Глава 14. Кровь, стекло, кафель и порох

«Так что мы имеем?» – думал я пока карета, которую мы одолжили у прибывших на Майорскую пристань стражей неслась в облаке брызг по мостовой, распугивая редких вечерних прохожих, лиц которых я не видел только разноцветные зонтики, танцевавшие в свете фонарей.

Я, Шумахер, Стич и Боцман вместе. Пибоди увязался за нами по дороге. Уж как-нибудь от нового нападения мы отбиться сумеем. Галгарпер, дядька серьёзный и в обиду тоже себя не даст. На всякий случай весточку ему о случившемся я с постовым послал. Бруни и Кавана в Мягких лапах, пока их оттуда не выпустят, Мулине обещал. Метелица в Десяти пальцах сидит уже пару дней в изоляторе за драку. Небольшое опасения у меня вызывал Рассада, работавший сейчас где-то на улице, но балагур тоже был калачом тёртым.

Самым уязвимым я посчитал Тимса. Наш коллега сейчас лежал в госпитале «Чудесного касания» и защититься сам от покушения не мог. Значит это должны были сделать мы.

Натянув вожжи, я остановил карету. Колёса скрипнули, и мокрый кот испуганно мяукнув стрелой пронёсся через улицу скрывшись в приоткрытом окне подвала.

Выпрыгнув наружу, мы, впятером, подхватив оружие сквозь завесу дождя, бросились к главному входу. Уже подбегая к лестнице возле которой стояла статуя женщины с крыльями, я понял, что опоздали.

«Омытый струями дождя явись за помощью сюда. Ты исцеленье получи, на провиденье не ропщи» – красивыми витиеватыми буквами было выведено на бронзовой табличке закреплённой на фасаде госпиталя.

Возле массивной двери раскинув руки в стороны, лицом вниз лежал мёртвый мужчина в форме констебля – именно они осуществляли охрану государственных учреждений и занимались поддержанием порядка, стражи же расследовали преступления. Кровь сочилась из-под бедняги, и подхваченная ручейком дождевой воды скатывалась по ступеням вниз.

Переглянувшись мы услышали внутри многоголосый вопль страха, приглушённый непогодой. Выстрелы тоже не заставили себя долго ждать.

Бах! Бах! – ударило по барабанным перепонкам, когда мы ворвались в фоей. Тут тоже нас ожидала парочка трупов – медсестра всё ещё удерживающая поднос с бутылочками в руках, грудь которой навылет была пробита крупнокалиберной пулей, и больничный регистратор – седенький старичок в пенсне, лежавший в груде осколков стекла. Лицо дедушки было превращено в месиво из мяса и костей. Книги, в которой отмечали прибывших в госпиталь больных на месте конечно не было.

Бам! – выстрел из мушкетона заставил нас влететь на второй этаж. Разогнавшись, я чуть не сбил ещё одного констебля, несущегося на встречу.

Лицо мужичка было бледным как мел, челюсть выбивала частую дробь. Даже не подумал бы, что так можно стучать зубами. Схватив труса за шиворот, я наградил его смачной оплеухой.

– Что?! За что?! – закричал тот закрывая голову руками и дрыгая ногами.

– Сколько их?

– Что?! Отпустите! – констебль громко верещал и пытался вырваться из моих рук. Очередная смачная пощёчина привела его в чувство – взгляд стал осмысленным и сконцентрировался на мне.

– Повторяю вопрос, – спокойным тоном повторил я, зная, что орать на испуганного человека бесполезно. – Сколько их?

– Пятеро! Пятеро! Они стреляют во всех подряд!

Забрав из-за пояса труса пистолет, Стич спрятал его себе за спину, а затем пошарился по карманам охранника в поисках пуль и брикетов с порохом.

– Где лежит раненный страж? Какая палата? – подскочил к нам Ганс схватив констебля за грудки. Эмоции так и били фонтаном из стажёра.

