Аскет выглядел угрюмым, но только со стороны. Просто он задумался, обнаружив пропажу минералов. Выходило так, что сделал это новый пин, выращенный аскетом недавно для разведки грубых пространств.
Глупое существо не знало, что минералы для каждого путешествия нужны разные, и, взяв первые попавшиеся под руку, отправилось наугад. Поэтому, найдя тайный лаз, Аскет не стал трогать беспорядочно лежащие слитки и камни. Только через них теперь можно отыскать пина.
Сама по себе попытка бегства была случаем вопиющим. Поэтому Аскет сел на свое любимое место в углу и задумался о причинах, без понимания которых гоняться за вышедшим из подчинения пином в огромном чужом пространстве было бы бесполезным занятием.
Так прошел день.
На пороге ночи Аскет шевельнулся и вздохнул. Чувство легкого сожаления, возникшее было во время размышлений, когда причины открылись ему, это чувство было вполне преодолимо. Но Аскет подержал его в себе еще немного, словно бы наблюдая отблески полузатухшего костра. И затем спокойно загасил.
Пора была действовать. Глупый пин натворил безобразий в чужих землях, в этом можно не сомневаться. Но теперь, когда причины поняты, развитие конфликта прекратится. Теперь надо лишь убрать последствия. Хотя и это потребует немалых усилий.
Аскет понял, чего хочет пин. Тот был бесполым. Аскету не нужна была его самостоятельность, поэтому он закрыл канал воспроизводства, но достиг обратного. Законы мировой гармонии непреодолимы. Он ошибся и теперь признал это. Сказав «нет», в ответ получишь только «да». Все остальное существо пина, созданное подобным человеку, потребовало недостающего. Первой заговорила зависть. Такая же бесполая, как пин. И такая же глупая. Она заменила ему канал, и теперь он хочет большего. Того, что ему не дано. Как насекомое, стучащее лбом по стеклу, за которым зима.
И еще одно понял Аскет во время погружения в себя. То, что и вызвало легкую печаль. В побеге пина виноват он, и только он. Сделав это существо отдаленно подобным себе, чего было не избежать, он и примитивный ум его тоже уподобил своему. А значит, выходка пина по имени Торпин является зеркальным отражением его, Аскета, поступков. Его тяги знать и видеть то, что не дано ему высшим существом, которое теперь ждет от него выводов и решений.
И Аскет преодолел в себе тягу путешествовать по далеким пространствам. К ночи он уже стал другим. Но оставалось последнее из путешествий: отыскать Торпина.
Аскет сел перед минералами и затянул священный звук. Потом замолчал, погрузившись в неизвестную тьму, где расстилалось поле, белел проселок, тянувшийся вдоль кромки леса, а лес тяжело шумел, потому что на него наползала огромная туча и летели уже первые холодные брызги дождя.
По полю скакали всадники. Они за кем-то гнались, но Аскета интересовало другое, поэтому он, пригнувшись к траве, посмотрел вокруг. И увидел Торпина. Глупая тварь неслась большими прыжками за крайним из всадников, который его не замечал, и уже почти догнала. Аскет нахмурился, сразу поняв, что пин успел кого-то захватить. Эта азартная мысль окружала его облаком, он гнал ее перед собой, словно волну перед носом лодки.
Войдя в ум Торпина, Аскет вынудил его бежать не быстрее лошади. Потом посмотрел, чего тот хочет. Оказалось, что пин искал пару для захваченной добычи. Аскет увидел лежащую на столе женщину. Перевел внимание на преследуемого Торпином всадника. Тот не имел связи с воспроизводящим каналом женщины. А настоящей ее пары здесь не было. Значит, для тонкого взаимодействия этот всадник не годился.
Пин не мог этого знать, он почувствовал отдаленное подобие и решил, что его достаточно. Ведь это был просто пин. Тут внимание Аскета снова привлекла женщина на столе. Он ощутил опасность и, присмотревшись, понял, что подоспел сюда вовремя. Женщина была уже растянута во времени и находилась одновременно и здесь, и в поле с серой мокрой травой, и еще, пока что совсем немного, в городе, который Аскет хорошо знал, потому что это был Пильпанг. Глупый пин втащил ее в лаз, чего нельзя было делать с людьми без особых мер предосторожности, и теперь дыра забирала женщину к себе – туда, откуда пришел пин.
И сразу же, почти без перерыва, он увидел изгиб синусоиды времени, который стремительно приближался. Это было самое серьезное. Если бы не женщина, Аскет успел бы перехватить Торпина и ликвидировать конфликт. Но женщина тогда погибла бы, а это породило бы последствия неизмеримо более далеко идущие. И он помог – вытянул ее из Пильпанга, стер серое мокрое поле из памяти и распределил силы так, чтобы опасность отступила.
Но из-за этого ничего больше не успел. Сторонним зрением он наблюдал, как неразумный Торпин почти догнал всадника и прыгнул, задев ноги его лошади. Та оступилась и захромала. Единственное, что удалось тогда Аскету, это послать всаднику мысль изменить направление движения и куда-нибудь свернуть. Тот направил коня на один из небольших холмиков поблизости, забрался на него в несколько скачков, и в этот момент синусоида времени, изогнувшись, настигла их всех.
Люди этого пространства ее даже не заметили. Они просто продолжали жить, как жили раньше. Оказавшийся на вершине неудобного холма человек с досадой огляделся, ища способ спуститься, и, не найдя, воскликнул:
– Бугор на бугре!.. Ну вот чего полез?..
