© Владимир Петровский, 2017

ISBN 978-5-4483-4502-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

1

Бывший капитан милиции Коля Елагин, надев свой старый брезентовый рыболовный бушлат с капюшоном, уже полчаса наблюдал за пивной, расположенной на улице под названием Нижняя, где-то на задворках центра Москвы. Обидно было то, что стоял он, как пацан, самолично в засаде, ожидая интересующих его людей. Без помощников, без связи и даже без законных оснований вести наблюдение.

Коля нелегально, в порядке небольшой, но квалифицированной помощи (насколько мог ее оказать бывшим уркам, не теряя к себе уважения, бывший капитан милиции) служил интересам юридической фирмы «Шпис и Прен», учрежденной пару месяцев назад бывшим его постоянным клиентом, многократно задержанным и дважды осужденным, Левой Шписом. Шпис – это была его кличка. Прен – фамилия. Настоящая. Но друзья звали Шписом, потому в названии фирмы это слово стояло первым.

Лева, всегда бывший жуликом, теперь набрал ребят с адвокатским опытом, и вот, стал недосягаем. Это совпало с тем, что Колю Елагина вначале отстранили, а затем и уволили со службы. Отвратительная была история, шумная, с обвинениями в превышении полномочий и попыткой заведения уголовного дела. Но до суда не дошло. Елагин старался больше не рассуждать на эту тему. А то пришлось бы задуматься, зачем Шпис прибегает к его услугам. Может, еще одна подставка? Чтоб уж совсем прикончить законным способом, втянув во что-нибудь подстроенное по заказу? Поэтому он предпочитал считать, что Лева тут ни при чем. Скорее всего, так и было. Просто сменилось начальство, кто-то использовал этот момент для сведения счетов, его и отстранили. Удобный был момент. В прошлом у Коли было много конфликтов с руководством, собственное мнение… Это тоже причина. Кто-то ловко использовал всё, любую мелочь.

Зимней ночью в парке Дружбы у «Речного Вокзала» ему подстроили большую драку с кричащей где-то в середине толпы женщиной, и когда он, не удержавшись, полез выручать, в него выстрелили. Он лежал на морозе долго, но кто-то обнаружил его, вытащил на Ленинградское шоссе, и вызвал «Скорую». А утром рядом с тем местом, где он лежал, нашли труп. Стреляли из его оружия, но Коля не помнил этого… не помнил. Не стрелял он. Доказать ничего не смогли, ни за, ни против. Назвали самообороной. И под огромным нажимом уволили. Он догадывался, чья это работа. Но ничего тогда противопоставить не смог.

На единственного своего работодателя, Шписа, Елагин грешить не хотел. То, что было прежде – дело прошлое. Работа такая. Все же, у капитана жена, родители старые. Кормить их надо. Демократия уже успела напугать его не на шутку. Елагин не был готов к такому. Весь его двадцатилетний советский опыт протестовал. Родная милиция поступила с ним скверно, а Лева дал работу. Ну и ладно. Теперь лучше не сомневаться.

На этой мысли Елагин увидел тех, кого ждал. Двух мужиков, направлявшихся к пивной. Один из них был Мамтеев, конюх с ипподрома. Единственная пока зацепка в поисках. Дело заключалось в том, что пропал один из двух Левиных компаньонов, по фамилии Сорока, и капитану было поручено узнать хоть что-то. У блатных никакой информации не было.

– Может, забухал, – сказал ему Лева, неприятно улыбаясь. – С кем не случается, все не святые. Может, у бабы. Но ты мне его найди.

Лева заметно опасался чего-то, капитан сразу заметил. Значит, есть основания.

