Отзывы на книги автора «Владимир Набоков»

От книг Набокова я неизменно ожидаю потрясающего эффекта, и до "Истинной жизни Севастьяна Найта" я этот эффект в общем-то получала. То ли роман оказался слишком сложным, вернее - запутанным, и усилия по его расшифровке перекрыли всё удовольствие; то ли он для меня какой-то не "набоковский" (или это то, что я читала у него раньше, было иным, а "Севастьян Найт" - именно то самое). В любом случае, при чтении мне чаще было скучновато, и страницы перелистывались довольно бездумно. И всё же роман стоит читать хотя бы потому, что в нём присутствует тот самый, особый почерк Набокова, его изумительная стилистика и зыбкая атмосфера.
Возможно, всё дело в том, что мне непросто читать произведения без внятного сюжета, романы-загадки; лабиринты, запутывающие читателя. "Севастьян Найт" - очень напоминает кафкианские сюжеты: главный герой, некий В., ставит перед собой задачу: без какой-либо особой цели он собирается написать биографию своего брата, достаточно знаменитого писателя Севастьяна Найта, с чем он и отправляется в странное путешествие по миру то ли прошлого, то ли фантазий, то ли снов, где на пути встречаются совершенно разные и непредсказуемые персонажи, тоже реальные будто бы лишь отчасти. Временами повествование балансирует на грани абсурда, как во снах, где работают свои законы логики. А порой перед читателем как будто бы вполне рядовое развитие заявленного сюжета.
Возникает ощущение, будто находишься во сне писателя, в котором альтер эго Набокова путешествует по мирам Набокова, наполненным его символами: шахматной тематикой, эмиграцией и родными корнями, дореволюционной Россией, писательством, европейскими курортами. В этом смысле роман выглядит очень камерным, личным. Большую помощь здесь оказал переводчик, который не только великолепно перевёл сам роман, но и составил к нему превосходные комментарии, а завершает издание его собственная статья, в которой представлен разбор как основной сюжетной линии, так и определённых моментов, до которых самостоятельно додуматься, не будучи, так сказать, набоковедом, практически невозможно. Одни только анаграммы - на русском, французском, английском, немецком - чего стоят. А ведь они служат не только подсказками к сюжету, но и перекликаются с другими произведениями автора.
Финал романа в конечном счёте остаётся открытым: допустимо как его буквальное толкование (при котором В. действительно всего лишь пишет биографию своего брата и приходит к определённому завершению), так и чрезвычайно метафорическое (до которого не так трудно додуматься самостоятельно, но толкование переводчика тоже оказалось очень кстати). Для себя мне оказалось не так-то просто выбрать подходящую концовку - соответствующую ощущениям, вызванным по ходу чтения. Переводчик и комментатор романа повторяет вслед за самим Найтом, что иные произведения необходимо перечитывать, воспринимая их под другим углом, по новым правилам, и тогда это может открыть то, что ускользнуло при первоначальном чтении. И мне кажется, что "Севастьян Найт" - это именно такой роман, как настольная игра, ход и результаты которой могут совершенно измениться при другом раскладе карточек. Или как шахматная партия.

Набоков. Такой Набоков. ''Свет очей моих''. И по-другому не скажешь. Очередной роман, очередная литературоведческая головоломка, - я бы вообще скорее отнесла эту вещь Набокова к жанру литературоведческих экспериментов, а не художественному произведению как таковому. Несомненно, тут есть какой-никакой сюжет, герои вполне себе традиционны, однако…''Отчаяние'' – многослойная луковица, которую пытливому читателю предстоит очистить и насладиться: угадывая, расшифровывая текст и радуясь, когда код найден.

Хочу сначала отметить две параллельные плоскости в романе, которые, несмотря на все законы геометрии, все-таки пересекаются: первая – процесс сочинения романа, в котором должны быть – обязаны – сломаны все стереотипы ранее написанных произведений ( тут и пародия на Достоевского, и Конан Дойля); второе – сам сюжет и история двойников, раздвоения психики, сама идея ''двойниковости'' выступает как Замысел романа. И вот эти две плоскости в конце грандиозно пересекаются в безумии Германа. Герман...А вот ещё одна зацепочка для раскодировки ''Отчаяния'': Герман - наполовину немец и наполовину русский. И ключом становится, пожалуй, самый уважаемый писатель у Набокова – Пушкин и его ''Пиковая дама'', которая, кстати, послужила для Достоевского источником основных идей при написании ''Преступления и наказания'' ( Ф.М. считал Пиковую даму – одной из вершин русской литературы). Мотивы преступления, воплощение и особенно сумасшествие Набоковского Германа в конце романа – реверанс в сторону Пушкина и ключ ко всему роману. Набоковский Герман оказывается двойником Пушкинского. Опять всплывает тема ‘’двойниковости’’. Самое удивительное, что Герман - самый что ни на есть набоковский герой. И сам роман - традиционно набоковский.