– На третьем! – закрыв глаза от ужаса так как испугался что его будут снова бить, пропищал трус. – Да, на третьем! Ваш начальник распорядился поставить у палаты охранника! Там наш дежурит! Пятая палата от двери!

Наподдав пинка констеблю, я направился в коридор ведущий к лестнице наверх. Справа от меня шёл Боцман, слева Стич, Ганс и Пибоди прикрывали нам спину.

Непогода за окнами хлестала струями воды и ветками деревьев по стёклам только усугубляя ситуацию. Наверняка даже в соседнем доме стрельбы не слышно, а значит стражей никто не вызывал.

«Убивают людей без разбора?» – подумал я, проверив заряжен ли «Майский жук». Для чего? Что мы такого увидели в Геенне? Свидетелями чего стали? Или дело в детях, которых я в тайне пристроил в приют Зелёной ведьмы.

Я скорее почувствовал, что сейчас в меня выстрелят, чем, насторожился от звука взводимого курка или шипения вспыхнувшего брикета внутри мушкетона. Лёгкий поворот головы спас мне жизнь.

Бам! Бабах!

Тяжёлая пуля пробила стену в десяти сантиметрах от треуголки, а вслед ей в коридор ударил заряд доброй картечи, превративший напольную белоснежную вазу с цветами в кучу черепков, а остатки красных маков измолов в муку, отчего частицы цветов закружились в воздухе. Красное на белом – страшно красиво.

Хорошая у них позиция, – падая на пол мы вжались в пропахший хлоркой кафель. Ничего не скажешь. Но лежать тут нельзя. Стрелков двое, это понятно. Так же, как и то, что им нужно перезарядить оружие.

Вскочив на ноги, не сговариваясь, мы со Стичем, припустили по коридору в сторону стеклянной двухстворчатой двери где мелькали силуэты, искажённые отражением.

Ветеран наш словно раскрутившееся веретено влетел в двери пробив хлипкую преграду и оседлав парня в плаще из кожи левиафана (я даже не удивился, что тут снова эти типы) начал пластать его ножом. Мой же противник с аккуратной бородкой на подбородке, успел выхватить пистолет и выстрелить почти в упор.

Бам! Я конечно отклонился, качнувшись в сторону, но скорость уже потерял. Тормознув перед обломками двери, одна створка которой висела на петле, я дал возможность Бородатому закончить зарядку мушкетона. Щёлкнув курком тот наставил ствол на меня, но выстрелить не успел. Удар ноги в грудь опрокинул его, и противник с проклятиями кубарем полетел по лестнице вниз.

Нормальный бы человек шею себе свернул, а этот приземлился на лестничную площадку между первым и вторым этажом точнёхонько на спину и вскинув оружие к плечу нажал на спусковой крючок.

Меня обдало жаром раскалённой картечи, но меч мой вонзившийся с хрустом в грудь стрелка поставил жирную точку в схватке.

Промчавшийся мимо нас Шумахер был остановлен моим воплем:

– Ганс, остановись! Жди нас!

Не хватало ещё чтобы мальчишку подстелили. Его мамаша потом мне этого никогда не забудет. Хватит с меня уже двоих погибших стажёров.

Над нами раздалось парочку выстрелов и протяжный женский крик. У дверей на третий этаж на полу сидел ещё один констебль с замершим взглядом. Пистолет в его руке дымился, ниточка крови из уголка рта стекала на китель, на котором с левой стороны красовалась медная бляха, изображавшая перекрещённую алебарду и метлу – знак Констебелиума.

Стич, пригнувшись сунулся в коридор и тут же спрятался. Меткий выстрел оставил кровоточащую борозду на его щеке.

– Ну, точно наши. Так на улице стрелять не научишься, – забубнил себе под нос ветеран, вытирая щёку протянутым мной платком.

