Глава 6. Вдовец

Я лениво смотрел в окно, выходящее на задний двор управления где двое стражей выводили из служебной кареты задержанных в кандалах. Вот один из преступников попытался вырваться и тут же был сбит с ног и получил удар дубинкой по спине. А затем ещё и ещё. Крупные прозрачные капли, падая с неба ударялись о жестяной отлив и разбиваясь на мириады частичек оседали на стекле, превращаясь в дорожки слёз стекающие вниз. Они словно пытались смыть сцену, которую я увидел.

Гобкинс нависнув над Бруни орал на письмоводителя и архивариуса так, что слюни разлетались во все стороны. Похихикивая, от чего плечи мелко подёргивались, рядом замер его дружок инспектор Рафл – тот самый доходяга с лошадиной мордой присвоивший себе преступление Метели.

– Да ты обыкновенный писака! Твоё дело бумагу марать, а не советы раздавать, убогий! – вопил толстяк, хлопая ладонью по столу, за которым сгорбился Христиан. Аккуратно разложенные в стопочки листки, исписанные красивым каллиграфическим почерком, разлетались во все стороны.

– Я просто хотел быть полезным…

– Да чем ты можешь быть полезным чернильница лупоглазая?! – плеснул желчи Рафл поддержав коллегу.

– Уже полгода как Фонарщики и Кромешники заключили договор и разделили территорию, – наклонившись Бруни начал собирать разбросанные по полу бумаги. – А значит нужно проводить не две маленькие облавы на них, а одну большую. Это будет эффективнее и…

Гобкинс зарычал и с силой пнул стул письмоводителя. Мебель взвилась в воздух и врезавшись в противоположную стену с треском развалилась на куски.

– Я пришёл за ордером, подписанным Мулине, а не за советами лузера пропитавшегося пылью никому не нужных бумажек, – швырнул напоследок Гобкинс поднимаясь по лестнице вверх из подвала.

Наблюдавший всю эту сцену Шумахер поднял брови цвета пшеницы вверх, наморщил нос и тихо произнёс:

– Да уж, по-моему, у инспектора хромает логика.

* * *

Я терпеть не мог эту тошниловку из-за запаха прогорклого масла, грязных полов на которых валялись куски засохшей еды и ещё более грязных столов облокотившись на которые ты мог измарать одежду так, что никакие прачки её никогда бы не отстирали. Однако в жизни не всегда всё пахнет цветочками лаванды и блестит чистотой. Я это знал.

– Значит Фестиваль в городе? – задумчиво произнёс я, разглядывая тащившую что-то к себе в убежище мышь под соседним столом. – Давно жду его.

– Да, инспектор и сегодня в полночь у них крупная сделка. Вся его банда будет в сборе. Редкий случай. Зуб даю! – ощерился редкозубым ртом Пешка.

– Посмотрим, – принял решение я, поднимая взгляд на замершего рядом типа начавшего свой преступный пусть с убийства собственного брата.

– Начальник, может за ценную информацию мне премия положена?

– Положена. Поэтому ты всё ещё на свободе.

Не расстроившись, ибо произнесённые мной слова были чистой правдой, преступник хлебнул из кружки пива, пролив несколько капель на грудь, и спросил.

– А Гобкинсу что мне доложить?

– Как всегда. Что-то многообещающее, но не слишком обременительное. Ты и сам знаешь, что он ценит.

– Ну да, ну да, – прыснул в кулак осведомитель, подмигнув мне.

* * *

– Я? Почему я? – забегал по кабинету Ганс каждый раз огибая спящего посередине помещения Стича, который теперь прописался у меня сменив лежанку под лестницей на кресло с кожаным сидением.

Запах перегара конечно никуда не делся, зато ветеран всегда был под рукой и теперь не только пил, но и ел.

Стажёр был не столько испуган, сколько взбудоражен новостью.

– Потому что всех остальных Фестиваль знает, а ты новичок.

