Фельдфебель в черных погонах с якорем, окантованным желтой полосой, стрелял из «парабеллума». Командир второго отделения, старый моряк, участник Финской войны, увидел, как из спины десантника, пробитой насквозь, брызнули клочья ткани и крови. Он выстрелил в фельдфебеля, но тот успел нажать на спуск, пробив моряку плечо, и стал торопливо перезаряжать пистолет.

Двое морских пехотинцев сцепились в одну кучу с двумя немецкими моряками, катаясь по палубе, пытаясь достать друг друга ножами. Тяжелая кожаная одежда защищала не хуже кольчуги, но кому-то уже располосовали лицо, у другого вывалился из порезанных пальцев нож.

Ситуацию сломили Маркин и Фатеев. Старший лейтенант в упор застрелил фельдфебеля, а старшина длинной очередью разогнал бежавших с кормы немецких матросов. Алехин прошил очередью немца с ножом. Второй ударил его в ногу. Алехин с руганью отскочил и выпустил длинную очередь в ответ.

Несмотря на потери, команда плавучей батареи дралась упорно. Вряд ли они рассчитывали на какую-то поддержку, хотя успели сообщить по рации о нападении. Просто немцы знали: русские не уйдут, пока не взорвут батарею, и спастись можно, если выбить у азиатов всех командиров и сломить их решимость.

Костя Веселков, отложив тяжелую поклажу взрывчатки, быстро двигался со своими подрывниками к корме. Сверху стреляли из автомата, пули со звоном отскакивали от металла. Получилось так, что теснимый немецкий экипаж скапливался у кормы. Кто-то пытался найти укрытие за шлюпкой. Ее прошили длинной очередью. Тяжело раненный матрос выполз ногами вперед, массивные подошвы ботинок судорожно дергались. Один из десантников не выдержал и дал очередь, добивая немца.

Маркин подозвал Фатеева:

– Слава, слишком долго канителимся. Надо кончать дело. Возьми несколько человек пошустрей и ударь по корме.

– Понял. Шишкина, Алехина возьму, еще двоих-троих.

– Веселкова только не бери. Ему корабль предстоит взрывать. В общем, одним броском, без всяких затяжек, очищай «Нортон» от фрицев.

Последний этап по захвату корабля принес наибольшие потери. Фатеев с ручным пулеметом ловил вспышки и бил по ним сверху. Потерявший ориентировку немец бежал прямо на старшину. Фатеев выпустил остаток диска. Понял, что у людей не выдерживают нервы, и, подхватив ППШ, крикнул:

– Вперед! Не останавливаться!

Сцепились в клубке у кормового орудия и желоба для сброса глубинных бомб, который давно не работал. Здесь уже почти не стреляли, действовали ножами и прикладами. Толя Алехин, раненный в ногу штыком, не отставал от других, но поскользнулся и, упав на палубу, едва не угодил под другой штык. Двадцатилетний шофер из Балакова с ужасом наблюдал, как немец в стеганом комбинезоне поднимается с колена и снова заносит лезвие. И ничего не успеешь сделать. Разве что мяукнуть «мама» и получить удар. Видно, судьба – погибнуть от немецкого штыка.

Немца застрелил замполит Слобода, и он же, добежав до кормы, свалил двумя выстрелами радиста, затаившегося за переборкой. Продолжали вести беглый огонь с правого борта. Десантник, пытавшийся обойти вспышки, ахнул и полетел в густую ледяную воду.

Гарнизон все же добили, хотя часть немецких моряков успела прорваться на берег. Некоторые разбежались, укрываясь за скалами и в извилинах ледника. Начинался ранний северный рассвет, долгий и туманный. Веселков со своей командой минировал плавучую батарею, спуская в трюм ящики с тротилом.