Боцман вдруг вздрогнул и кулаком больно ткнул меня в плечо. Ганс удивился такому поведению (даже возмутиться хотел защищая меня), а я прислушался к еле слышному постукиванию по кафельному полу, приближавшемуся к нам.

– Граната!

Стич с моей лёгкой руки полетел по лестнице вниз, вслед за курилкой и Пибоди, а я, схватив за шиворот Шумахера метнулся наверх.

Бабам!

Как на фронте. Право слово. Клубы дыма, кровь во рту, в ботинке что-то хлюпает, но я поднимаюсь сквозь накрывшую меня тошноту и рыбкой ныряю вниз, а затем змейкой, по стеночке выползаю в коридор.

Попался! Впереди стоит ещё один тип в плаще и прицелившись я разряжаю мушкетон по его ногам.

Вопль боли, мясо, торчащие из конечностей, которые теперь и ногами-то не назовёшь, кости. Несколько секунд и вопль захлёбывается в предсмертном хрипе.

Оглянувшись, я вижу позади меня Стича и Ганса. Боцман склонился над телом старушки лежащим в дверях первой палаты.

– Так, вторая! Третья! Четвёртая! – считаю я вслух пытаясь разобраться восстановился ли я после контузии.

Впереди маячит нужная нам палата. И в этот момент стажёр, из ушей которого течёт кровь, совершил глупейший поступок – он обогнал меня и пригнувшись нырнул в помещение одновременно стреляя из длинноствольного пистолета, удерживаемого в руке.

Внутри раздался крик боли. А затем что-то перевернулось с клацаньем загрохотав по полу.

Чёрт! Слух вернулся ко мне, иначе я бы не услышал шипение бикфордова шнура внутри.

Высунувшись в дверной проём, я всадил первую пулю из «Майского жука» в жилистого, носатого головореза, удерживающего в руке гранату и собирающегося метнуть её в Шумахера, закрывшего собой тело Тимса замершее на кровати. А вторую, в его раненого в ногу коллегу, пытавшегося вылезти в окно.

Створки распахнуты, в палату врывается холодный воздух, брызги влаги, разноцветные листья деревьев и тьма поджидающая за порогом…

* * *

– А почему здесь всё время идёт дождь? – спросила Клара, смешно сморщив носик.

– Говорят это проклятие, которое наложили на колонистов местные мстя им.

– Колонисты – это жители города? – протянув руку к ноге дочь почесала коленку продолжая заглядывать мне в глаза.

– … тогда, да.

– И мы с тобой? – сыпала вопросами негодница. – И фрау Хубер? И твой друг Боцман?

Что с ней поделать?

– Давай поговорим об этом когда ты подрастёшь, – прервал Клару я, погладив её по голове.

Судорога тряхнула меня так что зубы со скрипом сжались, и я очнулся. Выдохнув спёртый воздух из лёгких, я сел на пол. Рядом со мной ползали мои товарищи. Кого-то вырвало, кто-то содрогался в приступе кашля. Ничего, главное живы.

Все ли? Вскочив на ноги, я было бросился в палату и тут же сполз по стене от накатившей на меня слабости. Надо чуть-чуть передохнуть, Эмиль. Всего пару секунд.

Когда дым от взрыва рассеялся мы увидели разорванного пополам Носатого и его товарища прижимавшего руки к животу, из которого обильно сочилась кровь. У стены за перевёрнутой кроватью, принявшей на себя часть осколков, в обнимку, лежали Шумахер, вращавший дико глазами, и Тимс. Наш раненный товарищ всё ещё дышал.

Сделав шаг в коридор, чтобы убедится, что мы одни, я переступил через какой-то мусор насыпавшийся с потолка, перевёрнутый шкаф с полотенцами и… мёртвое тело Пибоди с широко распахнутыми золотисто-карими глазами. Осколок гранаты вылетев из палаты отрекошетил от стены угодив бедняге прямо в щёку.