После чего все-таки спешит ретироваться. А они продолжают веселье с удвоенной силой. Нах бабу поганую! Всех нах, кто не с нами! Они включают телевизор, где такие же, как они, тоже кричат что-то вроде «нах»; а может, другое кричат – неважно. Важно совместное, плечом к плечу, сидение за столом, сдвигание стаканов, пение песен, слов которых Чумак не знает (да и не знал никогда), но все равно подтягивает козлетоном. Вокруг все, будто в тумане. Он видит, как на отлив вспрыгивает Геббельс, направляется к кормушке, а там – пусто. Подсыпать, что ли, корму? Только нет сил у Чумака, он пьян. Зато силы есть у Краба: тот отрывает окно, берет кота за шею своей клешней и с силой ее сжимает. Геббельс дергается, скользит когтями по жестянке, но вскоре обмякает.

– Так будемо всих… – бормочет Краб (тоже пьяный в стельку). Труп серого дистрофика улетает в «патио», сердце на миг сжимается, но, когда товарищи затягивают песню, опять начинает биться в общем ритме. Что ему приблудный котяра?! Его тоже нах!

На следующий день голова трещит, в ней судорожно бьются осколки мыслей, воспоминаний, и вдруг всплывает: Шульман… Вроде вчера о нем говорили, только что именно? Чумак набирает номер, однако трубку не берут. Тогда – снять военные фото со стен. Внутри нарастает протест, он вроде как предатель получается, да как ослушаешься новых товарищей? Кирилл сказал: сними этот «совок», глаза мозолит, значит, надо выполнять…

Разглядывая фото храма, Чумак задумывается. А затем, похмелившись для храбрости, торопливо тычет в кнопки мобильного. Классная идея! И если сестра поможет, он обязательно претворит ее в жизнь!

Обрадованная поначалу, сестра внезапно плачет.

– Да куды ж ты собираешься?! Беда у нас!

– Какая беда?! – не въезжает Чумак. – У вас там жизнь! Настоящая!

А с той стороны опять слезные потоки.

– Да перестань ты рыдать! Скажи лучше: сколько у вас дом стоит? Наверняка ж недорого!

Выплакавшись, сестра говорит, мол, да, недорого, потому что многие болгары задумались: не уехать ли?

– Причем тут болгары?!

– А ты не понимаешь?

– Не понимаю! Я дом хочу купить!!

Следует длинная пауза.

– Лик опять почернел… – говорит сестра.

– Какой еще лик?! Я про дом спрашиваю!

– Лик той самой иконы. И сила в ней пропала, отец Павел даже не выносит ее на службы…

В общем, дурацкий разговор, как всегда бывает с женщинами. Он сам узнает про цены – через Интернет! Понятно, что никакого Интернета у Чумака не имеется, но у Шульмана он есть. Только как достать жидка? И зачем его вчера поминали?!

5.

Вечером Шульман звонит по телефону. Тревожный такой, заикается, из-за чего Чумак плохо его понимает. Какая сумка?! В шкафу?! Майор еще дважды похмелялся, в мозгу туман, и он с трудом вспоминает про гуманитарные лекарства. Каковые (если верить Шульману) являются запрещенными к ввозу препаратами, и лучше бы их выбросить.

– Ладно, выброшу. – говорит Чумак после паузы. – А у тебя этот… Интернет имеется?

– Зачем тебе? – нервно спрашивает Шульман.

– Надо. Цены хочу смотреть.

– Потом посмотришь цены! А сейчас задницу надо прикрыть, понятно?! Немедленно выброси коробки или вообще уничтожь. Сожги, растопчи, ну не знаю… Что-нибудь, короче, сделай!

– А чего ты своего турка не пришлешь?

– Какого турка?!

– Который тебе товар грузил.

– Никакой он не турок, он… Хотя это к делу не относится. Ты что, не въехал?! Проблемы у нас! А в первую очередь у тебя!

Чумак задумывается. Он представляет, как завтра опять отправятся на задание, как будут «прессовать» чужих, бросая непокорным «ежи» под протекторы, и исполняется гордостью. Они настоящие мужчины, а эту трусливую мразь – тоже нах!

– Слушай сюда, жидяра. – говорит Чумак. – Это у тебя проблемы. А у меня проблем нет. У меня есть друзья. Товарищи, понимаешь? Хотя тебе этого не понять. Поэтому забудь мой номер телефона. И майора Чумака забудь. И вообще пошел ты…

Следует длинная пауза.

