Слякоть

Осенняя слякоть вводит в тоскливое беспокойство, даже в нетерпеливый испуг, более того – в жуткий, панический страх.

Тогда как вешняя распутица зачастую позволяет испытывать возвышенно-кипучее состояние, ожидание радости, значит, светлого и хорошего.

Пересменок

Наше вымирающее поколение уступает дорогу поколению другому, следующему.

Может быть, оно будет лучше.

Таким образом происходит новый жизненный виток. Обтекаемый неровный круг. Как яблоко.

И продолжаться тому пересменку до бесконечности!

Пропал человек!

Как просто сказано: ушёл человек. Будто на работу или в магазин. А то и на рыбалку. А может, в лес за первыми грибами. Или отправился прогуляться, подышать свежим воздухом перед крепким затяжным сном…

Забылся, взял и ушёл – навсегда! Без ведома, без спроса. За горизонт. В утреннюю дымку тумана. В небыль.

Памятливость

Тяжело и опасно болен памятью. Последствия непредсказуемы.

Комары-комарики

Белая северная ночь. Злые (от недосыпа?) комары вьются, как коршуны, высматривающие скорую добычу.

г. Коряжма, Архангельская область

В зиме первоначальной

Окунаюсь в начальную зиму. Взглядом, но как будто всем телом погружаюсь. В её неистовую шалость. В ту холодную солнечность, что настойчиво требует скорейшего выхода, исхода. Широкого разлива, сродни происходящему в весеннее половодье на большой северной реке.

Сколько раз случалось видеть подобное с высоты: с берега ли, а то и протяжённого таёжного угора. И поражаться всячески той естественной прекрасности. Повсеместная заснеженность! Деревья, разной конфигурации кусты, смешанные травы (малые и переростки) обильно припуржены, как припудрены. И то белое безмолвие даже вольные птицы боятся потревожить своими криками и взлётами.

Музыкант

(Поэма)

 
Музыкант был слабый телом.
Музыкант был занят делом
Неспокойным и нервозным,
Недоходным, несерьёзным.
 
 
За собой следил нешибко.
Но играла нежно скрипка!
И весной, тем паче, летом, —
Серебрилось небо светом,
 
 
Как бельё с верёвок висло
После новой постирушки…
Не хотелось, только вышло —
Бормотанье погремушки,
Эти шорохи и всхлипы
Переросшей древней липы,
Под жужжанием пчелиным
В городочке том старинном —
В ограждении штакета
И неровных улиц линий,
Для поэзии сюжетом
Небо было нежным, синим,
Ярко-свежего окраса,
Чтобы думать: «Всё прекрасно!»
И сказать прилюдно лично:
«Всё, как надо, всё отлично!»
«Ты играй, не умолкая,
Раз случилась жизнь такая!»
 
 
Надо ж, новое явленье —
Продолженье представленья:
Ведь ему дана свобода
На все стороны стремленье:
Для хотения полёта,
Для иного достиженья.
 
 
Плыли, вовсе не заумны,
Струны скрипки – сердца струны.
Как прописано и выйдет?
Как оно продлится дальше?
Пулей, пущенной навылет
Из судьбы спешащей нашей.
Проявленье зим, где вьюги
Издают иные звуки —
Затяжные, словно вздохи:
Хороши они и плохи…
Или вовсе словно стоны.
Не чините им препоны!
Снега раннего круженье,
Хороводица снежинок —
Есть витийство? Есть скольженье?
Танец? Или – поединок?
Во дворах шуршало шало.
Это каждое дыханье
Предвещало, обещало
Наяву чего-то? Втайне?
Вычитанье
Дней минувших,
Где-то лучше.
Где-то хуже?
Ожиданье
Лет погожих,
Так похожих на прохожих:
Торопливых, деловитых,
Дружелюбных и сердитых,
На простых, вальяжно-важных,
На трусливых и отважных,
Что с серьёзным выраженьем
Выполняют все движенья,
Никого не отвлекают,
Никого не отсекают,
Маршируют и шагают,
А куда идут – не знают.
 
 
Не слепцы. Здесь всё иначе —
Крайний пункт не обозначен!
Нет его в старинных картах,
Что висят в стеклянной раме.
Не видать в игривых мартах,
Ни в июлях с сентябрями.
Не сыскать ни днём ни ночью,
Не мелькнёт с восходом солнца
В городке, в который точно
Взгляд нечаянно уткнётся.
Там на крышах вьётся шифер
Треугольнично-двускатный…
Коль дошёл до точки – лидер,
Первый ты, и люди рады.
Что здоров и невредимый,
Не пацан уже зелёный,
И, как есть, необходимый,
И любимый, и влюблённый.
Смог домой к себе вернуться,
Встрепенуться, улыбнуться,
Задержаться у порога.
И – от счастья поперхнуться.
Похвалить украдкой Бога,
Выражая благодарность
За случившуюся данность.
 
