Сбегают пароходы,
Уходят поезда.

И на причалах этих,
И на перронах тех
Дожди ржавеют летом,
Зимою киснет снег.

И в тишину врастают
Прощальные гудки,
И в воздухе витают
Косынки и платки.

Какие наши годы!
Морщинки возле глаз.
Сбежали пароходы
И поезда без нас.

А были по соседству
В той сказочной стране,
Где белый остров детства
Качался на волне.

Но утекло немало
Воды, ослабла прыть,
И жизнь девятым валом
Пытается накрыть.

1983

Братья

Шла метель по глубокому следу.
Я стоял, коченея в снегу,
И стонал в полушаге от бреда:
– Люди добрые! Я не могу!

Кто-нибудь! Отворите ворота! —
Я молил, не дойдя до ворот.
Всё надеялся, выглянет кто-то,
В избу зимнюю дверь отопрёт.

– Отворите! – Проглатывал ветер
Мой горячий удушливый крик.
И никто на селе не ответил,
На пороге никто не возник.

Я застыл в забытьи под забором,
Но очнулся на стук топора.
Лошадь, сани… «Наверное, воры
Добрались до чужого добра…»

И меня увидали и – разом:
– Ты чего тут, сердешный, застрял?
– Да метель подкузьмила, зараза,
Заблудился, – я им повторял.

Дали варежки, термос достали,
Взяли на руки, в сани снесли.
Воры так суетиться б не стали…
Боже мой! Да меня же спасли!

Чаем с мятой согревшись немного,
Я чего-то промямлил про дом.
Помолчали, сказали нестрого:
– Ты не думай, мужик, не крадём!

Это наше подворье, отцово.
На чужое вовек не войдём.
Так что можешь поверить на слово… —
И опять: – Мы, мужик, не крадём!

Стало стыдно за мысли некстати
И неловко за глупый вопрос.
И сказал я: «Спасибо вам, братья,
Не поспей вы, наверно б, замёрз!»

– Ладно, ладно… – оттаяли лица, —
Видно, не был здесь очень давно.
Это с каждым могло бы случиться.
Тут недолго у нас заблудиться,
Но пропасть никому не дано.

Я смотрел на широкие плечи,
Слушал умные светлые речи,
Делал вывод из этих речей:
Доброта сохраняет и лечит,
Но врачует получше врачей.

– Ну, бывай, – подмигнули, – покуда.
Нам – направо, до дому – верста.
Мне хотелось сказать: «Не забуду
Я вас, братья, теперь до креста!»

Мы простились, но помню поныне:
«Ты не думай, мужик, не крадём!» —
И дорогу, и запах полыни,
И снегами затопленный дом.

Из сугробов, бывает, не выйти.
В чистом поле, где ветры парят,
Я шепчу в пустоту: «Отворите!» —
И уверен, что мне отворят.

1991

Осенние ветры

В полях российских ветры не унять:
Скулят себе, в ночи по-волчьи воют.
И трудно заунывное понять
Их ветряное пенье вековое.

О чём они, слетевшие с небес,
Зачем они под сень забытых кладбищ,
Какой у них житейский интерес
В местах исконных деревенских пастбищ?

В глухой ночи уставшие скулить,
Летят они в заброшенные кущи,
Как странники, в печали и в пыли
Несут свои измученные души.

Я слышу их глухие голоса,
Я вижу их натруженные спины…
Приходит утро, и блестит роса,
И перещёлк стихает соловьиный.

Изменчив мир, приемлющий рассвет.
Какое солнце поливает пашни!
И ветра нет. На свете ветра нет,
А есть лишь вздохи тягостные наши.

1992

Но жгут ботву…
Марии Трифоновой

В деревне Телешовке на Рязанщине
Стоит грибная светлая пора.
Подлески золотые близлежащие
Лохматят полусонные ветра.

Но жгут ботву, печаль невыразимая.
Всё ниже тучи ходят над землей.
И вновь деревня, словно рожь озимая,
Готова к встрече с долгою зимой.

Блуждает осень, тычась меж оградами,
По пруду тучи – будто корабли.
И чувства нет блаженней и отраднее,
Чем это чувство близости земли.

Взмахни рукой. Как лебедь белоснежная,
Над трудным счастьем круг свой опиши,
И различишь, как радость неизбежная
Коснётся неиспорченной души.

Звенит листва о крыши деревенские,
Скупее солнце греет дерева.
У осени прощальные и веские
Слетают с губ обветренных слова.

Прими как есть кустарники поблёкшие,
Лохмотья туч, набегавшихся всласть.
Грядёт пороша. Что там, за порошею?
Куда снега готовятся упасть?

