Глава пятая

1

Утром, с восходом солнца, Ждан и Любава по льду перебрались через Днепр. Извилистой тропинкой поднялись к Аскольдовой могиле, а там и на гору, в Угорское. Отсюда через голые вершины деревьев уже просвечивались золотые кресты киевских соборов.

Усталые кони свернули на широкую наезженную дорогу. Любава едва держалась в седле. Лицо её осунулось, тёмные глаза погасли, пухлые, когда-то розовые губы запеклись, воспалились. Левая рука безжизненно свисала вниз. Рана и верховая езда совсем лишили её сил.

Ждан ехал рядом и поддерживал её за стан.

– Потерпи ещё немного, любимая, потерпи, – шептал он. – Уже скоро… Вот-вот доберёмся… А там Самуил найдёт знахаря или знахарку.

Он страдал вместе с нею. У неё болела рука, у него – сердце.

Иногда странное происходит с нами: раз или два встретишь случайно человека, поговоришь с ним – проникнешься к нему симпатией или полюбишь на всю жизнь. А особенно если это девушка, что с первого взгляда запала тебе в душу. И всегда эти встречи такие необычные… Вот так и Любава неожиданно вошла в жизнь Ждана ясною зорькой и стала вдруг такой родной и дорогой, что без неё Ждан уже не представлял самого себя.

Оставив по левую руку Клов, они выехали на высокое взгорье. Стояло погожее предвесеннее утро. Из-за Днепра поднималось отдохнувшее солнце. Над Киевом, который открылся им за широкой долиной, поднимались в голубое небо весёлые сизоватые дымы. Под копытами коней звучно потрескивал молодой ледок…

Но наконец-то и Киев. Знакомая узкая улочка. Вот и Самуилово жилище.

На громкий стук ворота открыл сам хозяин. И, увидав Ждана и Любаву, оторопел:

– Вы? Какими ветрами? Никак не думал. Заезжайте, заезжайте, дорогие гости! – Румяный после тёплой хаты, простоволосый, в кожушке нараспашку, он искренне обрадовался их приезду и, довольный, суетился, ерошил волосы, потирал руки. И лишь заведя коней во двор, внимательнее посмотрел на Любаву, что молча сутулилась в седле, и взволнованно воскликнул: – Да на тебе лица нет, девонька! Что с тобой случилось?

Ждан ловко соскочил на землю, снял девушку с коня.

– Она ранена, дядька Самуил. Ей знахарь нужен, чтобы кровь заговорил, унял… Всю ночь мы сюда ехали из Глебова. Князь Игорь взял его на щит и всех вырубил…

– Князь Игорь? Всех вырубил? Что ты говоришь?…

– Я потом расскажу, дядька Самуил, а сейчас нужно Любаву спасать! Сам видишь – едва на ногах держится…

– Да-да, – заспешил Самуил и, позвав конюшего, велел присмотреть за конями, а сам, как был полуодетым, без шапки, повёл приехавших со двора. – Пошли к Славуте… Пусть он посмотрит.

Несмотря на раннее время, боярин уже сидел за столом и что-то писал. Самуил ещё с порога известил:

– Вуйко, спаси эту дивчину… Это Любава из Глебова… Я тебе рассказывал, как они с дедом нас приветили и угощали, когда мы с Жданом едва в поле не замёрзли.

– Что с нею приключилось?

– У неё рука поранена, боярин, – сказал Ждан.

– Снимай с неё кожух и посади вот сюда, на лавку, – кивнул Славута и, открыв дверь, крикнул кому-то во внутреннее помещение: – Текла, Хорошко, принесите скорей горячей воды, чистое полотно и мой сундучок с зельем! И потом завтрак нам приготовьте!

Пока Ждан снимал с Любавы кожушок, боярин тоже разделся до рубахи, засучил рукава и легонько коснулся повязки на руке Любавы.

Девушка вскрикнула и закусила губу.

– Ей же больно! – крикнул Ждан и шагнул вперёд, словно хотел отстранить боярина от раненой.

Тот пристальным взглядом его остановил:

– Кем она доводится тебе, отрок?

Ждан покраснел. А Самуил хитро прищурился, как делал это всегда, когда ведал, что сказать, но предпочитал промолчать. Наблюдательный Славута всё приметил и, не дожидаясь ответа, улыбнулся:

– А-а, понятно – твоя ненаглядная… – и, посерьёзнев, добавил: – Знай, Ждан, ей будет больно, рана, видать, глубокая – вон сколько крови вытекло… Нужно потерпеть, – погладил девушку по голове. – Правда же, Любава? Потерпишь?… Ложись, голубушка.

