– Про семью и детей это правда. А вообще – наверное, все-таки поеду учиться в Англию. Вот вчера подумала и решила.
– По маме скучать там не будешь?
– Она меня тут уже запилила! И вообще: я хочу пожить одна. Я уже говорила: у них там, в западных универах, говорят, хорошие общаги-кампусы, типа комнаты максимум на двоих или вообще на одного. У них в семье я точно жить не буду. Решила окончательно.
– Глядишь, тебе еще и наследство обломится.
– Перестань. Не хочу об этом говорить. – Катя нахмурилась.
– Только смотри, отравит тебя мачеха: свои-то дети ближе. Такое уже тысячи раз в истории было.
– Ха-ха. Очень смешно. Я сейчас со смеху описаюсь!
За соседним столиком сидели две красивые молодые женщины – блондинка и брюнетка. Обе очень холеные. Обсуждали одежду, сумочки, какие-то еще покупки. Перед обеими на столике лежали телефоны. Один запиликал. Женщина взяла мобильник, отошла в холл, где с минуту вела оживленный разговор с активной жестикуляцей свободной рукой. Возвратилась, еще разговаривая. Тут и закончила:
– Целую, любимый! Пока! Чмоки-чмоки! – прощебетала она. Потом отключила телефон, бросила его на стол, посмотрела на подругу: – Вот придурок! Не хочет, гад, покупать! Блядь!
Катя с Ховриным прыснули со смеху.
А женщины продолжили обсуждать свои насущные проблемы:
– Знаешь, в нашем детском саду появились психологи, стали спрашивать детей, – тех, у кого нет отца, – о том, живет ли мама одна, ночуют ли у нее мужчины; других, у кого есть отец, кто их моет в ванной, в чем ходит папа дома. Не ходит ли он голый, спит ли ребенок один или в постели с родителями. Я видела этого психолога однажды – чистый педрила со всеми типичными ужимками. Получается, пидарасом быть можно, а в одних трусах ходить по дому почему-то нельзя. Приехали! Мне стало жутко. Я уже от одного вопроса почувствовала себя голой…– поежилась блондинка.
– Да уж… Европейская демократия пришла и к нам…– сказала ее подруга.
Потом блондинка спросила брюнетку:
– Сколько времени ты хотела бы, чтобы твой муж не женился и не нашел другой женщины после твоей смерти?
Та задумалась, потом сказала:
– Хотя бы год. Я надеюсь на год… А ты?
Тут принесли счет, и Катя с Ховриным засобирались, так и не узнав, что ответила блондинка.
За месяц они обошли почти половину улицы Рубинштейна, меняя ресторан за рестораном. Их там было очень много. Никаких приключений и конфликтов в том районе у них не было. Только однажды что-то сзади там замаячило подозрительное. Ховрин насторожился, еще раз оглянулся – вроде никого. Сунулся в подворотню и отшатнулся. Там стоял человек в черном, лица его совершенно не было видно, словно он был в маске. Жуткий совершенно субьект. Ховрин от ужаса даже клацнул зубами – уж больно этот тип был похож на призрака или ожившего мертвеца-зомби, – однако же, сжав кулаки, шагнул к нему, спросил:
– Тебе чего, мужик, надо? Чего ты за нами ходишь-то?
Ожидал всего, чего угодно, однако тот ничего не ответил, ни бэ и мэ, а тут же повернулся и быстро пошел прочь внутрь двора. Больше его и не видели. Наверняка это был маньяк.
– Интересно, а в Англии есть маньяки? – спросил Ховрин, нагнав слегка напуганную Катю.
– Хватит про маньяков! Мне и так страшно.
– Ладно.
Впрочем, тут же и сам оглянулся – на всякий случай. Маньяки умеют подкрадываться очень тихо.
Через неделю по дороге недалеко от Катиного дома случилось неприятное происшествие, и у Ховрина сложилось ощущение, что их специально караулили. Грязный внедорожник «Инфинити» остановился у обочины, опустилось стекло, оттуда высунулось небритое рыло, прохрипело:
– Эй, красотка, поехали с нами!
– Отвалите! – буркнул Ховрин.
– Эй, ты, иди-ка сюда!
– Тебе надо – ты и иди!
