В десять дня, через полчаса после того, как родители уехали, я собрался в прокуратуру. Родители увезли не только дочек, но и почти все мои вещи. Оставив только одну импортную спортивную сумку, которую я подарил Толику на семнадцатилетие, с его же одеждой. Про документы и оружие я и не говорю, они всегда со мной. Правда некоторое взрывающееся и стреляющее оружие я переложил из чемодана в сумку. Кроме пээма у меня были затрофеены вальтер с полусотней патронов и тремя магазинами, две лимонки тысяча девятьсот сорок третьего года выпуска, эсэсовский кинжал и финка. Причем действительно финского исполнения. К вальтеру был прикреплен неплохой глушитель, по крайней мере, с двадцати метров ничего не было слышно. Такие были у всех бойцов и офицеров отрядов, что я готовил.

На всякий случай я достал трофеи из сумки – вдруг что, отмазаться отмажусь, но могут быть проблемы. В общем, я стер с них свои отпечатки, завернул в тряпицу и спрятал в срубе дома, где снимал комнату. Даже с собаками хрен найдешь, знаю, я по тайникам спец.

После этого я вышел из дома, сообщив хозяйке, что вернусь только вечером, и направился к следователю. Как я и предположил, старшего следователя с занимательной фамилией Кличко, на месте не оказалось, однако дежурный заверил меня, что после обеда он точно будет. Подумав, я вышел из здания прокуратуры и направился на рынок, в то место, где циркулируют свежие и старые городские слухи. Если где можно собрать информацию о трагедии трехмесячной давности, то только там. Ну, или хотя бы в том районе, где жила Марина. Мне, кстати, надо будет наведаться в жилконтору и узнать насчет квартиры Марины. Она была ведомственной, и, наверное, ее опечатали, хотя могли отдать и другим жильцам. Тут это просто, хотя дочки и прописаны в этой квартире. Нужно собрать вещи детей, да и альбомы с семейными фотографиями. В общем, все, что будет напоминать им о матери. Но это завтра, сегодня сбор сведений.

Как вести беседу, я знал прекрасно, поэтому, гуляя между рядами, заводил разговоры с продавцами. Повезло мне с бабкой, что торговала жареными тыквенными семечками. Купив кулек, я с ней разговорился, начав с того, что хотел бы поселиться в таком прекрасном зеленом городе. Бабка охотно рассказывала о местных достопримечательностях. Как бы между прочим я упомянул о том, что меня у вокзала чуть было не сбила машина. Та моментально уцепилась за эту историю, рассказав о недавней трагедии.

– Было у нас похожее. Только там молодую женщину прям насмерть задавили, а ведь ей, бедняжечке, даже тридцати не было, – старушка взяла подвязанные под подбородком концы головного платка и промокнула глаза. – Я ведь ее еще маленькой помню, на соседней улице жила. Вот ее черная машина и сбила.

– Черная? – сразу заинтересовался я. Таких машин у простых граждан не было, а даже если были, то единицы.

– Да, – с жаром продолжила источник информации. – На этой же машине раньше секретарь обкома ездил. Потом его перевели в Киев с повышением. Теперь он первый секретарь горкома партии.

– А с машиной-то что? – сделал я заинтересованный вид.

– Так водитель, Михаил Терентьев, два года назад на пенсию вышел, вот и выкупил ее как списанную, так она же как новая с виду. Берег он ее. А потом это и случилось, угнали у него ее и сбили девушку-то.

– А точно угнали? Может, он сам ее и… – сделал я рукой вниз, как будто спланировал.

– Да не, точно угнали. Мне Марья Ивановна с Советской рассказала. А той Люда, продавщица из киоска «Союзпечать», а она слышала от гардеробщицы Люси, что работает в музее, а та соседка Терентьева. Он ведь в это время в огороде ковырялся. Она сама видела, как он две яблони сажал с сыном. Потом закончили, вышли, а машины-то у двора и нету. Но Михаил Юрьевич тревогу не поднял, думал, младший сын покататься решил, а потом когда милиция приехала, выяснилось, что сын-то в это время на уроке в техникуме был. Вот и получается, угнали ее.

– Да, интересная история, – задумчиво пробормотал я, и тут же перевел тему на другое.