– Так и то мне надо? Сменить одежду, выучить несколько фраз типа…

– Ничего не надо, – улыбнулся я. – Просто отдай мне бляху стажёра и будь собой. Ты студент, который пришёл приобрести марафет для своих товарищей, празднующих окончание курса.

– Марафет? А, кокаин! Понятно. А оружие? – с надеждой спросил стажёр, заглядывая мне в глаза.

– С собой и будь готов применить. Только лучше оставь свой пистолет и возьми мой, – сказал я кладя перед Шумахером свой «Майский жук» с коротким дулом для скрытого ношения.

– Вы будете снаружи? А кто будет со мной внутри? – немного побледнел Шумахер. – Вдруг я что-то не то ляпну, и они меня раскусят? Я конечно не боюсь, но…

– Боишься, и правильно делаешь, – присел рядом с дрожащим от возбуждения Гансом я. – С тобой пойдёт Бруни.

– КТО?! – закричал стажёр от чего Стич вздрогнул и на пару секунд перестал храпеть. – Письмоводитель?

– Да.

– А какой от него толк-то? Он же… – вовремя осёкся Ганс. – Он же с бумажками всё…

Чуть помедлив, я пояснил:

– Ты плохо его знаешь парень. Поверь он может за себя постоять. И вообще это ДОЛЖЕН быть именно он.

* * *

Все были на своих местах и рядовыми стражами руководил сержант Галгарпер – самый башковитый служака Серого квартала.

«Четыре пальца» – ещё одна тошниловка (но не для всех и каждого) поднималась над серыми, мокрыми домами всего в двухстах метрах впереди. Ближе подходить нельзя, а то местные предупредят Фестиваля и всё пойдёт прахом.

Тонкая ниточка влаги с карниза угодила мне прямо за шиворот. Вот только я этого даже почти не заметил так как интуиция бросила меня вперёд.

Бам! Бам! Бам! Бам! Внутри четырежды выстрелили и я, перепрыгивая через кучу навоза засвистел в свисток отдавая приказ сотрудникам правопорядка, замершим вокруг таверны.

Стража выбила двери и ворвалась внутрь помещения положив на пол застигнутую врасплох братву.

На втором этаже, возле стола из красного дерева с витыми ножками, которому здесь явно было не место, в нелепых позах, с зажатым в руках оружием, валялось четыре трупа в головах которых были проделаны аккуратные маленькие дырочки.

– Ну как ты? – положил руку на плечо Шумахеру я, чувствуя возбуждение стажёра.

– Он… он, Бруни… он их застрелил…и так ловко! Чёрт! Мне бы так стрелять гер инспектор! – глаза Ганса сверкали от азарта.

Похлопав парня по плечу, я протянул ему фляжку с крепким вином.

– Я же говорил, что в случае чего он может постоять за себя.

Хлебнув и закашлявшись выпалил Ганс кивая на письмоводителя неподалёку:

– Да, но я не думал… а у этого вот тоже амулет защиты…

Бруни безучастно стоял возле окна сложив руки за спиной и что-то тихо напевал под нос. Прислушавшись я разобрал слова детского стишка:

Мы сожмём в ладошках утро

Вставим сверху лучик света

И стачаем из рассвета парус дымчатого цвета…

– Что случилось?

Поправив на переносице круглые очки, мужчина чуть сморщил лоб и пожав плечами ответил:

– Они узнали нашего юного друга. Видели его на днях вместе с вами на площади.

– Дьявол! – ругнулся я, понимая, что в произошедшем виноват только сам.

– Не казните себя Эмиль кто же мог знать, – словно прочёл мои мысли Христиан. – Всё хорошо. Жаль только вам не удалось арестовать Фестиваля.

Коснувшись носком ботинка головы рыжеволосого преступника (пальцы рук которого были унизаны разнокалиберными кольцами и печатками) десяток лет бывшего монополистом в своей сфере, я пожал плечами и сказал:

– Ну тоже результат. А из дружков его я душу вытрясу, обещаю. Всё расскажут. Никуда не денутся.