– У тебя крыша поехала, натюрлих. Хотя… Я тебя предупредил.

«Выкину вечером!» – решает Чумак. Но только собрался на помойку – Краб на пороге, светит фингалом под глазом.

– Где тебя угораздило?! – удивляется Чумак. Следует взмах клешни, мол, не спрашивай! А затем рассказ о том, как ночью громили москальский магазин. Вроде все продумали, включая пути отхода, и машина – за углом, так охранник, оказывается, в магазине ночевал! А у того дубинка; и вот он, сука, выскочил через разбитую витрину, и давай этой дубинкой их охаживать!

– Чего ж с собой не позвали? – спрашивает Чумак с обидой.

– Так хромаешь ты, не втик бы! А нам втикать довелося!

Затем и другие появляются, тоже злые, опять начинают пить, и про сумку, что стоит в шкафу, благополучно забывается.

Следующая вылазка на трассу напоминает боевую операцию. Они высматривают противника, соответствующего возможностям подразделения, к примеру, три авто, идущих караваном, пропускают – этих не одолеть. Могучий Rang Rover (чуть ли не с бронированными стеклами) тоже не трогают, памятуя о давешней схватке. А вот одинокая белая «Лада-Гранта» пригодна для нападения, это вражеское транспортное средство будет уничтожено с гарантией.

– Обгоняй! – передают команду Кирилла. Чумак проскакивает впритирку, успевая заметить детское лицо, что прилипло к стеклу. Это девочка, она машет рукой проезжающей машине, и ощущение от того – странное. Обгон, взгляд в зеркало, и тут ясно: полна коробушка, то есть, салон – под завязку. За рулем папаша, рядом мамаша, сзади вроде как бабуля с внуком и внучкой.

– Может, посерьезней тачку поищем? – вопрошает Чумак, впервые усомнившись в правоте «командира». Краб отмахивается.

– Кирилл каже: самое то!

Что ж, тогда ногу на тормоз, после чего задняя машина тоже сбавляет. Водитель не понимает, что за хрен с горы пристроился спереди, включает левый поворотник (уйду, мол, в другой ряд), а тут BMW! Флаг из окна, и первое яйцо, что разбивается на капоте. Второй снаряд вообще пролетает мимо, но страх уже обуял пассажиров, это видно по испуганной жестикуляции мамаши. Высунувшись по пояс, Кирилл что-то орет, машет кулаком, и в этот момент (вдруг отмечает Чумак) совсем не кажется коротышкой. Гигантом кажется, безраздельным господином автобанов, который может легко заставить папашу нервно крутить руль, а мальчика с девочкой – прижаться к обмершей от ужаса бабуле. Внезапно вспоминается девочка Маша из сквера, и кажется: в «Ладе» везут именно ее. Почему ее?! Она осталась в Берлине, у нее все замечательно, наверняка сейчас где-нибудь в зоопарке жирафов смотрит! А поди ж ты, привязалась дурацкая мысль, и не отпускает!

По любому Чумак считает: этим достаточно, попугали – и хватит. Да только у «командира» (на то и «командир»!) свои тактические планы. BMW обгоняет белую машину, в окне мелькает рука, и под колеса летит «еж»! Зачем?! Только поздно, «Ладу» закручивает и с силой ударяет об отбойник. Последний кадр в зеркале: крутящиеся в воздухе колеса, и в уши бьет:

– Гони, Мыкола!! Вперед!!

До развязки летят пулей, да и потом, отвернув на север, топят с превышением. Возвращаются по второстепенным дорогам, закоулками, и мысли об одном: лишь бы на камерах наблюдения не засветиться. Насчет них Кирилл обычно предупреждал заранее, на таких участках они вели себя смирно, да только у них война, она втягивает безвозвратно, до камер ли тут?

«Гольф» оставляется на стоянке в квартале Чумака. На душе у него кошки скребут, и остальные участники боевых действий, видно, встревожены.

– Ладно, – говорит Кирилл, – затихли на время. Уляжется шум, тогда опять займемся делом.

Душевный раздрай Чумак заливает шнапсом. Перевернутая тачка стоит перед глазами, хоть убей, значит, нужно выпить. Не помогает? Тогда приникни к экрану, чтоб подпитаться бьющей оттуда энергией. В телевизоре мелькали незнакомые лица, произносились страстные речи, в воздух взметывались кулаки, и это, как ни странно, успокаивало. Ну не может эта сила тратиться попусту! Не могут такие люди болтать зазря, правые они!

