Возрождение авантюры

Роман Л. Платова¹¹⁶ «Страна семи трав» («Молодая Гвардия», Москва, 1954) прежде всего захватил нас своим сюжетом, и только прочитав его без отрыва до последней страницы, мы задумались об его особенностях. Необычно встречать в советском издании приключенческий роман, живо напоминающий самые удачные вещи Райдера Хаггарда («Люди тумана», «Копи царя Соломона»); и между тем, это сравнение напрашивается само собой. На плоскогорьях Бырранга, на Таймырском полуострове, там, где на географических картах стоит белое пятно, живет загадочный народ, не известный ни правительству, ни науке, сам называющий себя «дети солнца» и поклоняющийся удивительной птице Маук. Попавший к ним еще до революции путешественник тщетно старается сообщить о себе внешнему миру, то пуская вниз по реке деревья с метками и с вложенными внутрь записками, то ставя знаки в виде клейма на диких оленей, уходящих в тундру, то привязывая письма на оленьей коже к лапке пойманного дикого гуся… Наконец, одно из его посланий в полустертом состоянии доходит до этнографа в московском музее, и благодаря энергии того и нескольких присоединившихся к нему энтузиастов науки, после трудной и опасной экспедиции, раскрывается секрет «потерянных людей» Таймыра и таинственного теплого плато в северной Сибири.

Но в книге много хорошего и кроме увлекательного изложения, ни на минуту не дающего вниманию читателя ослабеть, и прекрасного русского языка. Кстати, полезно все-таки читать советскую литературу. Из нее почерпаешь множество новых слов, вошедших в русский язык или недавно им созданных, тогда как в эмиграции сам себя начинаешь ловить на колебаниях и ошибках в родной речи. Недавно, участвуя в подготовке собрания, мы серьезно сомневались, можно ли сказать по-русски «стенд»? Теперь знаем, что да. Так как подлинный русский язык, конечно, – в России, и нам его необходимо знать, – помимо прочего, – даже с утилитарной точки зрения: на каком языке – не на эмигрантском же! – мы, если понадобится, будем писать листовку или текст радиопередачи для СССР?

Очень любопытны наблюдения автора над жизнью самоедов, – хотя бы картина того, как они смотрят кино, которое живописно называют «сны на стене», как удивляются при виде кур – «разве, кроме диких птиц, бывают еще ручные?» Ярко, хотя и кратко, показан простодушный и кроткий характер этих детей природы, которых, оказывается, в Советской России именуют тавгийцами или нганасанами. Первоначальное официальное название «ненцы», видимо, отошло на второй план.

Вполне психологически убедительны главные герои романа. Молодой гидрограф Алексей Петрович и его жена Лиза, геолог по профессии, которые за несколько лет после брака никогда не проводили вместе больше трех недель подряд, разлучаемые работой. Узнаешь советский быт! Этнограф Савчук – полный, неловкий, на вид типичный кабинетный ученый, – когда надо, вдруг оказывающейся смелым, неутомимым и твердым начальником экспедиции в пустынных приполярных горах. Даже пилот Жора, с любопытством прислушивающейся к спору между двумя научными работниками и не без удовольствия играющий для них роль арбитра, – все это очень живые, очень русские типы. Повелась у нас прескверная традиция считать интеллигентов непременно «мягкотелыми», «бесхребетными» и «беспочвенными», между тем как в состав нашей интеллигенции с самого начала ее возникновения, входили исследователи и путешественники, – геологи, этнографы, зоологи, – по железной воле и выносливости мало имеющие равных на земле! Так оно и было и, по счастью, есть.