 
Вот оно какое, счастье:
Уходить и возвращаться!
Знаю, каждому знакома
Эта радость: чувство дома!
 
 
Можно шёпотом утешить,
Навсегда спасая души.
И лапшу не надо вешать
Никому уже на уши.
Посмотреть в окно блаженно,
Мол, какая там погода.
И вздохнуть обыкновенно,
Отмечая час прихода.
Помечая день приезда,
В эйфории пребывая…
 
 
Может, сочинится пьеса
Заводная, боевая.
И её любой заметит,
Ощутив волненья трепет.
В шуме клёкота речного,
В форме барабана стука
Возникает вдруг и снова.
Вот она какая штука!
Ладно, стерпит: не обуза —
В виде солнечного блюза…
 
 
Значит, где-то рядом муза
Привалилась без конфуза.
И дотронулась ладошка
До покатого плеча —
Потихоньку, понемножку,
Невзначай, не сгоряча.
Или же почти любовно…
Впрочем, чувство то условно,
Как ребячье, как игра…
Наигрались и – ура!
Понатешились – пора,
Впечатленья успокоив,
Роли позабыть героев.
 
 
…А ещё порой осенней
Засыпали, просыпались,
С каждым ветра дуновеньем
Листья в роще осыпались,
Щедро падали без счёта,
Чуть звеня: за нотой – нота.
 
 
И в коры скоблились щели…
Слышно, как деревья пели:
В канители той ненужной
Звуки плыли простодушно —
С клавишей дощатых лестниц,
Прислонённых к старым стенам.
И всходил над ними месяц,
Как всегда, обыкновенно.
Жёлтым свет был. Также синим.
Фиолетил. Керосинил.
Издавал похожий запах,
Будто что-то подгорело.
А вблизи, в сосновых лапах,
Тёмной ночи небо тлело.
 
 
Видел музыкант немало —
Эту лунную окружность,
А душа его играла,
И в игре искала нужность.
В пьесах тех сводили счёты
Все бесчисленные ноты.
Просто так, в другие дали
Снежной тучей улетали.
И за воющим за ветром
Торопились дальше следом.
Чтоб сказать кому-то вместе:
– До свиданья! Жди известий!
 
 
И зачем они кружили?
И о чём они тужили?
И чего они гадали?
И надеялись, и ждали?
Гомонили, поспешали
От земной своей печали,
От обыденной тревоги,
Обретая смысл глубокий.
Не соперники разлукам!..
 
 
И когда один остался,
Музыкант наш каждым звуком
От напасти защищался.
По незнанью, по наитью
Прибегал к тому укрытью?
 
 
Времена уйдут раздора?
Затянулось ожиданье.
Как надежда, как опора —
Обострённое игранье!
Этот сладостный обычай
К скрипочке прикосновенья,
Эта тяжкая добыча
Озаренья вдохновенья,
Чтоб найти, стараясь, лично
Ключ от сердца —
Ключ скрипичный.
 
 
Мелодичный
Ключ от сердца,
Чтоб в себя
Затем вглядеться,
На судьбе своей играя,
Что-то
– Лучше! —
Выбирая,
Обретая и теряя,
Отрицая, доверяя.
Сохраняя долго в тайне
Груз души необычайный —
Самолучшее творенье
От порыва вдохновенья.
И внедрения потребность —
Волшебства в обыкновенность.
Пусть он будет новой метой —
Звук, дыханьем обогретый!
 
 
И —
Сейчас, а также вскоре
Не видать большого горя!
Не испытывать раздумий,
Жить, покуда сам не умер.
Быть в извечной круговерти,
Прогоняя мысль о смерти,
О несчастном, что в итоге —
Окончание дороги;
О ближайшей перспективе
Оказаться на обрыве.
…Вот смычок на стол отложен
Или брошен как попало…
Только мир наш ярок всё же —
Из лоскутьев одеяло!
Из сатиновых заплаток —
Цвета радуг. Вечный, значит!
Если кто на слёзы падок,
Пусть немножечко поплачет.
Будут слёзы, словно слитки
Дорогих каменьев редких…
От игры волшебной скрипки
Гнутся жалостливо ветки.
И цветут на них сирени
Так, как будто в день последний.
Много, много, много света
Расплескало это лето!
Не уйти от водопада
Тех растений аромата,
Что на улице и в сквере,
В закутке большого парка, —
Он горстями счастье мерит,
На весу: тепло и жарко!
Без стыда и одолжений
Отдаётся полной жменей.
 