И тут из внедорожника вывалились двое типов, причем чистые бандиты: хватай и снимай их в сериале про ментов. Один, который небритый, обычного плотного телосложения, а другой – толстый, одышливый, улыбка – жуткая, зловещая. Матерые волки. Ховрин похолодел. Но тут внезапно появилось еще одно действующее лицо. Сзади с писком тормозов остановилась иномарка – нешикарная, среднего класса, японская, что-то вроде «мазды» или «хонды», оттуда вышел мужчина лет сорока в расстегнутой кожаной куртке. Он был без головного убора, волосы темные, зачесаны назад, глаза широко расставленные, взгляд очень твердый. Руки в карманах куртки. Все присутствующие посмотрели на него, и у бандюков настроение явно тут же упало. Толстый сразу же перестал улыбаться. Мужчина в первую очередь поразил Ховрина своим невероятным абсолютным бесстрашием, которое, несомненно, обозначало то, что за ним стоит еще кто-то очень могущественный.
– Тебе, парень, помочь? – прямо в лоб спросил он Ховрина, совершенно при этом игнорируя бандюганов. Ховрин лишь пожал плечами, даже не зная, что и ответить. А что тут говорить: помощь явно была бы очень даже к месту.
И лишь только потом мужчина как бы обратил внимание на бандитов. Те совсем скисли.
– Ладно вам, шутка, мы уезжаем, – сказал первым толстяк уже миролюбиво и полез в машину. За ним и другой полез без слов. Сочно хлопнули двери. Тут же они и уехали.
– Чего им от тебя было надо? – спросил мужчина.
– Хрен знает, мы вот с ней идем домой, – Ховрин кивнул на Катю, стоявшую за несколько шагов сзади, – а они тут прикопались…
Мужчина какое-то время, чуть наклонив голову на бок, рассматривал Катю, потом Ховрина. Затем, подумав, вынул из нагрудного кармана куртки визитку, сказал тихо, чтобы Катя не слышала:
– Этих уродов не бойся. Я их знаю: это Васюков и Ермилов – известные пиздоболы. Первый уже сидел за драку, другой – за кражу. Если снова будут лезть – пизди их, не раздумывая. А будут проблемы – звони! И если с полицией будут заморочки – тоже звони. Давай. – Пожав Ховрину руку, он сел в свою машину и уехал.
Ба, еще одна визитка! Ховрин рассмотрел ее: там был герб Петербурга и написано: «Федеральная служба безопасности управление по Санкт-Петербургу и Ленинградской области, Гурьев Михаил Петрович, начальник отдела» и далее шла аббревиатура, которую Ховрин расшифровать не смог. Что ж, такой телефон действительно очень даже мог быть полезен, хотя такая неожиданная встреча была более чем удивительная и странная – очень уж своевременная. Чтобы человек просто так вступился за другого – дело в наше время вообще необыкновенное.
Часов в десять вечера Ховрин подходил к своему дому. У входа в подъезд стояла соседка тетя Клава. Она ждала какого-то Никиту, вроде как племянника. Что-то ей там надо было с ним или ему передать. Тут же толокся какой-то его, этого самого Никиты, смурной приятель, явно обдолбанный.
Как говорится, зацепились языками. Пока болтали, подошел и этот самый Никита со свисающей на лоб челкой. Его явно качало. Мутно поглядел на Ховрина:
– Чё тебе, блядь?
Потом, не дождавшись ответа, ушел, раскачиваясь, как матрос после плаванья. И приятель его смурной за ним потянулся.
– У него вообще все нормально с головкой-то? – покрутил у виска Ховрин.
– Да не совсем, – махнула рукой тетя Клава. – И все эти банки долбаные, коктейли-говнодринки! Он на них подсел, пьет чуть ли не каждый день штук по пять. Конечно, крыша-то и поехала!
– А этот дружок его черненький тоже ку-ку?
– Этот курит дурь по восемь закруток в день. Меньше не может, иначе свирепеет.
Ховрин только пожал плечами: каких только придурков не бывает на свете.
В середине недели внезапно потеплело. Снег стремительно, буквально на глазах, начал таять, на газонах тут же всплыло скопившееся там за зиму собачье дерьмо, обрывки бумаги, полиэтиленовые пакеты и окурки в несметном количестве.
В четверг днем вдруг позвонила знакомая Алина Жураева.