Вызванный ракетой, огибая мыс, медленно приближался сторожевой катер «Касатка», бывший сейнер рыбного флота, выделенный для морских пехотинцев. Дубовые доски почернели от времени, но мотор молотил упорно, толкая посудину со скоростью восемь узлов (пятнадцать километров в час). На баке торчал «максим» с сетчатым зенитным прицелом, а позади рубки виднелось главное оружие – сорокапятимиллиметровая пушка.

По мокрым от крови сходням грузили раненых. Погибших сразу складывали в ряд у борта и накрывали брезентом.

– Дорого нам этот «Норман» обошелся, – с досадой произнес капитан сторожевика Ефрем Будько, плавающий на этой посудине с десяток лет.

– Войны без жертв не бывает, – рассудительно ответил политрук Слобода.

– Внезапности не получилось, – сказал Маркин. – Упустили минуту-другую, и вон они, ребята, под брезентом лежат. Ладно… Веселков, у тебя все готово?

– Так точно!

– Ну, так взрывай к чертовой матери эту посудину. Хватит ей небо коптить. Отстрелялась, сволочь.

Плавучую батарею приподняло мощным толчком, в пробоину хлынула вода. В водовороте крутился всякий хлам, спасательные круги, обломки и тела немецких матросов, уничтоженных во время боя.

На минуту плавучая батарея замерла, с ревом вбирая в себя воду, потом кувыркнулась и ушла кормой вниз, пустив огромный пузырь воздуха. На берегу горели постройки, взрывались патроны, стекала по откосам пылающая солярка, в огне шипел лед и смерзшийся снег.

Для небольшого отряда, по существу взвода, победа была немалая. Уничтожена батарея, которую немцы воткнули и укрыли в одном из многочисленных проливов в нашем тылу. На севере такое возможно. На сотни километров ни одного поселка, нет дорог, а самолетами огромное пространство не прочешешь. Да еще попробуй найди в затерянном проливе втертую в скалы батарею и хорошо закамуфлированный наблюдательный пункт.

Сюда фрицы вряд ли вернутся, разве что забрать обгоревшие трупы. Но и морским пехотинцам выполненная операция обошлась дороже некуда. Пока отвинчивали фляги с водкой и вскрывали банки с тушенкой, нет-нет да бросали взгляды на ряд тел, укрытых окровавленным брезентом. Вздыхали и опрокидывали кружки за помин души погибших товарищей.

Выпили и свои порции, и погибших товарищей – мертвым водка не нужна. Маркин не возражал, а политрук Николай Слобода и сам не отказывался, заглушая водкой дрожь в пальцах. В такой заварухе, где каждую минуту рядом с тобой гибли свои и чужие, он побывал первый раз.

– Успокойся, Коля, – сжал ему локоть Никита Маркин. – Ты молодцом держался, а к смерти привыкнуть невозможно. Да и не надо привыкать.

– Я понимаю, – закивал головой политрук.

– Ну и хорошо. Давай еще по сто граммов налью.

– Боюсь, опьянею.

– Нет, сейчас никто не опьянеет. Нервы только-только отпускать начали.

Мотор стучал ровно, уходили вроде спокойно. Лишь на расстоянии мили ударил вслед один из уцелевших на уничтоженной базе пулеметов. Пустое дело выпускать очереди на два километра. Раньше стрелять опасались, могли получить ответ из «сорокапятки», ну а сейчас вроде ко времени: мы еще живы и последнее слово за нами.

Пули с большим разбросом шлепали по воде, иногда вонзались в доски древнего баркаса. Одна отрикошетила от воды и ударила в скулу молодого десантника, сорвав клок кожи со щеки. Комендоры развернули кормовую «сорокапятку» и выпустили штук пять снарядов. Пулемет замолк, а догорающие обломки раскидало фонтаном огненных брызг.

Выпили еще водки, снова вспоминали моменты боя и прикидывали, что потопленная батарея не маленькая, тонн на 300 водоизмещением.

– Крейсер, – передразнил слишком хвастливого морпеха Маркин. – Идите в трюм, спите, пока возможность есть, а то разболтались. Великую победу одержали.

