10

Торпин привык не ходить, а бегать. Так быстрее и приятнее. Поэтому жена Умрихина неслась теперь по улице большими скачками, широко раздувая с непривычки ноздри и с любопытством озираясь по сторонам. Ее интересовало все.

Светила здесь ходили по небу как заводные, одним и тем же маршрутом изо дня в день, и ничто в этом пространстве не могло задержать их на одном месте. Но и на людей они, казалось, не влияют, если не считать смены дня и ночи. Механизмы, ездившие по улицам, были просты и понятны, вибрации в воздухе носились грубые, а сам воздух был тяжел. Но ей тут нравилось. Запах свободы чудился повсюду.

Только не все было привычным, не все ладилось. Поэтому в моменты опасности сознание Торпина переходило в другую половину, ждавшую где-нибудь в спокойном месте. Так и сейчас, заметив назойливость странно одетого существа за своей спиной, Торпин вспомнил про Умрихина, а Светлане предоставил использовать рефлексы и опыт жизни, чтобы успокоить пространство.

Она сразу перешла на шаг и, восстанавливая дыхание, несколько раз подняла и опустила руки. Так, как делают спортсмены на тренировках. Гнавшийся за ней милиционер с топаньем обогнал ее и остановился, подняв указательный палец.

– Ну?.. – спросил он, тоже задыхаясь от бега. – И что же… ты убегала?

Светлана пожала плечами: разве нельзя убегать? И улыбнулась, склонив голову к плечу и глядя на милиционера искоса. Он окинул взглядом ее плащ, длинную юбку, сапоги на каблуках и строго произнес:

– Так… тренируемся. Паспорт ваш покажите…

Голос его затих и пропал в шуме машин, несшемся из форточки. Умрихин неподвижно сидел перед выключенным телевизором. Ощутив себя пином, улыбнулся, вскочил и скакнул к входной двери.

Однако на улице сбавил темп. Здесь, в этом пространстве, Торпин все чаще замечал собственную усталость. Особенно в Умрихине. Незнакомое и неприятное ощущение и сейчас вынудило перейти на шаг.

Возле ближайшего магазина внимание его привлекла женщина, худая, но с отчетливо просматривавшимся признаком системы раздвоения. Волосы ее были рыжие, коротко стриженые. Умрихин испытал странное влечение к этой особи. Подошел, заглянул в глаза. Женщина покосилась на него и отвернулась. Умрихин снова зашел и встал перед ней.

– Ну чего? – спросила она вдруг. – Отвали.

Хотя говорила она грубо, он не испытал раздражения. Наоборот, пододвинулся еще ближе.

– Да ёлки-палки!.. – воскликнула женщина. – Отвалишь ты?.. Эй, Коль!.. Иди сюда скорей! Тут какой-то хмырь тебя спрашивает…

С трудом оторвав взгляд от женщины, Торпин вынужден был вернуться в Светлану. Запутанность людских отношений коробила его. Пусть разберутся.

Вдали затих и потерялся незнакомый мужской голос, а Торпин уже стал Светланой. Она быстро шла по улице. Оглянувшись, увидела того самого милиционера. Он был теперь сзади и что-то говорил ей вслед. Решив не искушать судьбу, Торпин метнулся обратно.

Возле магазина рыжей женщины он уже не увидел. Да и сам оказался совсем не на том месте, с которого удрал. Незнакомый человек с лопатообразным носом тащил Умрихина за шиворот в подворотню, обещая оторвать контактный выход его драгоценной, с таким трудом добытой системы.

Это было опрометчивым решением со стороны незнакомца. Если бы что-то другое, Торпин, может, не стал бы вмешиваться в тонкости неизвестных ему людских отношений. Но узнав о намерении покуситься на главное, пин собрал все силы слабого Умрихинского организма и для начала реванул боевой сигнальный клич первопроходца. Незнакомый человек разжал пальцы. Пин повернулся к нему лицом, оскалил зубы, собираясь сражаться тем, что имел в наличии, и принял стойку, в которой одолел однажды голыми руками дикого пильпангского кабана.

– Ты чего, бать?.. – упавшим голосом спросил незнакомец. – Я ж это так… порядок такой.

Принципиальной победы Торпину было вполне достаточно. Он крикнул еще раз, подражая поверженному когда-то кабану, после чего противник побежал. А победивший пин, забыв про усталость, кинулся во двор, где постарался вновь стать Умрихиным. Забившись в закуток за гаражом, он погрузился в размышление.

Так прошло минуты две. Пины долго не думают, поскольку природа их – быстрая реакция. Умрихин вылез из щели между гаражом и бетонным забором, огрызнулся на приставания малолетних, игравших тут в войну, и потрусил исполнять план, который составил, сидя в тесном убежище.

План этот заключался в слиянии двух половин и достижении таким образом еще большей степени свободы. И Торпин прыгнул в Светлану.

Там царило неведомое удовольствие, которого пин еще не достигал. Какой-то незнакомый человек держал ее за плечи и шептал на ухо, и это было неожиданно приятно.