Но Набоков не был бы Набоковым, если бы не зашифровал ещё несколько кодов: это магия цифр и дат в романе. Есть превосходная статья Труфановой И.В. ''Даты и цифры в романе В.В. Набокова ''Отчаяние''. И ещё на одну аллюзию обращу внимание: Данте. В самом начале романа Герман, как и герой Данте, восходит на холм (где он впервые встречает Феликса), который и становится для Германа началом спуска в преисподнюю греха (замысел, подготовка и исполнение преступления). Он питается этим грехом, смакует его, чтобы в конце пути сойти сума. Исчезнуть. Раствориться.

Набоков может читаться не только на уровне повествования, но, может быть, наиболее эффективно – на уровне рекуррентных мотивов, аллюзий к чужим текстам и любимых им словесных игр. В ткани его текстов следует замечать не только нити основы, разворачивающей сюжетное повествование, но и поперечные нити, с помощью которых ткется тонкий узор иного порядка. Читая на микроуровне сквозным образом его тексты, мы обнаруживаем ключевые мотивы и узнаем контуры разнообразных и более глубоких историй.

Из статьи ''Сок трех апельсинов'' Сендерович С.

Кто там говорит, что за словесной игрой у Набокова ничего нет? Есть и очень много, только нырять придётся глубоко. А в этом романе ещё и проследить творческий процесс написания самого произведения :)

Он видел в ней отражение всего, что его изощренный и неистовый дух искал в жизни.

Соединить несоединимое, сплести чарующее кружево из нитей разных оттенков, непохожих текстур в единое плотно. И получить образец искусства, вглядываясь в глубины которого, захватывает дух.

Томно, томно, с лукавой улыбкой Набоков затягивает в свои сети, и вновь не вырваться, и остаться на песчаном дне на все долгие промежутки времени, которыми полна наша жизнь.

"Ада" вошла в мои мысли еще несколько лет назад, и так осталась в них, постоянно напоминая о себе: "Прочти, прочти..." Так хотелось погрузиться в обволакивающую тяжесть слов.

Погрузилась.

Выпукло, телесно, нежно, изощренно, запретно пытает читателей этот роман Набокова. Пугает своей бесконечной глубиной, своей невозможной любовью.

В "Аде" представлен гуттапречевый образец постмодернизма, который именно в набоковском воплощении может именно так полюбиться.

Вместо Земли - Анти-Терра, где торжествует смесь времен: небоскребы Америки, достижения цивилизации двадцатого века и медленно-размеренно текущая жизнь усадьбы из идеального прошлого столь давно несуществующей и никогда вновь не воскреснувшей дореволюционной России. И два героя, их любовь, начавшаяся с Адиных двенадцати лет. Ада Вин и Ван Вин, брат и сестра, и их блуждание сквозь долгие годы к воссоединению. Их отчаянная, горячечная, невероятная, но неоспоримая любовь. Любовь, наполненная в своей сердцевине порывистостью, фатальным эротизмом, страстностью и неизбывной нежностью, что эхом пронесется через их долгие жизни с той детской поры. Ада Вин и Ван Вин. И их вечный миг близости, где всегда будет он, и всегда будет она. Ведь ей, его Аде "при первом же трубном гласе судьбы он сдаст всего себя без остатка".

Текст, что выворачивает чувства наизнанку, околдовывает и шокирует неприкрытой обнаженностью тел, слов, но нет и налета пошлости. Игра на грани. И вечные миражи, что тревожат после прочтения. Литературные отсылки, словесные ребусы и ловушки, которые не разгадать до конца.

Это сложный, многослойный роман, перегруженный иллюзиями и фантазийностью автора. В этом романе хочется остаться, складывать мозаику из слов, открывая для себя все новые смыслы, окрашивая роман в новые оттенки: золотисто-жженый, лавандовый, алебастровый, медно-рыжеватый, черный, тициановский...