Десантники неохотно полезли со свежего воздуха в пропахший рыбой темный трюм.

Наверху остались командиры и начальник разведки Слава Фатеев. Он дремал, слегка расслабившись после выпитой водки, но хорошо слышал, что происходит вокруг. Для него это был не первый и не второй бой.

– Крейсер не крейсер, а десятка три фрицев ухлопали, – сонным голосом сообщил он. – А может, и больше. И батарею эту сволочную на дно пустили. Готовь представления на медали, Никита Васильевич.

– На ордена, – огрызнулся Маркин.

Задремал и политрук, не чувствуя холодного ветра, пронизывающего через телогрейку. У орудия и зенитного пулемета застыли неподвижные фигуры расчетов. Хоть и стояла в небе серая хмарь короткого северного дня, но в любую минуту мог появиться охотник «Юнкерс-87», чертов «лаптежник» с полутонным запасом бомб. Вывалится с воем из облаков непонятно с какой стороны, и посыпятся направленные опытной рукой фугасы.

В соседней бригаде сразу два катера утопили, а третий с пробоинами, подобрав уцелевших бойцов, кое-как доплюхал до берега, получив несколько очередей в гущу раненых и замерзающих людей.

Для катера-сторожевика, который вез десантников «Онеги», не нужно бомбардировщика, вполне хватит легкого «Мессершмитта» с его двумя пушками и двумя пулеметами, даже если он взял вместо бомб запасные баки с горючим.

Обычные винтовочные пули пробивают насквозь дубовые борта и палубу, а 20-миллиметровые снаряды выламывают полуметровые дыры в обшивке. Одна удачная атака, несколько таких пробоин, заглохший мотор, и, сваливаясь с борта на борт, судно быстро начнет тонуть. Слабая надежда на небольшие шлюпки, которые первыми попадают под осколки и пули, и дрянненькие пробковые плоты. Спасательные круги тоже не помогут, ледяная вода сковывает мышцы, и сердце останавливается после десяти минут в такой купели.

«Хоть бы темнело быстрей», – думали зенитчики, обшаривая слезящимися глазами все еще светлое небо. Слабая защита от вражеских самолетов – мелкая пушка и древний «максим». Но зенитчики будут вести огонь до последнего, в этом их единственное спасение. Вряд ли они сумеют сковырнуть фашиста, но прицел сбить смогут – немцы свою жизнь ценят и под огонь не полезут. Бросят бомбы и отстреляются издалека. Даст бог, промахнутся. Такое случилось на прошлой неделе.

Но море оставалось пустынным. Ветер гнал мелкие, но чувствительно бьющие в нос волны, проплывали большие и мелкие льдины. С одной, жмурясь, смотрели на людей два жирных блестящих тюленя. «Не так и много у фрицев самолетов, авось дойдем до дома без приключений. Хватит на сегодня погибших».

Капитан баркаса, оставив руль матросу, спустился из рубки к Маркину. Политрук крепко спал, Фатеев открыл один глаз и повернулся на другой бок. Сегодня он застрелил трех немцев, и его догоняла первая дрожь. Хотел попросить у Маркина еще водки, но постеснялся. А Ефрем Будько, капитан катера, хвалил Маркина и говорил, что за такую успешную операцию непременно наградят.

– Брось, Ефрем Васильевич, – отмахнулся Маркин. – Быстрее бы домой, отогреться да еще граммов по двести принять.

Выкурили с капитаном по цигарке, тот отправился в рубку. Маркин свернул еще одну, курил и рассуждал, что радоваться особенно нечему. Утопили корыто, и от радости успокоиться не можем. Положение на фронте совсем не веселое. Утратило силы успешно начатое декабрьское наступление под Москвой, в глухой блокаде находится Ленинград, взяты Харьков, Белгород. Хоть и буксуя, а прет вперед немецкая машина. Сколько сил понадобится, чтобы ее остановить…