деревне – электричества же не было! – слышны были только свист и крики. Милиции в деревнях не было.