Надо сказать, что Торпин старался, и неоднократно, повторить свою первую совместную с Умрихиными ночь. В тот раз между супругами кипела энергия, которую Торпин сам и спровоцировал, сам и поглотил всю без остатка, после чего просто вышвырнул тех двоих людей подальше. Но повторить успех не удавалось.

Позже он догадался, почему. В тот первый раз Умрихин с женой являлись совершенно разными существами, теперь же это был один и тот же Торпин, хотя и с двумя вариантами организма. Но, видимо, вожделенная система отличалась от всего прочего. Она единственная напрямую зависела от личности.

Так вот, план заключался в том, чтобы подыскать каждой половине партнера.

Этот новый человек нравился Светлане. Хорошо, его и надо испытать.

Однако непонятная человеческая природа вновь огорошила Торпина. По пути к дому Умрихиных путь им пересекла громоздкая женщина и стала громко выражать недовольство. Естественной реакцией, которую ощутил в себе Торпин, было не воевать, а отмолчаться. Это была реакция Светланы, и он не стал проявлять свою волю, доверившись ее инстинкту и опыту.

Новый человек тоже отмалчивался, и даже тогда, когда женщина пообещала, подобно незнакомцу в подворотне, оторвать и ему контактный выход системы, он особенно не протестовал. Озадаченный Торпин подумал, что, возможно, это не такое уж редкое явление в здешнем пространстве. И что надо проверять кандидатов, не оторвано ли уже у них искомое средство. Сосредоточившись на новом человеке, он убедился, что у того все на месте. Но его решительно увела напавшая женщина.

Надо было спешить. Все чаще вспоминался преступному пину Хозяин. Подобно грозовой туче, он начинал заявлять о себе издалека. И Торпин вновь переместился в своего Умрихина, как в другую машину пересел.

11

А настоящий Умрихин шел на четвереньках по мокрой серой траве. Встать на ноги мешала тяжелая одежда и огромный тесак на толстом ремне, перекинутый через плечо. Избавиться от тесака он не решался, одежда же, хоть и промокла, была его единственной одеждой.

Теперь он с радостью продавал бы бюстгальтеры, не помышляя ни о чем другом, если бы можно было таким путем вернуть внезапно утраченные комфорт и безопасность. Постепенно восстановив память, Умрихин ужаснулся. Какой-то страшного вида призрак напал на него в постели, завладел женой, а самого Умрихина вытеснил сюда. В том, что это дело рук призрака, он не сомневался. Видел, как все было. И даже поначалу здесь сознавал себя каким-то Торпином. Но потом вспомнил, кто он.

В тумане, окружавшем его со всех сторон, раздавались время от времени нечеловеческие крики и рев. Несколько раз уже Умрихин предполагал, что умер и находится в аду. Однако небольшая надежда тлела в нем, мешая окончательно поверить в ужасное. Например, в аду, по его представлениям, должен быть огонь. Здесь же сырость и вода. Правда, если вспомнить Данте… Но Дантовский ад – все же произведение художественное, успокаивал себя Умрихин. А тут – вот оно, вокруг. Реально. Возможно, все-таки не ад. Хотя, думал Умрихин, если не ад… то что же тогда? Почему-то другая перспектива не казалась ему реально возможной.

Ко всему вдобавок вокруг него все время плавала, то ныряя, то вновь всплывая на поверхность, Светлана. Этого он вообще понять не мог, однако это так и было. Словно помимо поля здесь еще была и вода. Только видел он ее как бы внутри себя. Один раз он спросил Светлану, что это значит, и та ответила, что она русалка. Больше он вопросов ей не задавал и вообще думать на эту тему отказывался. Просто вот нет ничего такого, и все тут. Будто не замечает. Но она все плавала и плавала, мешая думать.

Продолжалось это бесконечно долго, а закончилось вдруг. Умрихин увидел перед собой чьи-то ноги. Поднял голову. В мокрой траве стоял огромный человек в коричневом плаще и бесформенной шляпе. Он возвышался над Умрихиным как гора. Подняв руку, произнес:

– Идём.

Умрихин никуда не шел, однако же оказался в светлой комнате с длинным столом посередине. За столом сидел бородатый человек и ел из миски вареную картошку. В дверь заглядывал белый козел с длинной шерстью, тоже что-то быстро пережевывая. А у стола протирал полотенцем тарелки человек неприметной внешности, в рыжей потертой безрукавке.

– Ну как? – спросил он.

Умрихин не знал, что на это ответить, и потому молчал. Человек усмехнулся.

– Того, кто вас привел, зовут Кадарпин. Это вот Пинпин. – Он показал рукой на козла, и в глазах у того Умрихин прочитал вдруг глубочайшее презрение к себе, отчего смутился, хотя не в его положении было беспокоиться о такой ерунде, как мнение какого-то козла. – А это…

Человек в безрукавке показал было на бородача за столом, но, поколебавшись, махнул рукой: не так важно.

– Ну вот, в общих чертах я представился. А вы?..

И человек стал ждать, чем ответит Умрихин.