– Приходи сегодня ко мне, – промурлыкала она. – У меня родаки свалили в Финку до воскресенья. Можем позажигать. Жрачка есть, купи только бухла. Только не покупай явного говна, возьми ром «баккарди» или виски. – Пауза. – И презики не забудь, хе-хе…
Предложение было заманчивое: могла получиться веселая ночка.
– Лады. Только я сегодня работаю до десяти.
– Нормально. Я тоже до восьми. Как раз приведу себя в порядок, схожу на маникюр.
Девушка она была довольно миниатюрная, но темперамент имела невероятный. Вообще почти не спали. К утру Ховрин был полностью истощен, буквально высосан до капли. Когда пошел помочиться, боялся, что будет писать кровью.
– Чего-то у тебя вид утомленный, – заметил Михалыч утром в зале.
– Да полночи в Интернете просидел, – промямлил Ховрин, стараясь в его сторону не дышать: выпили вчера прилично.
– Ага, и от этого засос на шее! – ухмыльнулся Михалыч, но беззлобно. Тоже в свое время, наверное, был любитель этого дела.
Ховрин же про себя чертыхнулся. Шалунья Алина любила оставлять отметины. Обязательно или куснет, или оставит засос. И еще была у нее манера: намотать свой волос на пуговицу. Ховрин уже несколько раз находил такие волосы. Еще была положена использованная упаковка из-под презерватива – случайно обнаружил ее в заднем кармане джинсов, когда одевался. А вдруг бы выпала, когда не надо. Вика могла не понять.
После спортзала Ховрин заехал к своей родной сестре Тане. В квартире пахло горелой кашей, молоком. Трехмесячный Ленечка (по прозвищу Ежик) махал ручками и ножками в своей кроватке, пускал слюни, хныкал. Таня в домашнем халате, растрепанная, металась по квартире. Вид у нее был безумный и отчаявшийся. Всюду царил хаос. Все дверцы в шкафах и полках были почему-то открыты, словно после обыска. Все тарелки были с отбитыми краями, а кружки треснутые.
Она вдруг села на табуретку, опустила руки на колени и разрыдалась:
– Не знаю, что и делать! Все падает из рук.
– Ты не можешь справиться с одним маленьким ребенком, а как же люди справляются с двумя или тремя?
– Я не знаю, – плакала она. – Я спать хочу!
Ховрин тоже спать хотел, но сказал:
– Иди, поспи часок, а я тут чуток приберусь. Покачаю Ежика.
Таня подняла глаза с вопросом.
– Иди, иди! – кивнул Ховрин. – Если что – разбужу.
Сестра пошла в спальню, упала щекой на подушку и через минуту уже спала. Она не слышала ни гудения пылесоса, ни звона разбитой тарелки, которую уронил Ховрин. Но мгновенно проснулась, когда запищал Ежик. Стала его кормить грудью.
Ховрин в это время вынес мусор. Когда вернулся, спросил про Таниного мужа:
– А Сергей-то твой где?
– Работает. Он постоянно работает, а денег все равно нет. Раньше мы вдвоем работали, как-то хватало. В Турцию ездили.
Когда Ховрин вечером ждал Катю с тенниса, дремал сидя на диване в холле спортивного клуба. Та его растолкала: «Пошли есть!» В ресторане Ховрин тоже заклевывал, отвечал невпопад. Чуть не уткнулся в тарелку лицом.
Наконец наступила суббота. С утра шел дождь, к полудню он закончился, но подул такой сильный ветер, что пришлось натягивать на голову капюшон и надевать перчатки. Все сидели по домам. Ховрин переключал каналы, но, как обычно, в субботу, смотреть по телевизору было нечего.
Стало скучно. Позвонил Вике.
– Я сейчас у сестры, – ответила та. – Если хочешь, заходи, пообедаем тут, и кое-чего поможешь нам передвинуть. Адрес: Беринга, семнадцать.
Это было совсем рядом. Ховрин отправился туда пешком. Позвонил в дверь. Прошло довольно много времени, наконец, провернулся замок. В дверях стояла Гуля, Викина сестра. Очень располневшая после родов, круглолицая. На руках у нее сидела маленькая София и таращилась на окружающий мир. Увидев Ховрина, глаза ее вообще округлились, а соска выпала изо рта на пол. Гуля соску подняла, облизала, и сунула обратно в маленький ротик. София, продолжая таращиться, быстро зачмокала. Вика, оказывается, ушла в магазин через дорогу и должна была скоро вернуться.