Ох, и сколько же еще всего там, в тех страницах позднего Набоковского романа, сколько всего хочется удержать в памяти, запечатлять на чувственном и духовном уровне: образы бабочек, изучаемых Адой; Вана, ходящего на руках в тот памятный июльский день 1884 года; лавандовую рябь моря; долгие жаркие минуты детства и юности в поместье; нескончаемые прикосновения; трепет сердца и тела; необратимость всего случившегося с Адой и Ваном. И погружение с головой в тот медово-волнующий дурман, и пить притягательную горечь из слов. До дна. Без остатка.

Набоков прекрасен!

Книга состоит из писем Набокова к своей жене Вере. Очень хорошо видно, что они очень любили друг друга. У них были очень нежные и добрые отношения.

Мне было очень приятно читать эту книгу. Как-то она отозвалась у меня в душе.

Большое количество переездов, нехватка денег, проблемы со здоровьем и, при этом, любовь. Это все сошлось у меня в голове с моими похожими обстоятельствами.

Книгу советую к прочтению всем. И в особенности, тем кто любит Набокова.

Решила дать второй шанс Набокову (который, в сущности, понравился, но не смог прочно приковать к себе, чтобы возникло желание и дальше изучать его работы), и неожиданно для самой себя просто утонула в желании Любить его слог. Почему этого не случилось раньше? Ведь "Лолита" написана тем же потрясающим, ни с чем не сравнимым языком? Едва ли виной выступила этическая составляющая. Но тогда любви не случилось, а сейчас меня безжалостно накрыло волной творчества автора.
И это даже несмотря на то, что весь сюжет этого романа уже был описан в аннотации, а в книжке растянулся на несколько сотен страниц. Ибо то, как рассказана эта история, и как ее слова управляют потоками твоего сознания - просто немыслимо! И невыносимо сладостно.

P.s. Настроение: перечитать "Лолиту" и "Машеньку".

Владимир Набоков написал не просто автобиографию, он постарался запечатлеть очень тонко слепок ушедшей эпохи.... Совершенно другого уклада жизни....

Слог автора потребует от читателей определенного настроя: вначале писатель очень многословен (словно плетет кружева), ритм изложения замедлен. Но в этом и прелесть книги, воспоминания приходят на бумагу медленно, как в черно-белом кино (в первых фильмах) - кадры слегка дребезжат, неровные, чуть присутствует раскадровка...

У меня при чтении все время возникали ассоциации с теплым летним вечером - уютно, солнце на закате, воздух словно обволакивает тебя своими объятиями. А ты идёшь по летнему берегу моря и чувствуешь, что тебе грустно от того, что скоро уезжать, а все равно тебе очень-очень хорошо...

Книга завораживает, хоть она не большая - прочитана быстро - за день! Рекомендую))))

Кстати, именно сегодня 22 апреля исполняется 125 лет со дня рождения Владимира Набокова!

Поэтому закончить хочется тоже словами писателя: "Моя тоска по родине лишь своеобразная гипертрофия тоски по утраченному детству".

В своих университетских лекциях о «Дон Кихоте» Набоков метко замечает, что далеко не все т.н. эксперты, которые пафосно рассуждают о книге, читали сам роман. Действительно, некоторые исследования наводят на такую мысль. Забегая вперёд, скажу, что лёгкое вербальное бичевание, которому уважаемый лектор подвергает предшествующих ему комментаторов романа, - одновременно лучшая и наиболее слабая часть лекций, на мой взгляд. Нет, я не сторонница академического насилия, хотя слова иногда так и просятся…
Пойду я с собственных козырей. Книгу я всё же читала, хотя и давно. Некоторые мысли относительно оригинального текста собраны в рецензии, где я стремилась обозначить несколько векторов в романе Сервантеса. Здесь постараюсь не повторяться и комментировать содержание самих лекций

Набоков справедливо утверждает, что не следует, как это делали многие, однобоко считать Дон Кихота доброй книгой. Лектор не отрицает наличия гуманистических порывов в романе, но делает жирный акцент на пассивной и активной агрессии. Одну лекцию он озаглавил «Жестокость и мистификация».
В доказательство своего тезиса Владимир Владимирович приводит примеры насилия в романе. Набоков перечисляет побои, полученные Дон Кихотом от самых разных лиц. Странствующему рыцарю досталось даже от котов.