Но покой Чумаку только снится. Он редко проверял заначенные евро, на жизнь худо-бедно хватало, да под-растратился на угощения. И вот сует руку под белье – а там пусто! Шарит на другой полке – то же самое! Перерывает снизу доверху весь шкаф, только пачка евро (довольно толстая!) будто испарилась!

Увы, деньги не могут испаряться. А поскольку в последние дни здесь бывали исключительно друзья-товарищи, все понятно. Точнее, ничего не понятно. Чумак не хочет думать на товарищей, он мысли такой допустить не может. Это сделал кто-то другой! Однако «еж» уже брошен, причем под ноги Чумаку. Он напоминает себе ту самую перевернутую тачку, чьи колеса беспомощно крутятся в воздухе…

В очередном алкогольном сне Чумак оказывается на арене, окруженной зрительными рядами. Зрители сплошь десантура, кажется, весь ограниченный контингент сюда приперся, включая Громова, Шпака, Сашку Клюева… А вон и Потапов рукой машет, мол, не дрейфь, победа будет за нами!

– В чем побеждать-то? – недоумевает майор.

– Как в чем?! – восклицает Ваня. – В армрестлинге!

И тут на арене появляется Краб. Он огромный, и вместо рук у него действительно клешни с острыми зубцами.

– Да как же я с таким бороться буду?!

Когда Чумак пятится назад, в зрительных рядах возникает гул.

– Стыдись, майор! Ты ж его на раз побеждал!

– Так я человека побеждал! А это монстр!

– Ничего страшного, ты тоже не совсем человек! Посмотри на себя!

Чумак озирает собственное тело, с ужасом замечая: он горилла! Косматая, с сединой на груди, и лапы такие, что клешням хрен уступят. Они сходятся посреди арены, усаживаются за стол и сцепляют конечности. Ну, конечно, мошенник опять не ждет «раз, два, три», сразу старается завалить. Врешь, не возьмешь! Черная, покрытая шерсть лапа напрягается, сдерживая натиск жесткой красноватой клешни, а из зала между тем доносится:

– Хороший мужик был Петрович!

– Ну да, настоящий солдат!

– Последнее от себя отрывал ради товарищей!

– А сколько наших из-под огня вытащил?!

– Мне лично вторую жизнь подарил! Ну, светлая память!

Борьба идет с переменным успехом, но если его будут заживо отпевать…

– Эй, прекратите! – хрипит горилла. – Иначе я проиграю!

Из заднего ряда поднимается коротышка Кирилл.

– Ты уже проиграл, майор! Краб, дави его! Дожимай!

И таки ж напрягается, морда, давит клешней, как прессом, и вот уже мохнатая лапа лежит на столе. В зрительных рядах слышен вздох разочарования.

– Что ж так? – укоризненно качает головой Потапов. Горилла машет лапой.

– Пропадаю я, Ваня. Совсем пропадаю…

С этой мыслью и выплывает в хмурое утро. Во рту сушь, в кармане – вошь на аркане. Значит, подъем и к банкомату, снимать денежки. Можно было бы картой за шнапс расплатиться, да не любил этого майор – игра вслепую, никогда не сообразишь, сколько потратил.

Его спасает сломанный банкомат. Захотел получить евро, а тот не выдает! Пришлось топать к станции метро, то есть, полчаса туда и обратно. Возвращается, а у подъезда полицейская машина! Почему он уверен, что явились за ним? А вот уверен, и все!

Он изображает из себя случайного прохожего, мирно бредущего по своим делам. Проходит мимо подъезда и машины, за рулем которой скучает полицейский, сворачивает за угол, затем еще раз. А в «патио» – еще один в форме! Прямо перед его окном!

Во рту пересыхает еще сильнее, сердце часто колотится, а в мозгу пульсирует лихорадочное: препараты! Не выкинул, придурок! Чумак воображает, как полицейские обшаривают его халупу, суют нос во все углы и, наконец, заглядывают в шкаф. «О-ля-ля!» – восклицает главный, доставая на свет божий злосчастную сумочку. Из нее вытряхивают контрабанду, зовут понятых из соседних квартир, и это означает: Чумаку – капут.