Следуя к прокуратуре, я прокручивал все сказанное старушкой. Конечно, там от правды было процентов шестьдесят. Остальное надумано за это время, однако история с наездом хоть немного прояснилась. А то, что история темная, я был уверен на сто процентов.

В этот раз мне повезло, следователь был на месте.

– Вторая дверь налево, – сообщил дежурный.

– Спасибо.

Документами я не козырял, к следователям постоянно наведывались свидетели и пострадавшие, вот и сейчас я сообщил, по какому делу, и меня отправили в нужный кабинет.

Подойдя ближе, я покачал головой, заметив, что табличка с должностью и ФИО висит на одном гвоздике.

– Непорядок.

Повесив на второй гвоздик – кажется, он был без шляпки – я постучался и вошел, услышав за спиной, как табличка снова слетела с гвоздика и зашуршала по двери, покачиваясь.

– Вы Соколов? – подняв голову, сразу же спросил следователь, заставив меня насторожиться. Честно говоря, я хотел показать удостоверение и попросить ознакомиться с нужным делом, однако следователь все поломал. Но озадачило меня не это, а то, что он сразу опознал меня. Это не есть гуд, все это мне нравилось все меньше и меньше. Однако я ничем не выдал своего удивления, плотно прикрыл дверь и, кивнув, сказал, проходя к столу:

– Это я. Мне бы хотелось узнать, как продвигается следствие по делу о наезде на Марину Клюеву.

Я сел на стул, что стоял перед столом, и вопросительно посмотрел на Кличко, который буравил меня неприятным взглядом. В общем, смотрел, как на досадливую помеху.

– Ведется следствие, мы пока не смогли выйти на угонщиков, хотя есть некоторые наметки.

– Какие? – спокойно спросил я, глядя прямо в глаза следователю.

– Я не могу разглашать эту информацию в интересах следствия.

– Машина была вскрыта или ее завели родными ключами? – чувствуя поднимающееся бешенство, так же спокойно спросил я.

Следователь отвел взгляд и ответил:

– Взломали.

«Врет», – понял я.

Дальше общаться со следователем смысла не было, поэтому я перегнулся через стол и нанес ему удар указательным пальцем в точку под подбородком.

Того парализовало, единственное, что он мог делать, это крутить глазами, с проявившимся страхом наблюдая за мной.

– Где папка с делом?

Следователь, понятное дело, ответить не мог, но невольно стрельнул глазами в сторону полуоткрытого сейфа, в замочной скважине которого торчала связка ключей. Достав из кармана тонкие кожаные перчатки, я надел их и, открыв сейф, убрал в сторону кобуру с пистолетом – по форме там был ТТ, – после чего стал перебирать папки. Нужная мне была самой нижней.

– Интересно, а почему это дело поручили именно тебе? Прокурорские следаки не должны расследовать такие дела, если, конечно, там нет умысла смертоубийства… Хотя можешь не отвечать, наверняка Романов твой большой друг, а то и еще один работодатель. Небось, уже получил плюшки от этого дела? А? Чего молчишь? Совесть мучает? – насмешливым голосом спросил я.

Не дождавшись ответа от парализованного следака, с папкой в руках я вернулся на свое место и под злым взглядом следователя, видимо, тот немного пришел в себя, начал изучать все, что там было. Через двадцать минут я откинулся на спинку кресла и задумчиво посмотрел на следака.

– Подчистил? Тут нет ряда бумаг. Обманул про замок, ведь машину открыли и завели родными ключами… Но это ладно, где справка от экспертов по дактилоскопии? Почему в отчетах оперов значатся четверо свидетелей, а приложены опросы только двух?.. – я пощелкал пальцами в задумчивости. После чего убрал папку на место, вернул все, как было, и, встав так, чтобы Кличко меня видел, сказал: – Передай тому, кого покрываешь: узнаю, что это дело его рук – брюхо вспорю. Запомнил? Чувствительность вернется часа через два, тогда и сможешь двигаться. Все, пока.

Выйдя, я прикрыл дверь, снова повесил на место табличку и, снимая на ходу перчатки, направился к выходу.

– Уже все? – поинтересовался дежурный милиционер.