* * *

Повозка подскакивала на мостовой, а Брусничка опять недовольно косилась на меня. Шумахер слушал меня с открытым ртом стараясь не упустить не единого слова.

– Десять лет назад, во время последнего крупного наводнения в дом Христиана ворвалась банда мародёров, которая убила его детей и жену. Их так и не нашли.

– Кошмар! Я не знал, – щёлкнув зубами произнёс стажёр. – Он тоже пострадал?

– Сам Бруни в этот момент был на службе.

– В Городской страже?

– Нет, – помотал головой я. – У него было хорошее место в муниципалитете.

– Ничего себе. А дальше что?

– Две недели после произошедшего он не появлялся на работе и его уволили. Похоронив родных, Бруни продал хороший, но напоминавший ему о трагедии дом, и переехал в центр в небольшую квартирку на чердаке. Мы какое-то время были с ним соседями. Хоть он и не знал.

Одетый в непромокаемый плащ страж на перекрёстке отдал нам честь помахав рукой вслед.

– Зачем? – не упускал повествования Шумахер от волнения вцепившись в мой локоть.

– Он подал документы в Городскую стражу. Хотел стать инспектором. Высшее образование, престижный диплом могли помочь ему в этом.

– Но он же…

– Да его не взяли в инспектора. Даже в стажёры. Здоровье, зрение. Ещё кое-что. Тогда он согласился на ту должность которая была свободна.

Пожевав губами и потерев острый подбородок Ганс снова взглянул на меня:

– Понятно. А стрелять-то где научился?

– Брал уроки у какого-то ветерана из Лафетного переулка. Кстати двуствольные пистолетики, которые ты видел он приобрёл у тамошних умельцев. Самоделки, но хорошего качества в чём ты сам мог убедиться.

– Пули волшебные?

– Не знаю. Но если так, то влетели они ему в копеечку.

Повернув в Свечной переулок мы через минуту оказались в «Мягких лапах». Вскоре я остановил повозку и выпрыгнув из неё разбрызгал в разные стороны воду из луж на тротуаре.

Шумахер ещё некоторое время сидел внутри о чём-то думая. Треуголка (которую он носил, стараясь быть похожим на меня) сдвинутая на затылок намокла, но парень этого будто не заметил.

– Да уж, история. Умнейший человек и блестящий аналитик к сожалению, занимается у нас ерундой.

– Это не наше дело, – сказал я, направляясь к лестнице главного входа. – Он взрослый человек и разберётся сам. За мной!

Я точно знал, что сейчас, в своём подвале, вздохнув, Бруни взял перо, обмакнул его в чернильницу и открыл огромный том в котором записывал сводки ежедневных преступлений, произошедших в городе.

А ещё я был готов поклясться, что на губах вдовца появилась лёгкая еле заметная улыбка, что свидетельствовало о том, что он стал немного счастливее чем был вчера.

Глава 7. Пересечь линию

Я с большим удовольствием собирал светлые волосы дочери пальцами заплетая их в тонкие медовые косички. Эти драгоценные минуты, когда она на стульчике сидела напротив зеркала передо мной, я не променял бы ни на что на свете.

– Пап, – шмыгнув носом произнесла Клара звонким голоском, от которого у меня побежали мурашки по спине. – Вчера приходили соседские мальчишки и хотели со мной познакомится, но фрау Хубер на них прикрикнула, и они сбежали. Разве мне нельзя с ними общаться?

– С соседскими мальчишками можно. Разрешаю.

Сыновья Владислава были парнишками неплохими и добрыми. К тому же младший был всего на пару месяцев старше моей дочери.

– Но фрау Хубер сказала, что они не подобающая компания для такой молодой фройлейн как я, – с обидой пожаловалась Клара.