Полицейский между тем встает на цыпочки и прикладывает ладонь ко лбу, стараясь что-то разглядеть за стеклом. Неожиданно возникает Борман, он вспрыгивает на отлив, без страха приближается к полицейскому, и тот гладит котяру. «Меня бы гладили против шерсти…» – судорожно усмехается Чумак, – А если еще про подвиги на автобане вызнают? Тогда вообще кранты!»

Пятясь, он исчезает за углом. Отвинчивает пробку, делает крупный глоток, но алкоголь не успокаивает. Куда идти – непонятно. Ответ появляется, когда нащупывает в кармане спортивного костюма ключи от машины. Уехать! Неважно, куда, главное – подальше! Скрыться, пересидеть, исчезнуть, и как можно быстрее!

Путь на стоянку идет через сквер, где опять сборище родителей. Вначале ускоривший шаг, Чумак внезапно тормозит. Женщины в модных пальто, дети в ярких курточках и комбинезонах, улыбки на лицах, оживленная жестикуляция… Перед глазами явлено благополучие. Обеспеченные люди, нормальная жизнь, которой Чумак никогда (или почти никогда) не имел. И здесь не смог ее обрести, и кого винить в таком вселенском раздолбайстве?!

Внезапно от толпы отделяется знакомая кроха.

– Дядя военный, я тебя узнала!

Подбежавшая Маша улыбается, хотя не может скрыть недоумения.

– Только ты сегодня какой-то… Не военный!

Чумак оглядывает свой спортивный костюм и разводит руками.

– Точно подметила…

Родительница Маши тоже узнает Чумака, машет ему издали рукой, и тот чувствует, как щека опять предательски дергается.

– А что у тебя с лицом? – спрашивает кроха. Чумак прикрывает щеку.

– Это война… Война, Машенька.

– А ножка хромая – тоже война?

– Тоже. И никак она не кончится, эта война…

– А мы пойдем в зоопарк?

Чумак гладит девочку по голове.

– Обязательно! Будем смотреть гориллу. Большую такую обезьяну!

– И слона будем смотреть?

– И слона будем. Только чуть позже. Потерпи немножко, мы обязательно пойдем в зоопарк!

Он сглатывает комок. Нет жизни, не получилась. Может, где-то получится? Неважно, где – там, за горизонтом, куда он отправится на вишневом «Гольфе», что ждет его на стоянке… Чумак усаживается в машину, заводит мотор и, помахав рукой служащему, выезжает с парковки.

На городских улицах Чумак ведет машину осторожно, соблюдая все правила. И на трассе не превышает скоростной режим, потому что даже просроченных прав не имеет – они осталось в квартире. Он не знает, почему держит путь на восток, с таким же успехом можно было отправиться на север или на юг, куда-нибудь в Баварские Альпы. Автоматически выбрал направление, кажется: так он ближе к дому. Вот он проезжает Storkow, далее последует Furstenwalde, и тут, как назло, привязывается патрульная машина!

Какого хера?! Он же ничего не нарушил! Но из окна полицейской тачки появляется рука с полосатым жезлом, на конце которого – красный фонарь. Затем и вовсе врубают мигалку, и из динамика раздаются непонятные слова на немецком. То есть, смысл понятен и ежу: требуют остановки, потому что «Гольфа» наверняка засекла камера наблюдения, когда дурили на автобане. А может, добросовестные бюргеры настучали в полицию, увидев безобразие, в любом случае придется отвечать по всей строгости бундес-законодательства.

А отвечать не хочется, натюрлих, поэтому «Гольф» набирает скорость. Полиция не отстает, Чумак еще превышает, и вот уже обе машины несутся на пределе. Что-то в этом проглядывает абсурдное, но всякое ведь в жизни бывало! Однажды вот так, на дурачка, десантная группа Чумака под шквальным огнем прорвалась к своим, хотя шансов было ноль! А значит, еще притопим! Майору должно повезти, как тогда, в далеких стреляющих горах. Черт, как слепит глаза! Почему низко висящее зимнее солнце так напоминает знойное, стоящее в зените солнце Афгана?! Чумак прикрывает глаза ладонью и уже не видит, как машину сносит к отбойнику и с нечеловеческой силой ударяет об него…

Перевернутый кверху колесами «Гольф» вспыхивает, как сухая солома. Он успевает полностью выгореть до приезда пожарного расчета, так что обещание майора оказывается выполненным – хоронить в немецкой земле уже нечего.