1992

На Хупте

То щука плеснёт на мели,
То утки взлетят над осокой,
То пар, словно вздохи земли,
Восходит высоко-высоко.

Опять на заре ни клевка,
К дождю потемнела водица,
И палец цветной поплавка
Качается, туче грозится.

1993

Гимн солнцу

Какой покой, какая тишина!
И верится в недальнюю удачу.
Подсолнухи у самого окна,
Как маленькие солнышки, маячат.

Большое солнце всходит не спеша,
На хмурых тучах расправляет складки,
Извечный труд красивый свой верша,
Оно спокойно поливает грядки.

Нет суеты в движениях его,
Лишь вековая внутренняя сила.
Без этой силы в мире ничего
Не расцветало б и не голосило.

1993

В заброшенной русской деревне

Ветер звёзды холодные тушит,
Голосит на могилах зима.
Ходят в полночь забытые души
И стучатся в пустые дома.

Умоляют впустить обогреться,
На порогах подолгу сидят.
Ну куда им, отвергнутым, деться,
Коль глаза ни на что не глядят?

Ни собаки, ни кошки заблудшей,
Голосит на могилах зима.
Ищут близких забытые души
И, отчаявшись, сходят с ума.

1991

Над Окою скуластые ветры

Над Окою скуластые ветры,
И антоновка с добрый кулак,
И одетый в потёртые гетры
Загулявший в полях березняк.

Птицы гнёзда свои не колышут,
Молчаливы за поймой стога,
И места эти скоро услышат,
Как опустятся с неба снега,

Как рябину склюют свиристели,
Как помогут им в этом клесты…
Отсвистели своё, просвистели
Не познавшие счастья мечты.

Как светла в этой кружке водица!
Глянешь, всё там увидишь на дне.
И шальная снежинка садится,
Как знакомая, на руку мне.

Спелый ветер играет на скрипке,
Тянет дымом от крайней избы.
Всё равно я увижу улыбку
Невзлюбившей с рожденья судьбы.

Всё равно я допью эту воду,
Где вся жизнь от рожденья видна:
И любовь, и печали народа
Я с народом и выпью до дна.

2003

В Константинове

В Константинове песни и пляски,
И стихи серебром по Оке.
Ах, какие красивые сказки
Носит русский мужик в кулаке.

Разожмёт, полетят соловьями,
Успокоят больные сердца.
Говорить золотыми словами
Можно лишь с золотого крыльца

Деревенской, бревенчатой, грубой,
Но пропитанной светом избы,
Чтобы вишен обветренных губы
Целовали жасмин городьбы.

Чтоб тянуло в духмяные сени
Ускользающий луч старины,
Чтобы не было сердце осенним,
Чтобы были друг другу нужны.

В Константинове песни и пляски,
Облака отдыхают в Оке…
Ах, какие красивые сказки
Носит русский мужик в кулаке.

2003

На подъезде к Константинову
Владимиру Мазалову

В поле возле Константинова,
Оттолкнувшись от земли,
Из-под сетки паутиновой
Взмыли в небо журавли.

Над пустой стернёй, над поймою
Раскричались журавли,
Что-то впрямь такое вспомнили,
Что не вспомнить не могли.

И за миг до расставания
С этим краем, этим днём
И рябиной горькой раннею,
Полыхающей огнем,

Вдруг растаяли за тучею,
Растворились за дождём,
Душу криками не мучая
Над болотом и прудом.

Золотой порой осеннею
Будто вымерли вдали…
С «малой родины» Есенина
Улетели журавли.

2003

В гостях
Виктору Бокову

Падали сытные яблоки лета,
Август качался на нитях дождей
И забирался на дачу поэта,
Чтоб обсушиться немного на ней.

Пили «Мерло», вспоминали великих,
Тех, кто уехал уже навсегда,
И на портрете хозяина лики
Этих людей проступали тогда.

После на чай-кипяток засопели,
Начали книги друг другу дарить,
Под балалайку смеялись и пели
И на крыльцо выходили курить.

Дождь завершился, и сетуй не сетуй,
Но наступила пора уезжать,
И продолжала невзрачная Сетунь
Всем своим худеньким телом дрожать.

Я оглянулся: стоял одиноко
Знающий, как беспокоить сердца,
Сказочник слова и песенник Боков,
Не опускаясь на землю с крыльца.

2003

За час до снегопада

С берёз листва, как стружка из рубанка,
Бери корзину, собирай её.
Ах, осень, осень, скатерть-самобранка,
Узорочье рязанское моё.

И этот гриб, и муравейник спящий,
И лося оступившегося след
Хранит уже октябрь настоящий
От всех своих случайностей и бед.

