Небесная игрушка

1

Первой у купальни ее обнаружила маленькая И-и, бесстрашно носящаяся где можно и где нельзя и этим доставляющая немало хлопот своей степенной маме.

–И-и, не носись так быстро, – не раз увещевала ее мама, – и не убегай далеко от дома!

Однако, разве можно остановить этим маленькую расшалившуюся проказницу? Вот и сейчас она снова сбежала от очередных наставлений строгой матушки прямиком к берегу озера, где и обнаружила нечто новое. Быстро обследовав это новое, И-и стремглав бросилась к отцу.

– Папа, пойдем, я тебе покажу свою новую игрушку!

– Не приставай, я ведь занят, – недовольно пробурчал тот, однако отвязаться от И-и было не так-то и просто.

– Я первой нашла игрушку, и – чур – она будет моей, а то все всегда достается этим И-ру и И-те! Пойдем, ну, пап, это недалеко, у купальни!

И-ру и И-те были ее братьями, один на два, а другой на три года старше самой И-и, и, с ее точки зрения, всегда и во всем ущемлявшими ее, первыми захватывающими все самое интересное, что удавалось обнаружить, утверждающими, что все вокруг принадлежит только им двоим. Исходя из этого, И-и и старалась застолбить свое право первооткрывательницы.

Чертыхнувшись про себя, отец отправился вслед за дочкой.

На берегу, немного не достигая самого озера, лежало нечто бесформенное, снизу более широкое, сверху более узкое, серебристого цвета, размерами с четверть самой И-и.

– М-да, – сказал папа, обойдя это нечто вокруг, – совершенно непонятная вещь, да и как ты будешь с ней играть? Она ведь большая для тебя… Давай-ка мы все же, для порядка, позовем сюда маму и решим, что нам с этим делать.

Вскоре мама вместе с гостившим у них в это время дедушкой были уже у новой игрушки И-и. А вслед за ними примчались и любопытные И-ру и И-те.

– Откуда это здесь взялось? – удивилась мама, подойдя поближе, – и что это такое?

Может, оно свалилось с неба? – предположил дедушка, вызвав этим взрыв смеха у присутствующих сорванцов.

– Ха-ха, игрушка с неба! – потешались они, – мы сейчас всем будем рассказывать, что у И-и появилась игрушка с неба! Вот умора! Лучше выбросить это куда-нибудь подальше!

И они, весело смеясь, а на самом деле остро завидуя И-и, сделав вид, что потеряли интерес к происходящему, помчались прочь.

– Не говори ерунду! – сердито сказал дедушке отец, – где ты видел, чтобы такое падало с неба? Занялся бы лучше чем-то полезным. Все лучше, чем болтать по пустому, а то от безделья к вам всякие глупые мысли лезут…

Отец имел в виду собрание стариков, куда в последнее время зачастил дедушка, проводя там время за спорами на всевозможные темы, частенько не имеющими отношение к действительности. Дедушка обиделся и замолчал.

– Может, действительно выбросить это куда подальше? – с сомнением спросила мама.

– Ну, не плачь, – остановил готовую расплакаться от обиды И-и отец, – правда, никто из нас никогда не видел такой странной вещицы… Впрочем, – на правах хозяина дома заключил он, – вреда от нее, я думаю, для тебя не будет. Пускай себе лежит здесь. И будет считаться твоей игрушкой.

И-и радостно пискнула и тут же, забыв поблагодарить, унеслась прочь сообщать подружкам, что у нее появилась новая, только ее, игрушка.

– По крайней мере, – добавил отец в сторону мамы и дедушки, – теперь она хотя бы некоторое время не будет убегать далеко от дома…

Спустя какое-то время И-и и две ее самые близкие подружки, О-о и У-у, были уже возле новой игрушки.

– Вы умеете сохранять тайны? – спросила подружек И-и,

– Конечно! – в один голос ответили заинтригованные подружки.

– Тогда поклянитесь, что никому не скажете ту тайну, что я вам сейчас расскажу!

– Клянемся! А что ты расскажешь?

– Эта игрушка живая!

– Не может быть! – удивленно хором воскликнули подружки, – а с чего ты это взяла?