К тому времени Дон Кихот уже потерял половину уха — что может быть смешнее, чем потерять пол-уха, разве что потерять три четверти.

Лектор подробно останавливается на затрещинах, пинках и зуботычинах, которым пестрят страницы романа.
Говорит он и об актах агрессии к другим персонажам книги, например, приводит знаменитый эпизод с пастушонком, которого Дон Кихот пытался избавить от истязаний.
Однако, во-первых, в романе много проявлений гуманности и добрых порывов, о чём я коротко писала в предыдущей рецензии.
Во-вторых, нужно постоянно помнить об особенностях эпохи, которые объясняют разбираемые Набоковым описания. Насилие и физическая боль были тогда частью повседневности и не обходили стороной привилегированное меньшинство.
Грубоватые и малопристойные, на наш современный вкус, пассажи, вероятно, воспринимались иначе читателями, современниками Сервантеса. Вульгарность или изысканность манер - не только противоположные концы спектра, но и оценочные характеристики, которые меняются со временем.

Мы с вами сегодня не всегда понимаем, что живём в сравнительно целомудренную эпоху. Большинство текстов времён Дон Кихота шокируют наше чувство приличия и бросают вызов нашей системе нравственных координат. Многие деятели той поры поражают своим выставляемым напоказ пониженным чувством социальной ответственности (как бы мы восприняли это сегодня).
По сравнению со многими аутентичными историями той эпохи, «Игра престолов» или «Тюдоры» выглядят сдержанно.
Для иллюстрации этого тезиса обратимся к «Гептамерону» Маргариты Наваррской - сестры Франциска I и бабушки Генриха IV.
Отвлечёмся на минуту и бросим взгляд на одну новеллу из этого ироничного и жестокого (на наш взгляд) сборника.
Пример отношения людей раннего Нового времени к насилию
В новелле рассказывается о незадачливом дворянине, который пытается вступить в связь с молодой женщиной. Ему отказывают, и он решает добиться своего любыми путями. Он проникает в спальню женщины и пытается её изнасиловать. Но агрессора с позором прогоняют, не обходится без царапин и укусов.
«Ничего удивительного», возможно, скажете вы. Но дело не в самом факте в данном случае несостоявшегося сексуального насилия, а в том, как к этому отнеслась публика.
Позволю себе привести пассаж из книги, который красноречиво демонстрирует, насколько восприятие насилия в эпоху раннего Нового времени отличалось от того, что привычно (надеюсь) большинству из нас.

- Ведь коль скоро ему [несостоявшемуся насильнику] представился подобный случай, ни присутствие старухи, ни упорство принцессы не должны были заставить его отказаться от своего замысла; и надо сказать, что и любовь-то его, должно быть, была недостаточно сильна, если в сердце оставалось еще место для страха и стыда.
– А что же было делать этому несчастному, если против него были две женщины? – спросила Номерфида.
– Убить старуху, – сказал Иркан. – И если бы молодая увидела, что помощи ей ждать больше неоткуда, она в конце концов была бы вынуждена ему отдаться.
– Убить! – воскликнула Номерфида. – Вы что же, хотите, чтобы любовник сделался убийцей? Раз вы такого мнения, то вы человек опасный.
– Если бы я очутился на его месте, – вскричал Иркан, – я счел бы для себя позором остановиться на полпути.

Приведём ещё один пример, демонстрирующий, что не «Дон Кихота» отличает особая жестокость, а время было во многом такое. А времена, как известно, не выбирают... Так вот, Бассомпьер, дворянин, сделавший карьеру при французском дворе в XVII веке, в своих воспоминаниях детально описывает, как он после дуэли или потасовки собирал обратно свои выпущенные кишки.

Меня, наверное, можно упрекнуть, что приведённые кейсы не относятся к Испании - родине Дон Кихота и Сервантеса. Действительно, знание испанского контекста было бы здесь предпочтительнее. Но сегодня даже в научных статьях практикуют разные методы. Почему бы и нам не применить оптику «единого европейского пространства». А что, вы разве против дружбы народов?

Лектор, конечно, упоминает о неизбежной печати эпохи. Но стоило ли тогда упорно педалировать тему жестокости и делать этот мотив почти рефреном всех лекций?