– Хм, фрау Хубер умная женщина, но возможно она немного ошибается, – улыбнулся я, представив, как соседские пацаны уносят ноги прочь от их гувернантки. – Хотя… если они так легко сбежали возможно и не слишком хотели познакомиться с тобой.

– Ты так думаешь? – задумчиво спросила Клара

– Да.

Разглядывая лицо дочери в поверхности зеркала, я вспоминал её первое слово, робкие самостоятельные шаги, тот самый первый раз, когда ручки малышки обвили мою шею, после возвращения домой со службы.

– Папа, а какая она была наша мама? – в тысячный раз спросила Клара, не двигаясь и прямо держа спинку.

– Красивая.

– А она меня любила? – дважды моргнула глазами дочь и мне даже показалось, что уголках глаз малышки застыли слезинки.

– Больше всего на свете, – ответил я, уверенно развеивая её сомнения.

– А тебя?

– И меня, – вздохнул я.

– А если бы она не умерла у нас было бы всё хорошо?

– А разве сейчас у нас всё плохо? – наклонившись вперёд я поцеловал дочь в правую щёку вдохнув её запах.

– Нет, я не об этом, – чуть мотнула головой Клара из-за чего я упустил один из кончиков и начал заново. – Всё бы было также хорошо… но по-другому.

Дочь спрашивала, я отвечал, а на сердце скребли кошки. Ведь больше всего на свете я терпеть не мог лгать.

* * *

Зайдя в Управление, я не стал подниматься к себе на четвёртый этаж (в кабинет с рассохшейся дверью и треснутым стеклом), а пересёк фойе пол которого был покрыт чередующимися чёрно-белыми квадратами, словно всё мы пешки в чьей-то игре, и посильнее надавив на ручку со скрипом раскрыл дверь, которую не пользовались уже много-много лет. Некоторые мои коллеги опешили и замерли за моей спиной с грацией соляных столбов.

На противоположной стене Тревожного зала располагалось гигантское панно из искусственного камня изображающее наш город, заливаемый потоками ливня и человека в форме стража (такую уже лет двести как никто не носит, и она пылится в кабинете Мулине за стеклом стеклянного ящика как экспонат) храбро забравшегося на тучу и обрезающего огромными ножницами нитки смертельного дождя, угрожающего горожанам.

Под композицией, на почётном месте, висело бронзовое било, в которое по легенде колотил самый первый страж поднимая на бой поселенцев, подвергшихся ночному нападению врагов. По мне так это всё сказки, ибо кусок металла выглядел не старше трёхсот лет.

Взяв в руки увесистую колотушку, рукоять которой была тщательно обмотана кожаной лентой, я заколотил в раритетный экспонат призывая в зал своих коллег и братьев.

* * *

В самых сложных, опасных ситуациях стражи могли обратиться за советом и помощью к своим братьям. Да, да именно братьям, ведь когда-то давно Корпус стражей был чем-то вроде религиозного ордена с собственной религией служения народу. Это уж потом он развалился на две самостоятельные организации и потерял свою веру, вместе с сплочённостью, взаимовыручкой и бескорыстным служением. Напомнить о прошлом – именно для этого и существовал Тревожный зал с его историей, и «золотой линией» собранной из пластинок настоящего золота.

Все без исключения стражи, не нёсшие службу, собрались здесь. Они были так близко и одновременно так далеко от меня. Всего-то в тридцати шагах, но по ту сторону понимания и согласия.

– Я не сумасшедший и туда не поеду! Нам там конец! – истерично орал Гобкинс и многие в толпе кивали ему в унисон. – Инспектора за приделами города, да ещё и в Геенне?! Нет уж, увольте!

Стараясь не повышать голос, я пояснил:

– На допросе люди Фестиваля заявили, что их главарь прибыл в Висмарбург не просто так. Мерзавец привёз огромную партию своего товара и ещё кое-что.