Ситуация у Гули с сестрой Ховрина Таней была почти что зеркальная, один к одному, разве что в доме тут был идеальный порядок: Гуля тоже крутилась с ребенком, только с девочкой, и тоже практически одна. Муж вкалывал где-то на стройке с раннего утра до позднего вечера почти без выходных. Зарабатывал, чтобы кормить семью и платить ипотеку. Денег тоже катастрофически не хватало. Мать Гули и Вики с маленькой Софией не сидела, а работала няней в богатом доме. Официально же она числилась на каком-то предприятии, там лежала ее трудовая книжка, и потихоньку шел официальный трудовой стаж на всякий случай и опять же для пенсии. Ее зарплату получал кто-то другой. Всех это устраивало. Платили за работу няней ей очень хорошо. До этого, вкалывая целый день в супермаркете на кассе, она получала в два раза меньше, поэтому нынешней работой дорожила. Тут и налогов не было никаких – чистые деньги. Правда работать приходилось по двенадцать часов: неотлучно сидела с ребенком, домой возвращалась самое раннее в одиннадцать вечера. Приезжала на такси, которое ей тоже оплачивали хозяева. Имела только один выходной – воскресенье. Иногда и ночевала там, если родители где-то задерживались. Впрочем, условия работы у нее были очень хорошие. Прошлым летом вместе с ребенком и его матерью она ездила на три месяца на Крит.
Вика в то лето ощутила свободу, гульба в квартире все лето шла непрерывно. Перед приездом матери два дня ползала по квартире на карачках, смывала со стен и пола сперму и рвоту, а под диваном обнаружила целую кучу уже засохших презервативов. Казалось, вычистила все идеально, но мать что-то там такое нашла, расшумелась: «Нельзя тебя одну оставить!»
Этим летом они тоже собирались с ребенком вроде бы на Мальту и тоже, считай, на все лето. Вика дождаться не могла лета.
Наконец появилась и она, причем без косметики. Лицо Вики без «боевой раскраски» казалось каким-то беззащитным и совсем детским – хоть тотчас букет хризантем в руки и в пятый класс. Впрочем, не исключено было, что она и чуть поплакала совсем недавно – веки были припухшие и красненькие.
Сначала Ховрина заставили передвигать мебель. Потом пообедали. После этого они пошли с Викой в кино, затем в пиццерию. Вика весь вечер была необычно тихая, ласковая. Все ее постоянное раздражение последних дней куда-то делось. Вид у нее был таинственный. Ховрин даже начал тревожиться, не беременная ли она. Однако ничего такого не говорила, а спросить самому Ховрину про это дело показалось неудобным. Потом пошли к Ховрину, у которого мать была на работе. Дома долго пили чай. Потом перестилали белье на постели. Кстати, у Вики была подружка Настя. Она работала горничной в отеле. Убирала, меняла постельное белье в номерах много раз за день.
– Как она может? Я больше всего ненавижу надевать пододеяльники, а она делает это сто раз за день. Бр-р-р…– содрогнулась Вика, увязая в пододеяльнике.
И еще у нее была особенность:
– Не могу касаться бархата – меня сразу в дрожь бросает!
Ховрин только похахатывал.
Три дня прошли спокойно. Наступил четверг. К четвергам Ховрин начал относиться с некоторым внутренним трепетом. За последний месяц четверг явно становился потенциально самым опасным днем недели. В этот день нужно было сделать пеший проход домой, а это стало опасным. Решение было простое: взять у кого-нибудь на время машину. У Саши Земскова -Зимы был в пользовании старый «жигуль-шестерка» на ходу: продать сложно, выбросить – жалко. Зима согласился сразу:
– Забирай и катайся – она мне нахер не нужна!
Вечером Ховрин подогнал к школе «шестерку», которую драил целое утро. Одних окурков выкинул из салона чуть не полведра. Катя посмотрела на нее с изумлением.
– Я в это ржавое ведро ни за что не сяду! – На ее лице отразился ужас.