Обе части романа — настоящая энциклопедия жестокости. С этой точки зрения «Дон Кихот» — одна из самых страшных и бесчеловечных из написанных когда-либо книг.

К тому же насилие в романе - порой не просто бытовые сценки, а средство заставить читателя задуматься.
Сервантес показывает, как искренние благие намерения привели к умножению зла и насилия в мире.
Дон Кихот, следуя своему кредо защищать слабых, пытается избавить мальчика-пастуха от экзекуции. Однако после вмешательства рыцаря бедному пастушонку достаётся с двойной силой.
Идеализм в радикальной форме может быть намного опаснее прагматичного подхода.

Известно, что спустя примерно десять лет после выхода первой части Дон Кихота, появилось подложное продолжение анонимного автора. Это событие подтолкнуло Сервантеса поскорее выпустить второй том настоящего Дон Кихота. Личность автора фиктивного Дон Кихота не удалось определить, и Набоков допускает, что под этой маской мог скрываться сам Мигель де Сервантес.

Набоков прозорливо замечает, что настоящим рыцарским романам также был присущ гротеск и не следует видеть в образе Дон Кихота простую пародию на рыцаря.
Я бы добавила, что большинство текстов той эпохи содержало гиперболы. Среди них немало бесцеремонных и откровенно клеветнических (вспомним хотя бы известного памфлетиста Агриппу д’Обинье), если смотреть на них современными глазами.

Поясню, что я имела в виду вначале, говоря о противоречивой роли словесной флагеллации. С одной стороны, немало авторов более чем заслуживают критики.
Так, Набоков иронично замечает:

Мне трудно назвать какую-нибудь другую книгу, в которой жестокость была бы доведена до такой дьявольской изощренности, как в сценах, разворачивающихся во второй части романа в герцогском замке, где — как почему-то заявляет некий критик по фамилии Кратч — добрая герцогиня развлекает Дон Кихота». (Имеется в виду книга Кратча «Пять мастеров»)

С другой стороны, такой подход не кажется мне справедливым. «Дон Кихот» не виноват, что за несколько веков вокруг него накопилось немало поверхностных и ходульных комментариев. Аналогично, реальная историческая личность не виновата, что ей досталось множество недобросовестных биографов.
Вместо того чтобы сконцентрироваться на вневременных смыслах «Дон Кихота», Набоков излишне увлекается критикой других исследователей и демонстрацией собственной, безусловно внушительной, эрудиции.
Тон, выбранный автором, предсказуемо изящен и виртуозен, но, по моему скромному мнению, не слишком подходит к образу Дон Кихота и тональности книги.
Лектор рассуждает о вставных повестях и аркадской теме в романе, об особенностях композиции и шаблонных приёмах Сервантеса (якобы была найдена рукопись, где были записаны приключения нашего странствующего воина).
Но, как мне кажется, всё это не очень много прибавляет к пониманию романа.
Если несколько утрировать, анализ произведения трансформируется в подсчёт актов агрессии, а также поражений и побед нашего идальго.
Многие наблюдения Набокова, безусловно, справедливы. Он подчёркивает, что Дон Кихот - персонаж во многом трагический.
Лектор отмечает сложности перевода, когда теряется с трудом передаваемая игра слов, а многие оттенки рискуют потускнеть. Также отдаёт должное гению Сервантеса, которому, правда, предлагает переписать одну из сцен романа.

В финале Набоков, взяв слегка высокомерную ноту, называет мир книги «безответственным и инфантильным», «жестоким и варварским». Что ж, на взгляд современного человека, мир вокруг Cервантеса тоже был в немалой степени безответственным, инфантильным и бессмысленно жестоким.

К Дон Кихоту, герою и роману, можно относиться очень по-разному. Но сложно спорить с тем, что одной из составляющих духа кочующего рыцаря является попытка сделать окружающий мир ярче и добрее, а также вера, что это возможно. Как показывает финал романа Сервантеса, убийство внутреннего Кихота, своими ли силами или с помощью других, - дело печальное, хотя где-то и неизбежное.

Напоследок интересный факт. Знаете ли вы, что 23 апреля отмечается международный день книги? Дата выбрана из-за необычного совпадения. В этот день в далёком 1616 году ушли из жизни Сервантес (вероятно, он умер на день раньше), Шекспир и Инка Гарсиласо де ла Вега.