Что ж, его дело маленькое. Мамтеева ему назвали знакомые ребята из отделения, работавшего по ипподрому. Про Сороку они тоже сказали, сразу. Того нашли сегодня утром, всего несколько часов назад, с удавкой на шее в кустах позади одной из рысистых конюшен. Но никаких заявлений его брат – видимо, единственный близкий родственник, с которым сразу и созвонились – писать не захотел: отказался, сославшись на полную уверенность в самоубийстве беспрерывно игравшего в тотализаторе Сороки. С другими делами, находившимися в работе в следственном отделе, это тоже не стыковалось. Выходило, что сам себе удавку затянул. И никаких вопросов. Поэтому и дело заводить не будут. Кому нужен безнадежный висяк?.. Ипподром – это место, где и покруче дела не заводили. Заключение было такое, что владелец двух процветающих оптовых складов Сорока проигрался в тотализаторе и покончил с собой. А с Мамтеевым пытались было поначалу говорить по-нормальному, потому что удавка была сыромятная, новая, из ремня, который только что привезли в конюшню, где он работал и где с утра был один, но он послал всех: ничего не видел и не знаю, и всё. Так что, единственным подозреваемым мог бы быть пока что именно он, но это в том случае, если бы завели дело об убийстве. А оно заведено не было.

Капитан удивился, как это такой богатый человек может проиграться до безвыходного положения, а потом заодно порасспросил о всяких мелочах. Отношения у него с местными следователями были хорошие, знал он их давно, поэтому на некоторые касающиеся службы вопросы ему ответили без проблем, как бы между делом. Капитан поблагодарил и отправился искать Мамтеева, предупрежденный о его неприветливом нраве.

Можно было, конечно, на этом и остановиться, ведь поручили ему найти Сороку, и только. Но Елагин привык доводить дела до конца, а тут явно было никакое не самоубийство, а убийство, да еще и по непонятным причинам. Из отделения он вышел, полностью уверенный в этом. И теперь совесть не позволяла просто передать Леве услышанное от следователей. Вроде, как сплетню какую-то. К тому же, интуиция… Объяснить это Коля Елагин не мог, но чувствовал, что дело серьезнее, чем ссора или какой-нибудь неудачный дележ. Не случайно же Лева так всполошился.

И капитан, накинув сверху первое, что под руку попалось погрубее (а попался бушлат) отправился дознавать.

Он пересек улицу и, копаясь в карманах, вошел в пивную. Не глядя по сторонам, протолкался к стойке, взял две кружки. Вышел в огороженный закуток двора, уставленный старыми ящиками, устроился поудобней. И только после этого неторопливо огляделся.

Те, кто был ему нужен, стояли рядом, держа в руках по пиву, и молча тянули желтую жидкость. Рядом с Мамтеевым, малым приезжим, стоял с кружкой довольно мрачного вида парень, совсем молодой. Скользнув по ним равнодушным взглядом, Коля сделал пару глотков и сунул в рот сушку. Хорошие тут сушки, соленые. Немножко только недосушенные, подумал он. Это были мысли, которые текли сами по себе, отражаясь на лице. Но и только. Камуфляж. Спроси Колю через пару секунд, о чем он сейчас думал – не вспомнит. Зато что говорили двое по соседству слышал отлично, и уж это в памяти откладывалось. Но те, словно специально портя капитану мозги, несли какую-то чушь.

Мамтеев, отпив из кружки, вытер пену с верхней губы и предложил:

– Спорим, это, из десяти сушек ни одна на три части не сломается?

– Не сломается, – подтвердил, подумав, его молодой приятель.

– Не-ет. Ты, это, спорить должен. Ну ладно. Тогда я говорю, сломается. А ты – не сломается. Годится? На пиво спорим?

– Да.

Мамтеев сходил к стойке и принес десять соленых сушек. Они поломали их, сдавливая в кулаке, но все развалились на четыре части.

– Почему так? – философски спросил Мамтеев.

– Физика, – непонятно и умно ответил второй. – Бесполезно спорить. Давай еще? Просто так, не на пиво.

Теперь пошел к стойке он и принес еще десять, но результат оказался тот же.

– Еще? – снова спросил увлекшийся экспериментом молодой.

– Давай, это, поедим, – ответил Мамтеев.

Они пожевали обломки сушек и допили пиво, после чего азартный молодой притащил от стойки картонную коробку из-под сигарет «Ява», полную все тех же сушек.

– Ты озверел? – спросил Мамтеев. – Сколько тут?