– Я никому из взрослых не сказала это, иначе они отобрали бы игрушку, – ответила И-и, – когда я ее нашла, она тихо время от времени жужжала.

– Слушайте, а, может быть, сама живая игрушка находится там, внутри, под этим серебристым верхом? – осмотрев игрушку внезапно предположила более старшая и, соответственно, более опытная О-о, – ведь мы делаем иногда домики для своих игрушек.

– Правда, – подхватила У-у, – может, у твоей игрушки просто домик сверху, а она в нем прячется. Давай попробуем снять его.

– Ты что? – заволновалась И-и, – еще сломаем ее!

– Ничего не сломаем, мы тихонько, – подхватила совет подружки О-о, – совсем чуть-чуть, ну давай!

– Ладно, но только чуть-чуть, – сдалась И-и под дружным напором подружек.

– Тогда зацепим с трех сторон и тихонько потянем на себя, – предложила О-о.

Подружки осторожно вцепились в серебристые, оказавшиеся удивительно мягкими, складки и потянули их в разные стороны. Они поддались, но вдруг что-то мелькнуло, и перед изумленными подружками вместо большой игрушки остался всего-навсего небольшой серебристый комок. Игрушка исчезла. Лишь на поверхности остались два ряда странных рубчатых следов, идущих куда-то в сторону.

Маленькая И-и, осознав, что игрушка потеряна, горько заплакала, Не менее ошарашенные подружки, как могли, пытались утешить ее.

– Ну, не плачь! Пойдем поищем, куда она могла сбежать! – сказала О-о.

– А следы ведут по берегу нашего озера, – добавила У-у, – побежали по ним!

– Давайте прежде искупаемся, – предложила О-о.

– Может, сначала игрушку догоним? – всхлипывая, спросила И-и, которой не терпелось найти и поиграть с новой игрушкой.

– А куда она денется? Купаться! – решительно объявила О-о, – погода – ну просто прелесть! Правда, жарковато немного, охладимся в озере!

Небо было, как и ранее, девственно чистым и черным, одна большая и четыре маленьких луны висели над горизонтом. Теплый слабый ветерок воздуха, смеси азота и метана, в полмиллиона раз более разреженного, чем на Земле, еле чувствовался на берегу.

– Приготовились, – смеясь, скомандовала О-о, – кто быстрее?

2

…Джон Рэдклифф, начальник управления «Плутон» Центра управления полетами, казалось, вообще перестал спать ночами. Его жена первое время пыталась как-то успокоить мужа, вселить в него уверенность или хотя бы как-то отвлечь его чем то другим, но с каждым днем сделать что-либо в этом направлении было все труднее и труднее. Он похудел, глаза ввалились и покраснели, голос стал хриплым, а и без того непростой характер совсем испортился. Он в огромных количествах поглощал кофе и взрывался по любому поводу или даже без него. Сотрудники его отдела понимали своего начальника. Они тоже работали, не покладая рук, практически дневали и ночевали на рабочих местах, но – увы – исправить ничего не могли.

Зонд, отправленный много земных лет назад для исследования двойной планеты – Плутона и его крупнейшего спутника Харона, имел дополнительную важную цель – высадить на поверхность Плутона лабораторию, не стационарную, а мобильную, последнее слово земной техники. Она представляла собой прямоугольный корпус на шести больших рубчатых металлических колесах. Сложная начинка корпуса – система внутреннего подогрева и энергоснабжения, питаемая небольшим ядерным реактором, внешняя защитная оболочка-термостат, необходимость периодически скрывать внутри корпуса некоторые агрегаты, которые должны были работать периодически, но могли выйти из строя от действия чудовищного холода, царившего на планете, наконец, двигательная система лаборатории, запитанная все от того же реактора – несмотря на все старания конструкторов, обусловили некоторую громоздкость конструкции. Внешне лаборатория напоминала собой большой внедорожник на шести колесах, не уступая ему своими размерами. Собственная автоматика и заложенные программы предоставляли лаборатории достаточную степень автономности.

Без приключений преодолев миллиарды километров, отделившись от зонда, лаборатория направилась к своей конечной цели.

Учитывая разреженность атмосферы, исключающую посадку под куполом парашюта, конструкторы придумали оригинальную систему посадки, превратив лабораторию в большой надутый мяч.