Он положил ей под голову подушку, а сам сел рядом на табуретке. К этому времени немолодая полнолицая женщина, наверное кухарка, внесла кувшин горячей воды, а Хорошко, подросток лет четырнадцати – свёрток полотна и сундучок, наполненный знахарскими принадлежностями и маленькими горшочками с мазями. Поставив всё на пол, они сразу же вышли.

Ждан шепнул Самуилу на ухо, уважительно кивнув на Славуту:

– Он что? И знахарь тоже?

– Всё он умеет, ко всему способный… Куда там до него знахарям! Он у ромейских лекарей учился, а теперь даже их сможет заткнуть за пояс. Князь и княгиня, когда занемогут, только за ним посылают. У него рука лёгкая и глаз добрый, – тоже шёпотом ответил Самуил. – Вот почему я привёл вас сюда. К нему…

Славута осторожно ножницами обрезал пропитанную кровью, заскорузлую повязку, что прикипела к ране, потом водой из кувшина обильно смочил оставшуюся часть её, чтобы размякла. И только потом резким движением оторвал её от тела.

Из раны хлынула кровь. Любава жалобно вскрикнула и тут же потеряла сознание.

Ждан вздрогнул и застонал, словно и ему стало нестерпимо больно.

Славута, успокаивая, покачал головой:

– Ничего, ничего! От обморока не умирают. Зато сукровица и порченая кровь отойдут… А это – к выздоровлению…

Он отрезал длинный кусок тонкого выбеленного полотна, густо намазал его мазью, которая пахла и воском, и мёдом, и луком, и корнем аира, и ещё какими-то травами. Затем туго обмотал девушке руку.

Любава открыла глаза, тихо спросила:

– Где я? Что со мной?

Славута погладил её по щеке:

– Всё хорошо, голубушка. Самое худшее позади… Но ты лежи, лежи, отдыхай пока. А мы тут приберём все, поговорим немного, пока Текла завтрак принесёт. А когда подкрепимся, тебе сразу станет легче. Потом ты уснёшь…

Пока Хорошко убирал в комнате, Славута прикрыл Любаву пёстрым одеялом и пригласил мужчин сесть к столу.

– Ну, Ждан, ты с далёкой дороги. Где побывал, что видел, что слыхал? Вижу, нечто недоброе привело тебя с Любавой в Киев… Всё, всё рассказывай!

Чем дольше говорил Ждан, тем печальней становились глаза старого боярина, тем больше хмурился он. Глубокими морщинами покрылся его высокий лоб. А когда рассказал, как по велению Игоря взяли Глебов, как, не жалея ни женщин, ни детей, ни стариков, уничтожали всех подряд, закрыл лицо руками и с болью не сказал – простонал:

– Ох, Игорь, Игорь! Что же ты натворил! Из всех Ольговичей, кроме Святослава, ты мне самый близкий, родной! Как сын! Я тебя, малого, на руках носил, уму-разуму учил! А ты вот как меня отблагодарил… Знаю, горячая в тебе кровь, честолюбивы помыслы, необузданные порывы порой охватывали тебя, но чтобы такое учинить!.. Где же твоё сердце и честь твоя где? Неужто спали они в ту лихую минуту, когда занёс меч на брата своего Владимира, когда затеял котору между князьями?… А князь Владимир! Смелый сокол наш переяславский! Первый среди ратоборцев в степи половецкой! Как же ты, княже, осмелился оставить братьев своих по оружию на краю поля половецкого? Как решился пойти стезёю татя-разбойника? Кто надоумил тебя разорять землю Северскую с мечом и подлыми намерениями? – Славута умолк и, склонив седую голову на руки, долго сидел в мрачной задумчивости, а потом, видимо, решился на важный шаг и тихо произнёс: – Надобно обо всём рассказать князю Святославу…

2

Однако оказалось, что Святослава в Киеве нет – утром уехал с княгиней и сынами в Белгород.

– Князь Рюрик пригласил их на охоту, – пояснил покладник^[48] князя, которого они встретили на княжеском дворе.

Самуил и Ждан разочарованно развели руками. Вот досада! Знали бы – сразу после завтрака направились сюда. Славута своих чувств никак не проявил. Немного подумал, а потом решительно сказал:

– Ну что ж, тогда и мы в Белгород поскачем. Тем лучше – обоих великих князей там застанем…

Собирались недолго. Кони осёдланы, мечи – на боку, саквы с хлебом и солониной приторочены, и небольшой отряд (с боярином ехали ещё два отрока-охранника), миновав Золотые ворота, направился на запад.