– Я… Умрихин, – сказал тот хрипловато, отвыкнув уже разговаривать. Перед его глазами мельтешила Светлана, и он махнул рукой, пытаясь загнать ее себе за спину, чтоб не мешала.

Человек в безрукавке кивнул удовлетворенно, словно получил важное сообщение.

– Очень хорошо, – сказал он с чувством. – Это очень хорошо, что вы – это вы. В таком случае, я – это я. А вот это – тоже я.

И он показал на бородача, который исподлобья поглядывал на Умрихина, продолжая жевать плотно набитым ртом.

– Видите ли, – заговорил он снова, когда Умрихин, слегка одуревший от всего увиденного, загнал-таки расшалившуюся супругу себе за плечи и мог слушать дальше. – Если бы вы представились сейчас Торпином, это означало бы очень серьезный пространственный конфликт. Но раз вы вполне себя сознаете, то дело поправимо. Вполне поправимо.

– А… вот она, – Умрихин показал пальцем на вновь мелькнувшую с легким смехом перед его глазами Светлану. – Это что?

– Ну вы же сами на ней женились, – серьезно ответил человек в безрукавке. – Да она нисколько вам и не мешает, не считая баловства. Русалка, что с нее взять… С женщиной было бы труднее.

Он положил в стопку вытертых тарелок последнюю, кинул сверху полотенце и направился к двери, словно бы вдруг забыв о существовании Умрихина. Тот взволновался.

– Уважаемый! – крикнул он вслед этому неприметному человеку, который явно был здесь хозяином. – Уважаемый!.. А как же я?..

– А что вы? – спокойно переспросил тот, подойдя к приоткрытой двери, из которой с выражением бесконечной преданности в глазах смотрел на него непрерывно жующий белый козел. – Сейчас мы тут поправим кое-что… Ну, займет это некоторое время. Но вас-то волновать ничто не должно. Для вас все кончено. Вас мы сейчас по синусоиде сплавим – и порядок.

– Как это «по синусоиде»?.. Куда сплавите?.. – похолодел Умрихин.

В нем шевельнулось смутное воспоминание, наполовину стертое обилием новых впечатлений.

– Ну… по синусоиде времени. По дуге. Не слышали разве?.. Вот вы здесь, и вот уже там. Заново и начнете.

– Но я не хочу!.. – воскликнул Умрихин, полный ужасных предчувствий. – Что же это все такое-то?

– Как «что»? – вежливо спросил человек в безрукавке. – На вас напал беглый пин. Такое возможно где угодно.

– Пин? – переспросил Умрихин дрогнувшим голосом. – А почему… на меня?..

– Ну это уж я не знаю, – просто ответил человек. – Не все ведь в нашей воле. Пин – существо простое, умом не страдает. Он сразу чувствует, что можно, что нельзя… То и делает. Вот на вас можно было напасть, он и напал. Заслужили вы чем-то его внимание. Да и так ли это важно вам сейчас?.. Важнее решить, что дальше делать. Ведь вы же, в некотором роде… уже не там.

Человек в безрукавке неопределенно показал куда-то пальцем и подождал, как среагирует на это Умрихин, но тот только глотнул сухим горлом.

– Тогда… если вы мне доверяете, конечно… – продолжил он. – Думаю, доверяете. Выхода другого у вас нет… Так вот, должен правду вам сказать. Немного изменится судьба ваша.

Умрихин похолодел еще больше, почти до тошноты. Ему стало страшно, словно приблизилось в этот миг нечто невыразимо потустороннее. Что вытерпеть человеку почти невозможно.

– Так это… что же?.. – прохрипел он, словно удушаемый. – Значит, это… ад?

– Ад? – удивился человек в безрукавке и огляделся. – Ну… не знаю. Что уж вам непременно в ад-то хочется?.. Считайте как хотите, впрочем. Дело деликатное, тут я вам не советчик. Это, вообще-то, лаз. Дыра такая межпространственная. Без нее никак не пройдешь, конца-края не будет, далеко слишком. По дуге времени тоже, знаете, свои неудобства есть… А тут раз – и готово. Ведь лучше же так, верно?

Слова не получились, поэтому Умрихин булькнул горлом и кивнул.

– Ну, папа-мама у вас те же будут, без них вам собой не стать, – продолжил хозяин, подождав немного. – Но вот эта фамилия, она не совсем ваша, нет. Папашу-то Панюрин звали. Это уж они там накрутили, понимаете… Поссорились не вовремя, и пошло-поехало. Ей бы с трамвая тогда спрыгнуть, самое удобное, это все бы и решило разом. Ну да теперь попробуем поправить дело… Тогда уж вы со своим родным папой детство проведете, все как полагается. И дальше от вас зависит… Что сможете, то получите. С образованием высшим, правда, трудней теперь будет. Зато спорт, друзья веселые… ну, выпить любят, но так нету же идеальных людей, верно?.. И характер ваш не такой занудный станет. Характер-то ведь от папаши.

Человек в безрукавке, исподтишка, но внимательно наблюдавший во время своей речи за Умрихиным, уже еле державшимся на ногах от ужаса и не понимавшим ничего ни про трамвай, ни про родителей, усмехнулся.