Первое издание «Дон Кихота», 1605 год

Вместо послесловия
Просмотрела свой текст… Думаю, в тех местах, где я рассуждаю об отношении к насилию, можно при желании идентифицировать некоторую двусмысленность.
Поэтому сформулирую коротко свою мысль. Дело не столько и не только в самой агрессии в разных формах (общий уровень насилия, по мнению некоторых экспертов, продолжает снижаться, но до его искоренения очень далеко), сколько в отношении к этому. Более того, этот принцип, по моему мнению, применим и к предрассудкам.
Возьмём, к примеру, гомофобию. Одно дело, если человек, разделяющий такие взгляды, понимает, что их желательно держать при себе. Совсем другое - если он кичится ими при всяком подходящем и не очень поводе.
Есть ли в таком подходе лицемерие? Я бы не сказала, скорее уважение, пускай и интуитивное, к иным мнениям и хотя бы небольшое чувство такта.
Знать, что читать чужие письма - это нехорошо, но поддаться искушению, никак не равно ситуации, когда человек не осознаёт, что таким образом вторгается в личное пространство другого.

Читать Набокова в больших количествах я не могу, это как постоянно есть чёрную икру, запивая шампанским. Привыкаешь, не чувствуешь вкуса. И некоторое время назад я решила сделать перерыв. Вчера чистота эксперимента была нарушена, я взялась за «Камеру обскура».

Жёсткая вещь, но, без сомнений, прекрасная, безумно воздушная, несмотря на специфический сюжет. Я старалась не замечать, что нимфетка Магда уже, как бы, и не нимфетка, девочка повзрослела, хотя успешно продолжает играть в «Лолиту» с короткими красными платьицами и носочками. Но страшно, на самом деле, не это. Пугает то количество взрослых, состоявшихся мужчин, которым для изюминки в сексуальных отношениях нужен ребёнок. Сколько там их было? Кажется, много, я и счёт потеряла. А ведь много раз подчёркивается детсткость облика Магды, да и к тому 16 лет – отнюдь не грань взрослости.

С самого начала Кречмар осознаёт фатальность своего увлечения, но не может сдержаться. Как столь любимые В.В. бабочки, он кружит вокруг источника своего света, теряя при этом всё. По сути он всегда был слепым, не замечая, что происходит вокруг и кто его окружает. Видя нюансы, полутона, тени, он в целом не замечает картины.

Та же история и с Магдой, видя себя гениальной притворщицей и актрисой, она становится всего лишь игрушкой для более опытных кукловодов.

Что удивительно, Горн не вызывает никаких особенно сильных эмоций. Достаточно с него уже того, что для всех в искусстве он останется всего лишь создателем свинки Чипи.

То ли рецензия, то ли призание в читательской любви. Нелюбителям субъективности и злоупотребления местоимением «я» в отзывах – не читать.

«Дар» для меня оказался наиболее совершенным, наиболее поглощающим, наиболее сложным – и композиционно, и стилистически – из всех произведений Набокова «русских лет» (на данный момент мной прочитаны все романы и повести этого периода). Думаю, не погрешу против истины, если назову этот роман жемчужиной русского модернизма.

Отзыв Владислава Ходасевича на обложке книги довольно точен:

Щедрый вообще, в «Даре» Сирин... решил проявить совершенную расточительность. Иногда в одну фразу он вкладывает столько разнообразного материала, сколько другому, более экономному или менее одаренному писателю, хавтило бы на целый рассказ.

Это действительно так. Многослойность, многоплановость, многосюжетность – характерные черты «Дара». Этот роман – словно огромное дерево с густой кроной: множество человеческих судеб, множество разных историй вплетаются в основной сюжет, отрастают от него отдельными ветками и веточками, листьями и листочками – а кое-где это лишь набухшая, так и не раскрывшаяся почка. А всё вместе это представляет собой настолько органичное и совершенное творение, что оторваться от чтения – чтения непростого, нередко заставляющего возвращаться на несколько страничек назад – невозможно.

Автобиографические моменты в романе очень интересны, я очень люблю вот это присутствие самого автора в книгах. Набоков вообще любил внести в свои произведения хоть толику автобиографичности, а «Дар» и вовсе считается автобиографическим романом. Я уже несколько месяцев параллельно с книгами Набокова читаю его биографию ( Владимир Набоков. Русские годы - Брайан Бойд ), и мне особенно интересно улавливать в сюжете это авторское «я». Знаю, многие читатели обвиняют Набокова в язвительности, мизантропии, резкости в отношении несимпатичных ему людей и неприглядных человеческих черт. Но для меня все это меркнет перед его отношением к людям любимым, близким. Какой великолепный образ отца в романе, какая глубокая сыновья любовь! Ну а если знать биографию писателя, то читать это можно было не иначе как с комом в горле.