В хороший роман проскальзывают время от времени скрипучие, неприятные ноты. Нашему воображению невольно рисуется такая картина. Вернувшийся из Арктики гидрограф делает доклад перед большой дружественной и заинтересованной аудиторией. Им любопытно послушать, ему приятно рассказать; сыпятся вопросы, он оживленно отвечает… но вот его глаза останавливаются на сидящих в зале представителях партийных организаций. У докладчика язык сразу прилипает к гортани, и он начинает уснащать свое повествование серыми газетными фразами, в таком, примерно, стиле: «Советская власть помогла жителям тундры перейти на более высокую ступень материальной культуры…», «Полевую работу обязательно начинаю с посещения местных партийных организаций…» Скучно и ему, и публике: но без этого нельзя. Впрочем, в книге некоторые вставки, по корявости своего слога, наводят на мысль, что их за автора добавил кто-то другой. Вот образец (врывающийся в рассказ ни к селу, ни к городу): «Этим летом латышский, эстонский и литовский народы воссоединились с братским русским народом, от которого были оторваны буржуазными националистами двадцать три года назад».

Однако, в романе раскиданы мазки, позволяющие лучше понять дело и оценить блага большевистского прогресса. Возьмем, скажем, охотника Бульчу, который открыл неведомую страну на севере и которого заставили отречься от своих слов, так как именно о такой стране издавна рассказывали шаманы, а, следовательно, в советских условиях нельзя было признать ее существования. Можно бы увидеть след советского социального заказа и в том, что одни из основных персонажей, заброшенный в условия каменного века, путешественник Петр Арианович Ветлугин – беглый ссыльный, революционер. Но и то сказать, исторически, наряду с чиновниками и миссионерами, ссыльные в самом деле были важным фактором в исследовании Сибири. А вот интересно было бы показать дальнейшее: как идеалисту-либералу, просидевшему двадцать лет в пещере, понравилась бы жизнь в «стране победившего социализма»! Верно, он не такою ее представлял в мечтах, какова она оказалась в реальности.

Отметим, что в отличие от прежнего, в книге почти нет подстрочных примечаний, и по своему уровню она рассчитана на вполне культурного читателя, – а ведь она предназначена для молодежи. Укажем и то, что она – лишнее подтверждение повышенного внимания к Сибири, которой посвящена значительная доля выходящей за последнее время в Советском Союзе литературы.

Но еще любопытнее само возникновение или, вернее, возрождение в СССР авантюрного жанра. Параллельно с этим видно, что там снова переиздают иностранных писателей, как Купера, Майн Рида, Вальтер Скотта. Их издавали и в годы нашего детства, примерно до 1928 года. Потом молодежь довольствовалась старыми книгами, до- и послереволюционными, которые зачитывались до дыр и которых остро не хватало. Радуемся за нынешних ребят – значит, и советские писатели могут теперь писать приключенческие романы. Когда-то, после революции, они развернулись пышным цветом и имели огромную популярность, тем более понятную, что и взрослым, и детям надо же куда-то «уходить», как-то забывать об ужасе окружающей жизни. Кто из читателей вспомнит журналы «Всемирный Следопыт», «Мир Приключений», два различных варианта «Вокруг Света»? Каждый имел свою физиономию – например, «Мир Приключений» последних годов отнюдь не был детским журналом. Он давал лучшие новинки авантюрного жанра, появляющиеся на иностранных языках, но еще интереснее были в нем рассказы русских авторов, в большинстве отмеченные печатью жути и трагизма и написанные часто на очень высоком художественном уровне. А сколько тогда возникло фантастических романов в разных манерах! Виктор Гончаров¹¹⁷, талантливый автор «Психомашины» и создатель комсомольца Николки, с которым случаются самые невероятные приключения; Беляев¹¹⁸, написавший десятки книг, – о человеке-амфибии, о путешествиях на другие планеты, о жизни будущего, – и трагически погибший от голода во время последней войны; Туров¹¹⁹, с его «Островом Гориллоидов»; Орловский¹²⁰, с целым рядом страшных романов о возможном конце мира. Бурный и в общем заслуженный успех имела «Аэлита» A. Н. Толстого. В том же роде существовала массовая продукция писателей послабее, как Никулин и другие. Мариэтта Шагинян, один из столпов советской литературы, попробовала силы в создании «советского Ната Пинкертона» и написала «Месс-Менд», оказавшийся, пожалуй, лучшим из ее произведений. В подражание ему появились всякие «Чемоданы крокодиловой кожи» и т. п. Совершенно особым явлением был А. С. Грин, продолжавший творить так, будто никакой революции и не бывало, получивший кличку «самый нерусский из русских писателей» за то, что в большинстве его блестящих новелл действие происходило в условной, придуманной им стране, в среде пиратов, золотоискателей и моряков.