Скрытая в накачанной азотом шарообразной оболочке, похожая на гигантский надутый шар, и, в сущности, будучи им, упав на поверхность Плутона, она запрыгала, как мячик. С каждым прыжком взлетая все ниже и ниже, шар, наконец, просто покатился по ледяной поверхности и затем окончательно остановился у подножия какого-то холма. Система стабилизации повернула лабораторию колесами вниз, и именно тогда произошла та неожиданность, которая поставила экспедицию на грань провала. Сдувшаяся внешняя многослойная оболочка не сбросилась, как это было задумано конструкторами. И она уже не позволила ни развернуться системе антенн связи с зондом, ни работать ни одному из нескольких имеющихся в наличии манипуляторов.

Слабенький сигнал телеметрии лаборатории, отправленный с помощью внутрикорпусной небольшой антенны, с большими искажениями принятый зондом, через четверть земных суток все же дошел до адресата. Сотрудникам управления стоило больших трудов по обрывочным данным понять, что же случилось со спускаемым аппаратом. К их чести, надо признать, им удалось понять, что случилось с далекой лабораторией, но причину случившегося установить все же не удалось. Как не удалось найти и способ сорвать проклятую оболочку. Такого казуса ни разу не случилось при сотнях земных испытаний.

Вот тогда управление «Плутон» и перешло практически на военное положение, превратившись в сплошное совещание без перерывов. Снова десятки раз прогонялся сброс оболочки-шара оставшегося на Земле аналога лаборатории. И снова ни одного сбоя. Что же случилось там, за миллиарды километров? Ответа не было.

По командам с Земли время от времени включались моторы выдвижных манипуляторов в попытках сорвать оболочку. Все было напрасно. После многочисленных безуспешных попыток реанимировать лабораторию даже самым оптимистично настроенным сотрудникам Центра управления полетами стало понятно, что она потеряна безвозвратно. Приближался день, когда о провале исключительно дорогостоящей экспедиции надо было объявлять официально. Вот тогда Джон и перестал спать ночами, перебравшись жить в свой кабинет, изредка подремывая в каком-либо кресле, но и в дреме снова и снова в тысячный раз анализируя ситуацию в поисках выхода.

Каково же было всеобщее удивление, когда кружащийся вокруг Плутона зонд вдруг прислал полный набор телеметрии с пропавшей лаборатории. По распоряжению Джона оператор осторожно взял управление вдруг удивительным образом ожившим спускаемым аппаратом на себя. Первой же командой, поступившей на лабораторию, была команда осмотреться, провести круговую панорамную съемку и провести анализ почвы.

Хотя все в управлении, в том числе и сам Джон, знали, как долго придется ждать ответного сигнала лаборатории, за каких-то полчаса все сотрудники управления – и те, кто уже сдал смену, и те, кто был на выходных – собрались в конференц-зале у огромного, на всю стену, монитора. Другого места, чтобы вместить всех желающих, просто не было. Еще через час их число существенно выросло за счет руководства Центра управления полетами. Никто никуда не уходил, в зале стоял негромкий гул от вполголоса обменивающихся впечатлениями людей.

Ожидание ответных сигналов, казалось, растянулось на неделю.

Уже было за полночь, когда, наконец, в наступившей полной тишине настолько взволнованный, что еле держащий себя в руках Джон вышел из аппаратной, подошел вплотную к экрану и остановился лицом к нему. Находившиеся в помещении люди вскочили с мест и тесной толпой сгрудились у него за спиной. И картинка на экране изменилась.

Замершие люди, затаив дыхание, смотрели на отличного качества снимки поверхности – вид чужого далекого мира. А на фотографиях, в общем-то, не было ничего особенного. Неподалеку возвышался высокий холм, вокруг лаборатории находилось несколько бесформенных камней, самые крупные из которых были раза в три больших самой лаборатории, далее видны были горы. А сам спускаемый аппарат находился на большом ровном плато, покрытом, по результатам первых же анализов, сделанных заработавшими манипуляторами, азотным льдом. Несколько небольших угловатых камней, судя по всему, отколовшиеся от находившегося рядом большого валуна, придавливал край злосчастной оболочки. Видимо, по счастливой случайности, падая, камни зацепили и сдвинули ее, позволив манипуляторам лаборатории наконец-то освободиться.