Роман в романе – глава четвертая, художественная биография Чернышевского «от Набокова» – мне был особенно интересен ввиду того, что уже перечитано было «Приглашение на казнь», уже известно было, кто послужил прототипом для образа Цинцинната, уже прочитано было и кое-что из критики по этому поводу. Было интересно читать «Дар» практически сразу после «Приглашения», сравнивать образы набоковских Чернышевского и Цинцинната. Литературная критика, кстати, в этом вопросе меня только запутала: на распространенное мнение большинства о том, что это язвительная сатира (что и читателю вроде бы более очевидно), другие парируют утверждением, что здесь речь скорее идет о симпатии и жалости.

С другой стороны, лично мне это не кажется главным, мне видится в биографии Чернышевского прежде всего творческий манифест Набокова, выступающего против непременного служения музы каким-то социальным идеалам, против воспитательно-морализаторской роли литературы, против недолитературы, литературы «низшего сорта», жертвующей эстетическими категориями во имя «высоких идей». Прекрасно помню, как когда-то меня, еще школьницу, поразило в творчестве Набокова именно это – как классическая литература может быть настолько «невоспитательной», ничего не навязывающей, ни к чему не призывающей и ничему не поучающей. Конечно, Набоков не уникален в своих творческих принципах, но для меня он был и останется первым писателем, читая произведения которого я получала то самое эстетическое наслаждение. Он научил меня этому, после знакомства с ним моя планка претензий к стилистике литературного произведения поднялась так высоко, что я сама этому порой не рада. При этом, конечно, ошибочно считать набоковские романы графоманией, лишенной проблематичности писаниной, искусством ради искусства. Просто некоторые читатели любят попроще – ближе к делу, так сказать, – но это не обо мне.

Наверное, я отвлекаюсь, но где же еще объясняться в любви к писателю, как не в отзыве на книгу, название которой – «Дар»?! Еще одно читательское обвинение Набокову, которое мне встречалось, – обвинение в тщеславии, осознании себя талантливым (да что там, гениальным! ) писателем. А мне это не претит, нисколько. Ну не всем же великим писателям, претерпевая тяготы и лишения, непременно должно писать в стол и умирать, не будучи признанными при жизни. На долю Набокова тягот и лишений тоже достаточно выпало. А как писатель он, ощущая силу своего гения и тонко чувствуя грань между литературой и ее подобием, был для себя и довольно жестким критиком – о чем и в «Даре» написано достаточно, а не только вот это

ты будешь таким писателем, какого еще не было, и Россия будет прямо изнывать по тебе, - когда слишком поздно спохватится...

в определенной степени равное, пожалуй, пушкинскому «Я памятник воздвиг себе...» У него был ДАР, он его осознавал, развивал, оттачивал, использовал, он был известен при жизни и оставил после себя внушительную подборку замечательных произведений. Спасибо, Владимир Владимирович, за Ваш дар!

P.S. Одно только плохо: после Набокова долго невозможно приступить к нормальному чтению других книг.

Опять тот случай, когда можешь о книге много сказать, а с чего начать - понятия не имею.

Что книга эта чудесна и высокохудожественна? Это так, но в такой формулировке малоубедительно.

Что это лучший роман Набокова? Но я, во-первых, не читал всех романов, а во-вторых это и без меня давно сказали.

Что книга полна грусти и ностальгии по Родине? Так я у Набокова только в "Лолите" ее не встречал.

Что Набоков слишком агрессивен к Чернышевскому? Ну так и я его не очень люблю.

Я скажу так. Это очень СЛОЖНЫЙ роман.

Да. Он удивительный. Интересный. Но он очень сложный. Читать его надо медленно. Долго. Отключив телефоны. Попросив, чтобы никто не мешал. Оставить попытки чтения в транспорте по электронной читалке, или во время выгула собаки по плееру. Читать нужно, не перепрыгивая через строчку, как бы иногда этого вам не хотелось.

Читать надо всё. Чтобы не пропустить чего-то важного. А важного там много.

Ищите его сами.