– Нормальная машина! – Ховрин похлопал ладонью по гулкой, слегка помятой крыше. – Прет только так! Но на ста десяти начинается сильная вибрация от кардана. Страшно, что развалится. Но по городу такая скорость и не нужна. Нам только до метро доехать.
Но, похоже, не особо-то он Катю убедил. Впрочем, «шестерка» заводилась через раз и то прямым проводом с аккумулятора на стартер – иначе никак. Больше стояла, чем ездила. Еще и одна фара не горела. В конце недели он отогнал ее назад Зиме. Тот даже не удивился.
Четверг, однако, прошел без приключений, если не считать маеты с машиной.
А Ховрин опять пошел домой через дворы. Там у трансформаторной будки была такая ниша, где можно было помочиться. Ховрин нырнул туда. Пока делал дело, услышал какой-то гомон. Высунул голову из этой щели и тут увидел, что бывший его одноклассник Саша Лавриненко, он же Лаврик, попался в лапы темных сил. Компания явных злодеев обступила его. Лврикстоял перед ними, весь дрожа, сжав кулачки и сверкая очками. Смотреть на него было жалко и больно, как на свернувшегося в клубок на шоссейной дороге ежа. Однако это и было самое настоящее мужество. И это притом, что у него не было никаких шансов. На миг промелькнуло в глазах злодеев смешанное с уважением удивление, впрочем, тут же сменившееся злорадством. Могла получиться потеха.
Смотреть на это было невыносимо. Мир мог вполне лишиться будущего академика Ландау или Стива Джобса. Ховрин, чертыхнувшись, вылез из своего убежища, подошел к изумленному Лаврику, хлопнул его по плечу:
– Привет, Шурик! Чего вы тут замутили?
Злодеев он словно и не видел, потом только повернулся к ним:
– Чего тут забыли, пацаны? Грабители, блин, с большой дороги?
– А те че, бля?
– Да ниче, – недобро осклабился Ховрин. – Хуй через плечо!
Они уже по стремительным и точным движениям, по набитым на костяшках кулаков мозолям определили опытного бойца. Что-то буркнули, повернулись, как по команде втянули головы в плечи и ушли, ссутулясь, засунув руки в карманы курток.
– Ну, Витюха, ты вовремя! – выдохнул с облегчением Лаврик, трясущимися руками поправляя очки. – Спасибо!
– Всегда пожалуйста.
Еще немного поболтали о том о сем да и разошлись.
Уже заходил в подъезд, как позвонила еще одна знакомая девушка Юля П., – как-то познакомились с ней под Новый год в каком-то клубе будучи в полном угаре и там же в туалетной комнате имели мимолетный секс. Потом какое-то время тусовались в одной компании и еще пару раз имели интимную близость. Пригласила к себе, и Ховрин тут же изменил маршрут. Юля была немного старше Ховрина. Ей было уже двадцать лет – совсем недавно исполнилось – отмечали. Или уже двадцать один? Дверь открыла, завернутая в белое махровое полотенце, которое тут же с нее и слетело. Юля была невысокая, худенькая, с маленькой грудью. Лобок у нее был выбрит до узкой темной вертикальной полоски. Она могла бы играть детей в ТЮЗе, но по жизни была уже матерая женщина. Года два жила с каким-то взрослым мужчиной, но вот недавно они расстались, и теперь она искала нового партнера. Ховрин на постоянную связь из-за неопределенного социального статуса никак ей не подходил, но развлечься с ним вполне было можно, снять напряжение для здоровья. С ним было беспроблемно. То, что надо. Он не парил мозг. У нее была своя особенность. Юля почему-то и до и после секса любила обсуждать свои частные дела, видимо, больше было не с кем, и делать это с Ховриным она считала вполне безопасным. Она выговаривалась и при этом принимала решение.
И сейчас, накрытая по пояс одеялом, с маленькой голой грудью, с сигаретой в руке она впаривала Ховрину про какую-то свою чисто женскую проблему, в которой он, естественно, ничего не понимал.
– И что ты по этому поводу думаешь? – пихнула она его, выдернув из дремоты.
– Я-то откуда знаю? Спроси свою подругу Олю. Ну, эту, как ее… – Ховрин пощелкал пальцами. – Савченко, что ли…
Юля махнула рукой:
Бесплатно
Установите приложение, чтобы читать эту книгу бесплатно
О проекте
О подписке