Более или менее подогнанные под правительственный канон, авантюрные романы и рассказы того времени были в общем ярки и увлекательны, хотя и надо делать скидку на то, что мы читали их в годы, когда все кажется ярче и лучше… Но такие книги, как «Страна семи трав», мы умеем оценить и теперь, как мастерство в рамках известного жанра и как источник удовольствия и способ провести приятно несколько часов для читателей по ту и по эту сторону железного занавеса.

«Возрождение», рубрика «Среди книг и журналов», Париж, февраль 1955 г., № 38, с. 143–146.

Новинки советской литературы

Когда нам, новым эмигрантам, случается читать свежие советские газеты и журналы, первое чувство, какое овладевает душой, это удивление, как мы вообще могли жить в той жуткой удушливой атмосфере, которую они отражают. Еще так мало лет прошло с тех пор, как мы были в СССР, и уже нам странно вновь представлять себе условия жизни, там царящие. Но и объективно, видимо, большевистская пресса пережила некоторый поворот к худшему. Славословие гениальному вождю, приветствия ему от всех мыслимых и немыслимых организаций, заполняют печатные органы страны победившего социализма почти сплошь.

В то же время, парадоксальным образом, художественная литература сильно улучшила свое качество и направление. Читая некоторые книги прямо трудно поверить, что они изданы при советской власти. Вот, перед нами отпечатанный Государственным Издательством детской литературы в Ленинграде, в 1952 году роман В. Яна¹²¹ «Юность полководца», посвященный Александру Невскому. Только и можно сказать, что если бы такие произведения публиковались бы в свое время в Царской России, то, может быть, и революции бы не было. Нам, монархистам, надо бы постараться, чтобы молодежь, да и не только молодежь – за рубежом ее читала и изучала. Блестяще, художественно и правдиво в ней изображен наш национальный герой и святой, великий русский полководец. Показана вся прогрессивность и полезность для страны и народа единоличной монархической власти; строго осуждены все республиканские и конституционные устремления в среде тогдашних новгородцев и убедительно объяснено, как все противники монархии в России, вольно или невольно, скатываются, в конце концов, к предательству интересов отечества.

Мы видим в романе князя, живущего только для родной земли, орлиным взглядом охватывающего все ее нужды и потребности, не только нынешние, но и будущие, и стойко за них борющегося. Вокруг него – верная дружина, отдающая за него жизнь, ибо князь – залог свободы и мощи Руси. И далее под ними народ, любящий своего защитника и выражающий свое о нем мнение так: «Сокол ты наш ясный! Никуда не уходи! Пропадем мы без тебя, родимый!»

Но военных и земледельцев мало для жизни России. И вот, всегда, когда надо, князю помогают советом и трудом люди, которых В. Ян рисует совсем в стиле профессора Б. Ширяева: тогдашняя русская интеллигенция. Здесь и учитель князя, иеромонах Варсонофий, и мудрый его советник, летописец отец Пафнутий, и горячий публицист Даниил Заточник.