Брожу в лесу за час до снегопада
И вижу дали дальние ясней.
Земле б смеяться, но земля не рада,
Она уже промёрзла до корней.

Давай, метель, влетай и в эту волость,
Ложись в постель из яблочной листвы.
Пусть хриплый твой, твой одичавший голос
Меня окликнет около Москвы.

2003

Не пролетайте мимо, журавли

Печаль меня опять не покидает,
Когда под утро, в сумрачной дали,
Душа моя осенняя страдает
О том, как горько плачут журавли.

Они летят, ломает ветер крылья.
Над сотней светлых речек и долин,
Покрытый плотно нашей русской пылью,
Летит к теплу порвавший крылья клин.

И тот вожак, что вырос на Мещёре,
Не будет спать без поля и берёз.
Наверно, всё же лучше жить за морем,
Но это если ни души, ни слёз.

Он вытрет кровь, залечит грязью раны,
Поднимет клин неспящий на заре
И полетит в Россию через страны,
Которые не принял в сентябре.

Как хорошо, что есть у стаи воля
И место есть среди большой земли.
Не забывайте и о русском поле,
Не пролетайте мимо, журавли.

2003

Волгоградка

Здесь рабочим пришлось несладко,
То подъём тут идёт, то спуск,
Извивается Волгоградка,
То и дело меняет курс.

Мимо поля бежит и леса,
Разрезает десятки рек.
Но не ради же интереса
Так провёл её человек.

Так хотелось приблизить к людям,
Так хотелось вписать в ландшафт,
Понимал он, как будет труден
Утверждённый начальством шаг.

Двухполоска, а надо б шире,
Столько трейлеров на пути,
Ни единой машине в мире
Их на трассе не обойти.

Друг за дружкою вереницей,
Хоть у каждой глаза горят,
Но машины идут в столицу,
Возвращаются в Волгоград.

2004

Вагончик

В этом вагончике дух старшинства,
Здесь дядя Ваня всему голова.
Здесь, накидавшись асфальта, не пьют,
Тут даже песен блатных не поют.

Кем-то, наверное, заведено,
Режутся черти дорог в домино.
Руки по локоть и плечи – черны,
Только глаза на лице и видны.

…Вовка Козлов получает «козла».
Просто игра у него не пошла.
Очень упрямая вещь домино.
Многим дано, а ему не дано.

Вовка уходит, набычась, сидит,
В кучу щебёнки устало глядит.
Вот доиграют сейчас мужики,
И заиграют у них желваки.

Чаем запьют бутерброды они,
Каждый припомнит счастливые дни.

Но зашумит за окном самосвал,
Сразу в вагончике этом аврал.
Вновь в рукавицы суют кулаки
Самые близкие мне мужики.

Тянут дорогу и водку не пьют,
Вовке Козлову грустить не дают.
Трудная вещь, говорят, домино,
Лишь работягам доступно оно.

2004

Бетонка

Какой бетон! Свинец раз в двадцать легче…
Опять лопата валится из рук.
– Куда дорогу тянете, далече?
– Нет, недалече, к людям тянем, друг!

Стоит мужик, смеётся, руки в брюки,
Он без дороги может обойтись,
И что ему дорожные науки,
Которые придумывает жизнь.

Ну, грязь так грязь… Эк невидаль в России!
Её привыкли сызмальства месить.
Постой, мужик, мы эту грязь осилим,
Пора кончать в грязи по уши жить!

Он в кирзачах шагает по щебёнке,
И он ещё не прочь поговорить,
И мы спешим по новенькой бетонке
Таким, как он, дорогу подарить.

2004

Листва

Такой листвы не видел я ни разу —
Тяжёлая, обильная листва.
И кажется, что я с природой связан
Какой-то древней степенью родства.

Опавший лист из тех глубинных соков,
Что бродят в венах матушки-земли,
Её печальных дедовских истоков,
Которые столетья замели.

До октября листвы уже не будет —
Пройдёт к Покрову жёлтая пурга,
И в день рожденья на заре разбудят
И ослепят сиянием снега.

Подольше б отдохнуть от непогоды,
Вглядеться повнимательней в себя.
Спасибо, жизнь, тебе за эти годы,
Что я провёл, ревнуя и любя.

Такой листвы не видел я ни разу —
Тяжёлая, обильная листва.
И первый встречный с нею крепко связан
Какой-то древней степенью родства.

1997

Последний журавль
Владимиру Бояринову

В Ряжске яблок – корзин не хватает,
Наливные, одно к одному,
И последний журавль улетает,
Поклонившись жилью моему.