– Да, – улыбнулся я. – Прояснил некоторые вопросы.

Адрес, где живет Михаил Юрьевич Терентьев, бывший партизан и фронтовик, дошедший до Берлина, я узнал из материалов расследования уголовного дела по факту гибели Марины Клюевой. Честно говоря, не хотелось бы давить на фронтовика, я их очень уважал, но если потребуется, то старику придется плохо. Жалеть я его не собирался, Марина была родней и ближе, а старика я вообще не знал.

Выйдя из прокуратуры, я поймал попутку. Тут мне повезло, мимо проезжал мотоциклист и довез до нужной улицы. Похлопав его по плечу, поблагодарил мотоциклиста – довез тот бесплатно, это было в порядке вещей, – на малом ходу спрыгнул и стал крутить головой в поисках номеров домов.

Наконец определившись, я пошел вниз по улице. Семнадцатый по счету справа оказался нужным, более того, у закрытого деревянного гаража стояла черная Газ-21, та самая, даже номера совпадали. Капот уже заменили и покрасили. Как и правое крыло, но номера были те же, что значились в деле.

Присев на скамейку в тени дерева соседнего дома, я стал осматриваться, чувствуя, что нахожусь на виду у местных жителей. Это нервировало. Улица была почти пустая, только стайка детишек метрах в двухстах катали обруч палкой, а так только я привлекал внимание, и мне это очень не нравилось. Но другого места для наблюдения видно не было. Глухие заборы да частные дома. Делая вид, что отдыхаю в тени после пешей прогулки и жгучего солнца, вытер платком лицо, поглядывая на нужный мне дом. Это была изба-пятистенок, с пристройками для скотины и гаражом.

Долго сидеть не следовало, и я направился дальше вниз по улице, прикидывая, как достать свидетеля и не засветиться.

Однако судьба сама повернула рулетку. Время было вечернее. Заметив, что открылись створки ворот гаража, я увидел, как вышел худой и жилистый пожилой мужчина с удочками и самодельным спиннингом в руках и стал грузить снасти в машину.

«На вечерний клев», – понял я.

Через минуту черная «Волга» с гордым седоком проехала мимо и свернула на ближайшем перекрестке. Сам Терентьев жил в частном секторе на окраине Харькова, поэтому быстро выехал из города и попылил по проселочной дороге куда-то в сторону одной из проток.

Я закрутил головой, пытаясь поймать попутку. Однако улицы были пустынны, только наверху был виден разгружавшийся грузовик. Машину искать не потребовалось: я заметил прислоненный к забору велосипед у калитки одного из домов и, приватизировав транспортное средство, последовал за рыбаком, стараясь не упустить его из виду, но того выдавал поднятый шлейф пыли.

Буквально через три километра шлейф спал, и я понял, что рыбак приехал на место. Приблизившись, спрятал велосипед в кустах и спокойно, не скрываясь подошел к рыбаку. Машина стояла прямо на малоезженой дороге, что вела к воде, – там был вытоптанный рыбаками пятачок. Именно на нем и находился Терентьев. Удобное место, со всех сторон закрывают высокие кусты.

– Здравствуйте, – поздоровался я, подходя ближе. – Прекрасный день, не так ли?

– Да. Хороший денек, только солнце уж больно жарит, – охотно откликнулся пожилой мужчина.

– Красивая у вас машина. Редкая, – проведя по капоту, сказал я.

– Это да, но мне тут просто повезло.

– Дядь Миш, вы, я смотрю, капот меняли и правое крыло? Неплохо сделано, сразу и не заметно, что машина побывала в ремонте, – было видно, что Терентьев насторожился и, обернувшись, начал пристально разглядывать меня. – Кому вы давали ключи три месяца назад?

– Ты кто, парень?

– Помните, наверное, что на вашей машине сбили женщину, которая шла в детский сад забрать дочек? Так это моя женщина и мои дочки. Я проверил и убедился, что алиби у вас есть, однако я теперь более чем уверен, что вы сами дали ключи убийце. В этом и заключается вопрос: кому вы их дали? – я был сама честность.

– Слушай, парень, шел бы ты отсюда. Не лезь в это дело, лучше уезжай.