Мы решительно убеждены, что, если возродится когда-нибудь Православная Самодержавная Россия, книга Яна будет рекомендована для чтения во всех школьных библиотеках. И не только она одна. Многие другие произведения, только что увидевшие свет в Советском Союзе, не меньше нас порадовали и дали нам больше радости, чем все публикуемое в эмиграции. К их числу принадлежит роман Николая Задорнова¹²² «Амур-Батюшка» (Издательство ЦК ВЛКСМ «Молодая Гвардия», Ленинград, 1960).

Это – история группы русских переселенцев в Сибирь во второй половине XIX века. И это такой яркий гимн русскому народу, какого мы никогда до сих пор не встречали, и который мы прочли с горячим чувством национальной гордости. Настоящего величия полон этот эпически спокойный, почти сухой рассказ о повседневном труде русского крестьянина, который в упорной борьбе с природой дарит своему правительству цветущую область, еще недавно бывшую глухой пустыней. «Какая она, эта самая Расея?» – спрашивает у новоприбывших сибиряк. – «Даст Бог, и тут леса порубим, землю запашем, тоже Расею сделаем – поглядишь тогда», – отвечают те.

Рассказы о переселенцах вы найдете и у иностранцев, хотя бы у Купера. Но «Амур-Батюшка» эпопея не только воли и терпения крестьянина, нет, он еще больше говорит о другой его, высшей, силе: о живущем у него в душе стремлении к правде и справедливости. Мужики из Пермской губернии встречаются на новых местах с невиданными народами; сперва с китайцами, потом и с гольдами и тунгусами. Как они на них смотрят?

Переселенцы плывут по Амуру: «Кое-где виднелись пашни. Крестьяне-китайцы подходили к плотам, кланялись вежливо, приносили овощи, бобы, лепешки, показывали знаками, что русские плывут далеко, что у них малые дети и что путникам надо помогать. Это было понятно и глубоко трогало крестьян. Егор ходил в деревню смотреть, как живут китайцы. “Такие же люди” – сказал он, воротясь…»

И потом крестьяне, не колеблясь, принимают в свою общину беглеца-китайца, пришедшего в Россию искать лучшей жизни.

На берегах Амура водворяются русские земледельцы среди охотников и рыбаков гольдов. Не обходится на первых порах без столкновений. Но уже скоро между новоселами и туземцами воцаряются дружеские отношения. Как-то само собою русские начинают учить гольдов всему, что знают сами: как пахать землю, как лечить больных, и прибывшие из города чиновники, воспитанные в европейском духе, дивятся на этот странный союз.

«А гольды, видимо, действительно вымрут и с этим приходится мириться» – рассуждает либерально и оппозиционно к правительству настроенный чиновник Петр Кузьмич Бердышов (по вине которого, между прочим, крестьяне в первую самую тяжелую зиму на новых местах остались безо всякой помощи).

«Ведь так было в Северной Америке, и везде, куда приходил белый человек». Но русские, хотя и белые люди, видно во многом отличаются от европейцев по своей психологии и приемам.

На ту же тему один из персонажей Иван Бердышов рассказывает об американцах: «Вот мы с гольдами живем, а они говорят, что на нашем бы месте давно их перестреляли… У них большое убийство дикарей идет в теплых странах…» Однако, русские колонисты смотрят на дело иначе. Одного из них, Тереху Бормотова, исправник спрашивает, как это он дружит с инородцем: ведь они язычники? – «Все Божьи!» – отвечает Тереха, выражая вековое воззрение русского народа.

Другой переселенец (главный герой романа), Егор Кузнецов, когда сталкивается с фактом, что китайские купцы жестоко эксплуатируют мирных охотников гольдов, не рассуждая, инстинктивно кидается их защищать. Китаец-купец Гао-Да-Пу забрал за долги девушку у отца; Кузнецов с дракой ее освобождает и заботится о ее дальнейшей безопасности. Остальные мужики, узнав про это дело, с некоторым ужасом смотрят на поступок китайца: один из них, которому Гао-Да-Пу бесплатно предложил муки в тяжелый год, говорит: «Зачем брать от злодея?»