Он вернётся по звёздам весною,
Принесёт очищающий свет,
Поздоровавшись утром со мною,
Улыбнувшись, как добрый сосед.

И, сощурив хитрющие глазки,
Он воскликнет: «А как ты хотел!
Обещанья для птицы – не сказки,
Я ведь правда к тебе прилетел…»

А пока он кричит над болотом
На исходе осеннего дня,
И опять окликает кого-то,
И мне кажется, это меня.

В Ряжске яблок – корзин не хватает,
Наливные, одно к одному.
Почему же так поздно светает
И откуда печаль, не пойму?

2004

Осенняя зарисовка

Ранней осени танец,
Дождь смеётся до слёз,
И здоровый румянец
Тронул щёки берёз.

Разбежались опята
По замшелому пню,
Мухомор конопатый
Протянул пятерню.

Всюду ёлки да палки,
Но гурьбой в стороне
Ковыряются галки
На пожухлой стерне.

Муравьиная куча,
Робкий заячий след,
И угрюмая туча
Закрывает весь свет.

Чернота небосвода,
Предвечерняя мгла.
Вот такая погода,
Вот такие дела.

2004

Телега

Скрипит, но спокойно везёт
Нехитрую, в общем, поклажу.
С неё, хоть двухтысячный год,
В дороге районной не слажу.

Сойду и тотчас в колею,
В её чернозёмную жижу.
На ней даже долю свою
Вперёд на столетие вижу.

На ней то трава, то дрова,
Тяжёлые длинные слеги.
Покуда Россия жива,
Куда ей одной, без телеги…

2005

«Что-то рано стрекочут синицы…»

Что-то рано стрекочут синицы,
Выбирая на зиму жильё,
А весёлые певчие птицы
Летом людям пропели своё.

Журавли замирают в болоте,
Провожая пролётных гусей,
И, наверное, к этой субботе
Откочуют губернией всей.

До свиданья, беспечное лето,
Белый хлеб, ключевая вода,
И спасибо вам всем за советы
И за то, что прощали всегда.

Вдоль дороги берёзы и сосны
Забрели по колено в траву…
Еду жизнью своей двухполосной
Летом в Ряжск, а под осень в Москву.

2005

«Гоню соседскую собаку…»

Гоню соседскую собаку,
Коров топочущих на луг,
Иду неспешно на рыбалку
И что-то напеваю вслух.

Уже в пруду резвятся утки
И гуси чинно входят в пруд…
Какими будут эти сутки,
Что людям добрым принесут?

2005

«Ответил бы, если б спросили…»

Ответил бы, если б спросили:
– Кто ближе тебе и родней? —
Не те, кто кричат: «За Россию!»,
А гнущие спину пред ней.

2005

Дядя Гриша
Григорию Толмачеву

Я кричу, а он не слышит,
Что-то сам себе поёт.
– Дядя Гриша, дядя Гриша,
Дядя Гриша, глянь, клюёт!

Поплавка в реке не видно,
Значит, крупная взяла…
Нет, не лещ, но как обидно,
Что плотва и та сошла.

У костра сидим и дремлем,
Есть и лещ, и есть плотва,
И привычно греют землю
Прошлогодние дрова.

2006

«Не получил ты от жизни всего…»

Не получил ты от жизни всего,
Жизнь не итожишь.
Этот не может уже ничего,
Ты ещё можешь.

Ты на десятом своем этаже
Счастье находишь.
Этот стоит на коленях уже,
Ты ещё ходишь.

Ты не сорвёшься из-за ничего,
Драться не выйдешь.
Этот не видит врага своего,
Ты ещё видишь.

Мчатся упрямые наши года,
Жизнь не осудишь.
Этот не будет никем никогда,
Ты ещё будешь…

2006

Балалайка

Отгрустила она, отпела
И на Родине не в чести,
Но на струнах своих сумела
Чувство Родины пронести.

Раскупаются сувениры
И увозятся за рубеж,
И её увезло полмира,
А она всё жива, хоть режь.

То вдали загрустит, то рядом,
То поёт, как в саду оса.
Это ж надо любить так, надо
Наши реки, луга, леса!

Помнит всё и звучит исправно,
Трёт глаза по ночам зимой.
И поёт о цветах и травах,
И о небе, что ждёт домой.

2006

Речка Лапоток

Всей длины-то Лапоток —
С ноготок.
Никакой ему не нужен
Мосток.
Говорят порой про речку мою,
По колено, мол, она воробью,
Перейдёшь и не замочишь ступни.
Ты ей только о себе намекни.
Мол, уехал ты отсюда давно.
А как было, ей не всё ли равно.
Всех приветит, кто придёт, Лапоток,
Даст воды своей студёной глоток.
Без вопросов даст себя перейти,
Если только ты не сбился с пути.
Вот такой он, мой родной Лапоток,
А всего-то просто тихий приток.
А всего-то только прочих родней,
А всего-то лишь водою бедней.
Но искони на Руси беднота
Добродушна, горделива, чиста.