– Дядь Миш, не так давно, фактически на прошлой неделе, один человек сделал мне неприятность. Знаете, как я ему ответил? Взял камень и стал дробить ему кости, начав с пальцев ног. Когда дошел до костей таза, тот умер от болевого шока. А ведь он только оскорбил меня, сообщив, что имел половую связь в извращенной форме с моей матерью. А теперь представьте, что я сделаю с вами и с тем, кто лишил моих детей матери, когда найду. Просто скажите, кто это, и забудьте о нашей встрече.

– Что будет в ином случае? – хмуро спросил Терентьев. Удочки лежали у его ног, он был напряжен, и что важно – одна рука была спрятана за спиной. Более чем уверен, что он держал там нож. Скорее всего, складной.

– Я все равно узнаю имя. Но после этого мне придется вас ликвидировать. Поверьте, я сам боевой офицер-орденоносец, мой отец фронтовик, его друзья тоже. Я безмерно уважаю воевавших с фашизмом, но если надо, с печалью в сердце, но я вас убью. Я постараюсь это сделать безболезненно и как несчастный случай. Вырублю, усажу вас в машину вместе с вещами. Как будто вы только приехали. И столкну машину в воду. Судя по течению, глубина там порядочная. Несчастный случай во всей красе.

– И ты сможешь это сделать? – было видно, что Терентьев удивлен.

– Раньше делал, почему сейчас не могу? – снова проявил я честность. Попробуй – проверь.

Последовала заминка, Терентьев явно обдумывал ситуацию. Чтобы подстегнуть его, я достал из-под рубахи «макаров» и стал крутить его на пальце, не двигаясь с места и насмешливо поглядывая на погрустневшего и как-то сразу постаревшего мужчину.

– Ладно, убедил. Мне самому не нравится эта история, – сплюнув, сказал он, бросив нож под ноги. – Раньше я возил Романова. Сейчас он первый секретарь горкома партии в Киеве, большой начальник. У него тут остались родственники, он часто навещает их. Бывает, что его сын берет у меня машину покататься. В прошлый раз было так же, девку какую-то решил прокатить.

– Михаил или Виктор? – задумчиво спросил я.

– Виктор… Ты их что, знаешь?

– Даже очень хорошо… Честно говоря, не думал, что вы поверите в мою ложь, – улыбнулся вдруг я, убрав оружие за ремень брюк. Рубашка у меня была навыпуск, и его не было видно.

– А я поверил, – грустно сказал Терентьев.

– Так и было задумано. Не советую никому рассказывать о нашем разговоре, если вам даже и поверят, то все равно предъявить мне ничего не смогут. Свидетелей-то нет… Кстати, а кто к вам приходил от Романова? – как бы между прочим спросил я.

– Из органов парень был, местный чекист. Он удостоверение предъявил.

– Всего хорошего, – козырнул я.

Отойдя, я нашел место наблюдения и немного последил за Терентьевым. Тот постоял, повздыхал, убрал нож в карман и, собрав две удочки, закинул снасти в воду, видимо, обдумывая в тишине все, что только что с ним произошло. Честно говоря, я никак не думал, что смогу взять его на слабо, однако получилось.

Дождавшись, когда он вытащит второго окуня, я вышел на тропинку и поспешил к велосипеду. Доехав до окраин, оставил велик через два дома от того, где взял его, и направился по улице дальше. Буквально через минуту заметил стайку мальчишек, судя по их виду, они что-то искали, через несколько секунд сзади раздался многоголосый вопль радости. Значит, нашли велик.

Добравшись до дома, я забрал сумку с оружием, и сообщив хозяйке, что отправляюсь в Москву, поселился на соседней улице. Думаю, место, где я снимал комнату, быстро вычислят.

Делать мне в Харькове было фактически нечего, Романовы жили в Киеве, поэтому я занялся бюрократией, одновременно отыскивая тех свидетелей, показания которых были уничтожены. Одна работала при местной больнице на молочной кухне, другой – пенсионер, майор в отставке.

Получив на руки свидетельства о рождении дочек и закончив с оформлением документов, я заехал в жилконтору и вместе с женщиной, что отвечала за распределение жилплощади, на автобусе доехал до дома Марины. Как я и думал, там уже жили чужие люди. Однако два чемодана с вещами были на месте в кладовке в сенях. Дома была пожилая женщина, ее дочь, которой и выделили эту квартиру, находилась на работе. Мне отдали все вещи Марины и оставшиеся детские.