– Коробка, не видишь?

Он поставил коробку на стол, потеснив пустые кружки, и сразу принялся ломать.

Капитан прикинул в уме. Коробка была большой. Выходило, что они до вечера будут тут физикой заниматься. Неторопливо, поглядывая по сторонам, Елагин допил пиво, вытер губы тыльной стороной руки. Вторую кружку оставил нетронутой. Вздохнул, лениво окинул взглядом дворик пивной, где, кроме них, находились еще несколько человек с кружками. Встал, покопался в карманах куртки и спросил у Мамтеева:

– Друг, закурить не будет?

– Не курю, – ответил тот, не отвлекаясь от своего занятия.

– Так… вон же сигареты, – осторожно поинтересовался Коля, показывая пальцем на полную сушек коробку из-под «Явы».

Ему нужно было, чтоб они запомнили его как посетителя пивной. Пригодится потом.

– Тебе чего? – спросил молодой неприязненно. – Сказали не курим – значит, на хлеб мажем. Нет у нас сигарет. Иди, вон, и сам купи.

– А, ну хорошо, – покладисто сказал Коля. – Куплю, конечно… Ребят, пивка не хотите? Не притрагивался, честно. Просто не люблю я пиво, пустое это дело… Взял лишнее. Лучше водочки.

Они молча, с сомнением разглядывали то Колю, то его кружку. Потом Мамтеев сказал, вытаскивая из кармана пачку «Примы»:

– Держи. Там, это, последняя. Денег нет.

Капитан взял, попросил спичек. Закурил, поморщился от затяжки, спросил, как пройти к ипподрому.

– Тебе, это, чего надо-то? – заинтересовался Мамтеев, посмотрев на него попристальней. – Ипподром там вон, вдоль гаражей иди. Не промахнешься. Только не пустят тебя.

– Пустят. Друг там работает. Из Воронежа. Помощник наездника. Салыгов, не знаешь такого?

– Нет, не знаю, – покачал головой Мамтеев. – Это… нет там таких. Наврал твой друг.

– Ну как наврал… говорит, заходи. Вернячок, говорит, будет.

Мамтеев усмехнулся, но ничего не сказал.

– А ты… – спросил, помявшись, капитан. – Ты что, тоже оттуда… с ипподрома?

– Ну оттуда.

– Слушай… друг. А ты… короче, программку для тотошки разметить… устроить можешь? Вернячок нужен, отыграться.

– Ну приходи. Только, это, с бутылкой, – согласился Мамтеев. – Будет тебе вернячок.

– Точно?.. Сделаешь? – обрадовался капитан. – Как тебя найти-то?

– Тренотделение Линько. Спросишь там, у входа. Скажи, это, Колька Мамтёв нужен. Я, значит. Приходи, это… вечером. Я дежурю. Программка есть? Если нет – купи. Завтрашнюю. Там сейчас продают, у тотошки. Понял?.. Я размечу.

– Понял, – кивнул капитан с надеждой во взгляде. – Понял. Приду. А ты… кто? Наездник?

– Наездник, наездник. Приходи. Только, это, с бутылкой, понял?

Коля пошел в сторону, куда показали. Теперь запомнят, это уж точно. Мужик из пивной, бестолковый. В тотошке пролетел, теперь ищет вернячка отыграться. Годится.

Дальше он позвонил на фирму. Из автомата. Лева обзавелся секретаршей, которая отвечала теперь по телефону, а та невзлюбила почему-то Елагина с первого взгляда. Теперь она неприязненно произнесла, узнав его голос:

– Шефа нет.

– А когда будет?

– Не сказал.

– Чего ты мне… всегда он говорит.

– Это внутренняя информация.

– Ну так и скажи внутреннюю. Ему же самому это нужно. Смотри, рассердится он на тебя.

– Не рассердится, – довольным голосом произнесла секретарша, но тут же и открыла тайну: – Он будет вечером. Здесь, в офисе.

– А куда уехал?.. Ты мне, смотри… не шути. Тут дело серьезное, – предупредил Коля, предвидя новые преграды.