2006

Скворец

Только вышел, навстречу скворец
Золотистой рассветной порою:
– Ах, какой же уютный дворец
Ты мне этой весною построил!

Буду жить в нём, пока не помру,
Потакать ребятишкам крикливым
И молиться с женой поутру,
Чтоб и ты был таким же счастливым…

– Ну, спасибо, спасибо, скворец,
Что живёшь за моею оградой.
Пусть и дальше дарует Творец
Только радость тебе, только радость.

Мне же песня твоя как бальзам,
Мне приятно такое соседство.
Мир твоим неподкупным глазам,
Где весёлые чертики детства.

Мир твоим неокрепшим птенцам
И берёзе, что держит скворечник.
Мне вовек не прожить без крыльца,
Где ты пишешь и песни, и речи.

По России немало дворцов,
Но горжусь я своею избою,
Где над крышею песни скворцов
Потрясли мою душу собою.

2006

Подворотня

Слово за слово – драка!
Ох, ребята, держись!
Вон выходит из мрака
Моя прошлая жизнь:

И кастеты, и финки,
Раскладные ножи…
Мне шпана не в новинку,
Я её пережил.

Дрался с нею, как надо!
Да чего говорить!
Не боялся с фасада
В подворотню входить.

Отойдите, ребята,
И не делайте зла,
Я взорвусь, как когда-то,
И – была не была!

Уступают дорогу,
Прячут в кожанки злость…
Ну и всё, слава Богу,
Что вот так обошлось.

2006

Малые реки

Кобылиха, Бурминка, Алешня…
Сколько их, этих маленьких рек,
На которых старается грешный
Строить счастье своё человек!

Пробегают Вишнёвка, Алёнка,
Наполняют плотвой бреденьки,
И забытая Богом сторонка
Дарит мне золотые деньки.

Я катаюсь по речкам района,
Где и жителей, кажется, нет.
Но зато сколько в небе озона
И какой тут серебряный свет.

Но нет-нет да и выглянет кто-то,
Помаячит у дальней избы.
А у речек свои повороты,
И они не живут без судьбы.

Кобылиху, Бурминку, Алешню
Можно слить и в ведре унести,
Но уехать нельзя от сердешных,
А тем более взять и уйти.

2006

Мелководье

За перекатом перекат,
Воды свеченье,
Меняет плавное река
Своё теченье.

Здесь по колено глубина
На перекате
И можно звёзды брать со дна
И согревать их.

А хочешь, глину доставай.
Здесь столько глины!
Меси и людям раздавай
Свои кувшины.

Плети нырёт из ивняка,
Ведь на рассвете
В него голавль из топляка
Идёт как в сети.

Спеши, пока свой нос луна
Не замочила,
Через неделю и она
Уйдёт в бучило.

Смотри, как бьётся перемёт
На перекате,
А значит, жизнь в реке течёт
И кто-то платит.

И плачут раки на заре,
И рыба плачет,
И звёзды плачут в сентябре,
Но всё к удаче.

2006

Снег с дождём

Первый снег блуждает в сквере,
Как озябший человек.
Я и верю и не верю,
Что таким бывает снег.

Снег, похожий на скитальца,
К речке силится пристать.
Да его почти по пальцам
Можно весь пересчитать.

Этот снег целует воду,
Погружается в неё
И меняет не природу,
Состояние моё.

Первый снег блуждает в сквере,
Обживает этот свет,
И, я думаю, уверен,
Что его белее нет.

Всё не так: он мал и болен,
От досады слёзы льёт.
Но ведь снег, и я доволен,
Что он всё-таки идёт.

2006

Зимний поезд
Леониду Шумскому

Этот поезд на север,
Эти люди домой,
Ну а мы-то что сели
В этот поезд зимой?

Что нырнули с перрона
В ненагретый СВ
И глядим из вагона,
Как бесснежно в Москве?

Просто взяли и сели,
Почему-то нам вдруг
Захотелось на север,
Расхотелось на юг.

Вот взбрело почему-то,
Чтоб хоть раз в декабре
Встретить белое утро
На поморском дворе,

Где красивые лица,
Где не тратят слова…
И, выходит, столица —
Не всему голова!

Этот поезд на север,
Эти люди домой.
А мы взяли и сели
В этот поезд зимой.

2007