После этого я отвез все к себе на съемную квартиру – завтра отправляюсь в Киев. И пока был свободный вечерок, решил наведаться к свидетелям, данные их были указаны в деле, а адреса я узнал в справочной.

Показав корочки пенсионеру Аркадию Владимировичу, я услышал занимательную историю, которая в корне перевернула мое впечатление о случившемся.

Когда скрипнула калитка, что вела в огород со двора, Михаил Юрьевич разогнулся и посмотрел на уже знакомого комитетчика, что приходил к нему сразу после трагедии, три месяца назад. Рядом шел следователь, что вел то самое дело.

– Здравствуйте, Михаил Юрьевич, – поздоровался комитетчик.

– И вам не хворать, – настороженно ответил бывший партизан, отряхивая от земли руки. Он по просьбе жены заканчивал приводить в порядок просевший на один бок парник.

– Михаил Юрьевич, давайте присядем за стол, там и поговорим.

В саду у Терентьевых под деревьями была беседка, где находился стол и вкопанные лавки, туда и направились гости и хозяин. Так как Терентьев молчал, догадываясь о причинах их появления, то слово пришлось взять комитетчику.

– Скажите, Михаил Юрьевич, в последнее время никто не интересовался аварией, в которой участвовала ваша машина?

– Было такое дело. Вчера, когда на рыбалку ездил, ко мне подошел паренек и попросил рассказать, что в тот день случилось и кому я давал ключи.

– Что вы ему сказали? – насторожился комитетчик, да и следователь, что сидел с индифферентным видом, тоже с интересом посмотрел на хозяина.

– Правду сказал. Сумел он меня убедить это сделать, хоть и хитростью. Я еще тогда сказал, что мне все это не нравится. Романов – мужик нормальный, странно, что он пошел на сокрытие.

– Политика, – спокойно пояснил комитетчик. – Этот парень вам угрожал?

– Да. И знаете, я ему поверил.

– Да что он может! – влез в разговор скривившийся следователь. – Обычный офицер-пограничник.

– Он сказал, что орденоносец, – ответил Терентьев.

– Причем дважды, – кивнул комитетчик. – Я беседовал с директором детдома, где он появлялся в парадной форме.

– Не соврал, значит.

– Мы пока пытаемся выяснить место его службы, и где он сейчас находится…

– У вас за спиной, – послышался сзади насмешливый юношеский голос.

После беседы с пенсионером я заехал ко второму свидетелю, больше для подтверждения, и рванул к Терентьеву, так как был уверен: скоро там появятся люди Романова. Должны были появиться. Ждать долго не пришлось, буквально через два часа у дома Терентьевых остановилась бежевая «Победа», из которой появился неприметный мужчина в штатском и уже знакомый следователь.

Прокрасться к забору и подслушать тихий разговор в беседке мне не составило труда, после этого я подошел ближе и обозначил свое присутствие.

– У вас за спиной, – хмыкнул я, и спокойно подойдя, сел рядом с хозяином, напротив гостей, и покачал головой: – Ай-ай-ай, как же вы так? Разве можно покрывать преступника, который специально направил машину на погибшую, что шла по тротуару. Это ведь превышение должностных полномочий и сокрытие улик плюс выгораживание преступника. Что скажете на это?

– А как же нападение на следователя и запугивание пострадавшего? – надо отдать должное, что чекист быстро пришел в себя.

– Да что вы? И свидетели есть? И доказательства? – в моем голосе было столько иронии, что собеседник понял: этим меня не проймешь.

– Мы сейчас тебя арестуем и поговорим уже в камере.

Я натурально заржал, немного откинувшись назад.

– Ты, клистирка штабная, мышь кабинетная, – раз смежник перешел на ты, я последовал его примеру, хотя он и был старше меня лет на пятнадцать. – Что ты можешь? Только газы пускать да бумажки перекладывать. Думаешь, я не понял, откуда ты? И только не говори мне, что ты из Киевского управления, я там всех ребят знаю.