И тут для Аскета вся картина пропала, потому что всадников, а вместе с ними и Торпина, успевшего сильно вмешаться в этот временной эпизод, синусоида унесла прочь.
Аскет казался рассерженным, хотя был просто погружен в размышления. Выходило так, что ждать нельзя, потому что на следующем изгибе синусоиды, через годы, все эти люди неизбежно окажутся вновь вместе, и Торпин тоже будет там, с ними. Но, в отличие от людей, которым предстояло прожить весь этот промежуток в обычном времени, пин окажется там сразу, в азарте охоты и мыслях о свободе. Ведь ничто другое не связывало его с этим пространством.
Последовать за пином Аскет не мог. В этом случае контроль за ситуацией был бы потерян. Оставалось хитрить. Он знал, что Торпин существо хоть и не жестокое, но глупое, другой природы, и людей не понимает, а значит, в хрупком материальном пространстве наломает все-таки дров.
И Аскет решил искать следы Торпина на нейтральной территории, называемой «не здесь и не там». В поле с серой травой.
Танька очнулась лежащей на столе – так, будто ее съесть собирались. Будто у людоеда в сказке. Чувствовала она себя очень даже нормально, даже очень. Хотя ничего не помнила – ни как здесь оказалось, ни что это за комната с длинным столом и таинственным светом непонятно откуда. Испуганно оглядевшись, она соскочила на пол, быстро обошла помещение, нашла дверь. Толкнула ее плечом и выбежала прочь.
На крыльце у нее закружилась голова. Танька постояла немного, держась за дверной косяк, и вдруг услышала шорох, треск сучьев и чьи-то шаги. Вздрогнув, она повернулась в направлении звука. Из темноты леса кто-то приближался. Она уже готова была бежать обратно в дом, как вдруг человек заговорил.
– Простите, – сказал он. – вы не подскажете, как тут проехать к дому отдыха? У нас машина застряла, там вон, на дороге…
Этот обыкновенный вопрос прозвучал сейчас неожиданно зловеще, хотя какая-то туристическая база и впрямь была неподалеку. Танька хотела показать в ту сторону, но, повернувшись к дому, откуда только что выбежала, увидела полуразвалившийся сарай с дырявыми стенами, выбитой дверью и черным провалом единственного окна. Вскрикнув, она кинулась прочь, и снова закричала, потому что черневшая сбоку масса кустов вдруг задвигалась, затопала и заметалась.
– Кеша! – крикнула она, еще не веря с перепугу, но надеясь, что это Кедр.
Это точно оказался он. И Танька, трясущимися руками отвязав повод, закинула его на шею коня, толкнулась ногой от стоявшей рядом колоды и, не глядя на человека из леса, начавшего снова что-то говорить, запрыгнула в седло. Кедр, которого она слегка задела при этом шпорой, вздрогнул, присел и сразу поднялся в галоп.
Через много лет после этих странных событий Татьяна Весельчук, женщина уже в годах, серьезная и умная, проводила у себя дома сеанс целительства. Пациентом был человек по фамилии Умрихин. Прислала его жена, посещавшая Татьянины лекции по метафизике исцелений. Поэтому Умрихин, хоть и оказался тут впервые, был воспринят Татьяной как человек вполне подготовленный, если не сказать свой.
И когда, полежав некоторое время спокойно, он вдруг дернулся и заорал, то немало этим Татьяну озадачил. Она не видела поводов так орать. Все шло нормально.
– Что случилось? – мягко спросила Татьяна, хотя поначалу от неожиданного вопля вздрогнула и отпрянула назад.
– Дуга времени, – сказал Умрихин. – Дуга времени замкнулась.
– Что за дуга?.. – спросила Татьяна, внимательно глядя на него.
Умрихин морщил лоб, ища слова, чтобы объяснить неуловимое нечто, привидевшееся ему на Татьянином диване в то время, когда она чистила его энергией с мантрой «Пильпанг». Энергию эту показал ей сам Умрихин, когда она в короткой медитации перед сеансом спросила его тонкую сущность, чем лечить. Сущность и показала, и мантру назвала. И янтру выставила – загогулину вроде подковы на квадрате. Татьяна никогда прежде такого не видела и не слышала, но энергия шла мощная. Убедившись в этом, она пустила ее по нуждавшимся в чистке тонким каналам Умрихина, и все шло хорошо, пока он вдруг не закричал по-кабаньи, с визгом. Сеанс пришлось прекратить.
– Я… я увидел странное явление, – заговорил Умрихин, и Татьяна на всякий случай, осторожничая, послала в пространство мысль, что непроверенными энергиями больше пользоваться не будет, ошибку свою уже поняла и просит извинений. – Трудно объяснить. Это похоже на волнистую линию… на синусоиду. У нее все верхушки – части одного… ну, события, как бы. Эпизода. Как если наш с вами разговор разделить на части и растянуть гармошкой. Вот тут я пришел и поздоровался, через неделю еще раз пришел и вы меня на диван кладете, а еще через день снова пришел и вот мы говорим… Не одним действием, а как бы… частями.
Он при этом старательно отмерял в воздухе руками: тут это, тут то. Татьяна, не привыкшая слышать от пациентов что-либо кроме жалоб, сочувственно кивала, не вслушиваясь в слова.
– И вот теперь… сейчас. Появился кто-то из прошлого. Из того эпизода, который мы сейчас, вот здесь, продолжаем. Он опасный и чего-то хочет от нас…
О проекте
О подписке