Начальник Городской стражи, одетый с иголочки и с каменной физиономией, скрестив руки на груди замер возле стены внимательно наблюдая за мной.

– Именно это тебя и интересует Эмиль? – проникнув в самую суть спросил он.

Не опустив взгляда, я пожал плечами стараясь сделать это как можно равнодушнее:

– И это тоже.

– А что удалось узнать об этом грузе?

– Они называют его посылкой. Что внутри не известно, так как близко никого туда не подпускали, но товар привезён в город по заказу Щекастого.

– Щекастого? Главы банды Пращников которого ты убил? Тоже мне птица! – снова заорал Гобкинс прохаживаясь туда-сюда вдоль «золотой линии» на полу делящей помещение на две равные части.

Мулине словно не заметил истерики инспектора продолжая изучать меня.

– За последний год, он серьёзно поднялся. Это правда. Думаешь планировал играть во взрослые игры?

На это мне начальнику ответить было нечего поэтому я просто пожал плечами и снова обратился к стражам, замершим слева от меня.

– Разве мы не должны служить и защищать? Неужели не найдётся несколько человек, что отправятся со мной в Геенну чтобы уничтожить товар Фестиваля? Отраву, которую он снова привёз в наш благословенный город?

В зале наступила тишина, но ни один из коллег так и не пересёк «золотую линию», проведённую строителями посередине Тревожного зала. Ведь это означало признание моих аргументов и вызов, ставкой в котором будет собственная жизнь, брошенный судьбе.

– Любопытство – это грех! – неожиданно нарушил тишину инспектор Фрус из Розового квартала отлепившись от стены. – Бюлов, просто хочет втянуть нас в какую-то авантюру.

Этому напыщенному прыщу в чёрном шёлковом камзоле, я дороги никогда не перебегал, но неприязнь возникшая между нами сразу стала очевидна. Маменькин сынок и генеральский отпрыск слишком много о себе мнил.

– В чём же тут авантюра? – сделал я удивлённый вид и даже руки развёл в стороны. – Брошенные наркотики растащат мелкие оптовики и они вскоре заполнят улицы. Новые преступления тоже не заставят себя долго ждать, как только дурь попадёт в их кровь. Мой вариант предусматривает уничтожение груза без его переноски.

– А загадочная посылка? – сощурил глаза Фрус.

– Её конечно тоже заберём, – пояснил я, скрестив взгляды с инспектором.

По толпе пробежал шепоток. Кто-то даже предлагал поддержать меня.

– За стенами куча отморозков, обвешанных магическими штучками, – охрипшим от волнения голосом вмешался в наш разговор Рафл. – Соваться туда без специалиста безумие.

Последние слова лошадиная морда произнесла с настоящим страхом. Его фобии всем были хорошо известны. Чистоплюй никогда не выезжал на преступления в которых была замешана магия.

– А у меня есть знакомый теург и он отправится с нами, – выложил я последний свой козырь.

В зале раздались удивлённые возгласы. Некоторые стражи, те что помоложе, даже сделали несколько шагов вперёд.

– И кто этот теург? – картой на карту ответил Фрус.

– Регина Колд, – произнёс я, зная какую реакцию вызовет произнесённое имя.

Под сводами Тревожного зала пробежала волна недовольства и возмущения.

– Та самая конченная сука, что в прошлом году чуть не сожгла Регента, а в позапрошлом подожгла порт? – рассмеялся Фрус делая вид, что аплодирует мне ладонями, обтянутыми в дорогие лайковые перчатки.

– Её вина не была доказана и поэтому она на свободе, – оборвал его я.

– Просто наш герцог слишком добр, – сорвалось с губ инспектора.

Щёголь поймал неодобрительный взгляд Мулине о герцоге и тут же прикусил язык.

«Это мой шанс!» – подумал я, набирая в лёгкие воздух.

– Мы не просто служители закона. Вы что забыли? Мы отдельное сословие! Разве не наша задача…