Некоторое время царила полная тишина, а затем стены содрогнулись от восторженных воплей присутствующих, и в воздух взлетел подброшенный множеством рук теперь уже счастливый Джон Рэдклифф…

С учетом того, что на каждую команду и ожидание ответной реакции аппарата вместе уходила без малого половина суток, вывод внезапно ожившей лаборатории за пределы каменной россыпи, в которой он находился, занял две недели. Выведя ее на чистое пространство, Джон облегченно вздохнул и, задав направление на ближайший горный хребет, доверился собственной автоматике лаборатории и дал команду включить автопилот. Аппарат отправился в путь, медленно, ощупывая сенсорами окружающее пространство, время от времени останавливаясь для анализа очередных образцов почвы, оставляя за собой четко отпечатывающийся на льду рубчатый след.

А первую панорамную фотографию поверхности Плутона Джон распорядился распечатать, заключить в раму и в виде картины повесил у себя в кабинете так, чтобы она всегда была у него перед глазами. И, оставаясь с картиной наедине, он часто пристально вглядывался в камни, холмы и далекие горы, словно пытаясь разгадать изредка мучавшее ощущение, что мимо него прошло что-то важное, не замеченное ни им, ни кем-то другим…

3

… Скорость передвижения земного аппарата, несостоявшейся небесной игрушки И-и, была очень небольшой, но это по земным меркам. А вот для юных плутонианок она была чрезвычайно большой, запредельной. Они просто не замечали так быстро мчавшийся земной механизм.

По телепатически принятой команде О-о три резвуньи-подружки принялись усиленно отращивать нижние кристаллики, двигающие их угловатые покрытые хлопьями замерзшего азота тела, и затем, за земные сутки преодолев оставшееся до купальни расстояние в полметра (но чрезвычайно быстро по меркам кристаллических жителей холодного Плутона), разом начали погружаться в приятную прохладу замерзшего метанового озера, растапливая его лед своим теплом.

Что с них взять? Они были совсем еще маленькими, И-и и две ее подружки. Они пока еще едва разменяли полдесятка лет. Ну и что из того, что каждый плутонианский год длиной две с половиной сотни лет по меркам земного времени?

К-р-а-с-о-т-к-а

1

Необыкновенно! Чудесно! Великолепно! Блестяще! Все лучшие эпитеты мира можно было применить к состоянию души Майкла, когда он, улыбаясь, выходил утром из душа, растираясь жестким (как он любил) полотенцем. Они все-таки нашли ее, планету-мечту, планету чистого, нет, девственно чистейшего класса «А». В этом теперь уже не было ни малейшего сомнения. Красота! Да, именно так они назовут ее по праву первооткрывателей – Красота! Нет! К-р-а-с-о-т-к-а! Именно так, через черточку после каждой буквы! Хотя, разве дадут эти бумажные черви в канцеляриях такое начертание имени? Вернее всего, черта с два! Даже с названием Красотка, даже без черточек, конечно, возникнут сложности, куда уж без них в современном мире? Теперь, кажется, даже рулон туалетной бумаги без черт-знает-каких сложностей не купишь! Вам ту? А может эту? Та двухслойная, эта трехслойная, на этой напечатаны стихи, на той проза. Что вы желаете? Может быть желаете нанести на нее фото кого-либо из… как это мягче сказать… недругов, чтобы потом ими… Ну, вы же понимаете? Конечно, это не приветствуется, но за определенную плату… И при этом не одна, а две, а то и три сногсшибающие девушки, с любой из которых приятно было бы сидеть где-нибудь в ресторане, но никак не обсуждать достоинства туалетной бумаги, вводят все это тебе в уши!

Но сейчас ничто не могло согнать счастливую улыбку с лица Майкла. И точно такую же счастливую физиономию увидел он на лице Руни, когда через четверть часа встретился с ним за завтраком в небольшой кают-компании. Видимо, их обоих одолевали абсолютно одинаковые чувства. Впрочем, такую улыбку они видели друг у друга уже месяца полтора, с того дня, когда для них все окончательно стало ясно.