 
…Музыкант был слабый телом.
Музыкант был занят делом.
И была подобьем фанта
Жизнь трудяги-музыканта.
 

2–5 марта 2013 г., 27 июня, 12 сентября, 7–8 декабря 2016 г., 26, 30 января, 6, 14–15, 17, 27–28 февраля, 2–3, 8, 10, 17, 19, 21, 23 марта, 23, 26 мая, 1, 8, 26 июня 2017 г.

Контрасты

Заречный храм – как картинка: сияет новенькими (вот что значит реставрация!) куполами и крестами. Даже у бездушного, чёрствого человека, пожалуй, создаёт он благостные ассоциации.

Белый храм и чёрный шлак – отходы городских кочегарок, густо утрамбовавший все подъезды к реке, к паромной переправе.

Контраст. Тёмная мёртвая черта, напоминающая отдалённо контрольно-следовую полосу, тянущуюся по жёлтому песку и спускающуюся к пенной воде.

И величественность древних стен, устоявших пред жёстким натиском времени. Им ещё сказочно повезло: их не обрекли на мученичество, не снесли под основание, не превратили в щебень, не перетёрли в глиняную труху, не сожгли, превратив в прах и пепел.

А потому продолжаться им, жить настойчиво долго, дольше иного человеческого века.

Всё можно?

Вельможная глупость. Всё можно?

Запределье

Пределы нашей смелости ограничиваются страхами, в которые мы всё время вгоняем сами себя.

г. Котлас, Архангельская область

Оскольное

Осколки разбитого стекла.

Осколки переливчатого зеркала.

Осколки памяти – о скольких…

О, сколько их!..

«Эти глаза напротив…»

Распахнутое небо – твои распахнутые глаза.

Радостные, счастливые, пытливые.

Непередаваемые, очаровательно-восторженные, озорные мгновения.

Забывчивость

И я стал забывать прошедшие осенние дни.

А ведь иные вечера были будто вчера: яркие, до резко-болезненного (как от вспышек электросварки), воспалённого ослепления в утомлённых зрачках.

Чей черёд?

Красота чередуема. Появится и погаснет, чтобы вновь явиться, предстать миру во всём своём благообразном великолепии.

Как опавшие листья – ничейные, пожухлые, скукожившиеся, надёжно прикрывают собою новую жизнь – траву, цветы, корни робких кустарниковых росточков и набирающих крепость стволиков будущих мощных деревьев. Всю эту бескрайнюю землю укрывают. Всю эту беспредельную, никогда нескочаемую Вечность.

Неправильность

Нигде не правил, никем не понукал. Что, это – неправильно?!

Детская правда

Детская правда всегда маленькая. Она просто не доросла до правды высокой, взрослой.

На Пинеге

Река Пинега у деревни Веркола.

Трудник Анатолий перевозит народ на другую сторону, к монастырю.

Лодка длинная, с высоко задранным килевым носом, юркая, чутко воспринимает каждое колебание волны – нервно вздрагивает и озорно, даже по-хулигански, подпрыгивает и подрыгивает. На всякий случай предупреждаю перевозчика: плавать не умею.

«Это ничего, – простодушно успокаивает мужчина, – я тоже, представьте себе, не успел научиться…»

Сверху на нас подозрительно смотрит сереющее грозовое небо.

Богатство

 
И мы поймём, как знать,
Что главное богатство —
Хотение прощать.
Умение прощаться.
 
 
И мы усвоим впредь
Всю правду, ту, что ближе,
В желании терпеть —
Всё для того, чтоб выжить.
 
 
Нести смиренья пост.
Нести рюкзак заплечный.
Смотреть на стаи звёзд,
На Путь далёкий Млечный.
 
 
…И это не беда,
Что быстро, без препона,
Летит сюда звезда
С крутого небосклона.
 
 
И значит, так дано.
Твердят в легендах древних:
Её взойдёт зерно
Среди земных деревьев.
 
 
Расти им дальше. Быть
Ещё в другие годы
И листьями ловить
Негаснущие звёзды.
 

8 апреля 2016 г., 30 января, 3, 6 февраля 2017 г.

Лужа

Поздоровался, прежде кивнув, а затем протянув руку. Попытался улыбнуться. Но губы непроизвольно состроили гримасу. Радость от неожиданной встречи блеснула и померкла в подслеповато суженных глазах, как свет, проскользнувший с улицы в помещение, но внезапно настигнутый на месте, прихлопнутый резко закрываемой дверью.

Как-то враз этот спортивного вида человек осунулся, сгорбился, состарился. Что осталось от него, крепыша-жизнелюба? Внешнее сходство с собою ранешним? Жесты? Походка? Голос? Лицо, округлённое белой бородёнкой, теперь больше смахивающей на щетину?