Двадцать вёрст вскоре были позади. И вот показались кресты церквей, высокие стены с заборолами и башнями, могучие земляные валы, небольшие домики посада, что привольно распростёрся над обрывистым берегом Ирпеня.

Белгород! Западная твердыня Киева!

Почти двести лет защищает он ближние подступы к столице Руси. И не раз спотыкались о него и печенеги, и половцы, и поляки, и свои, охваченные гордыней и честолюбием князья, что надеялись пробиться копьями к золотому столу киевскому.

Стоит Белгород возле торного шляха, что ведёт на Волынь и в Галицкое княжество, в Польшу и Венгрию, в Моравию, Чехию, а там и дальше – в Священную Римскую империю. Крепкий орешек для нападающих завоевателей!

Любимый город великого князя Владимира Святославича, Белгород на протяжении двух веков оставался временной резиденцией киевских князей. Они всегда любили пожить здесь в просторных, пышных хоромах детинца, поохотиться в древних вековых борах и привольных полях на медведя или тура, искупаться летом в тихой чистой воде Ирпеня, отдохнуть от шумливой столицы.

Ныне здесь живёт постоянно Рюрик.

Всадники остановились перед киевскими воротами. Старший сторожи узнал боярина, поклонился. Не слезая с коня, Славута по-дружески похлопал его по плечу:

– А-а, Савелий! Как поживаешь?… Святослав уже здесь?

– Недавно с княгиней прибыли.

– Когда же на охоту?

– Собираются завтра поутру…

– Значит, мы вовремя… Проводи же нас в детинец! К князю Рюрику!

Детинец, внутреннее укрепление, где жил князь, отделялся от города таким же глубоким рвом и высоким валом, как и город от поля. Расположен он был в юго-западной части Белгорода, над крутым обрывом. На валу темнели дубовые заборола и сторожевые башни с бойницами, а в центральной части его высились каменные княжеские хоромы и гридница. Вдоль вала, прижимаясь к нему, стояли хозяйственные постройки – конюшни, сарай для возов и саней, кухня, амбар и кладовая…

На каменное крыльцо вышел княжич Олег Святославич.

– Славута! – улыбнулся он. – Заходи! Отец и князь Рюрик будут рады тебе!

– Я не один.

– Вижу… Самуил тут и… кажется, конюший князя Игоря… Заходите, все заходите!

Белгородские хоромы по пышности, удобствам и богатству не уступали киевским. Украшенные майоликой, блестящими изразцами, прозрачным и цветным ромейским стеклом, а также ромейскими коврами, они сияли под косыми лучами солнца, что врывались в узкие стрельчатые окна.

В большом зале, куда княжич Олег ввёл Славуту с его спутниками, – многолюдно. За длинным столом с опорожненной посудой сидели Рюрик, Святослав с сыновьями – Всеволодом и Владимиром. А в дальнем углу, возле окна, собрались тесной группкой женщины. В центре была хозяйка дома, вторая жена князя Рюрика, чернобровая, полнолицая женщина лет около сорока – Анна Юрьевна, дочь туровского князя Юрия Ярославича, она показывала Марии Васильковне и двум невесткам свои вышивки.

Была она шустрой, весёлой, любила посмеяться, посудачить, а особенно любила вышивки – сама вышивала целыми днями, дочек приучила к этому делу и дворовых девушек. Похвалиться ей было чем: её вышивки вызывали восхищение у всех, кто хотя бы немного разбирался в рукоделии.

После взаимных приветствий Святослав, узнав Ждана, нахмурился и спросил Славуту:

– Что-то случилось, боярин? Помнится мне, этот молодец всегда приносит нежданные вести…

– Случилось, княже, – ответил Славута. – Игорь и Владимир Переяславский начали меж собою котору, настоящую войну… Но про это лучше расскажет конюший князя Игоря.

В полной тишине выслушали рассказ Ждана. Никто ни словом не обмолвился, не перебивал его, ничего не переспрашивал. Только хмурились всё больше Святослав и Рюрик, а у молодых князей сжимались от возмущения кулаки.

Молчание нарушил Святослав:

– О ссоре между Игорем и Владимиром на Пеле мы уже знаем. Но о том, что она так далеко зашла, не ждал я. Нет, никак не ждал, когда посылал молодых князей на Кончака, что этот поход закончится погромом русских земель! Проклятье!.. Мог ли я подумать, что начнутся межусобицы между князьями, что прольётся кровь русских людей…

– И я не предполагал этого, – сказал Рюрик раздражённо. – Виноват прежде всего Владимир, за что и поплатился!

– Виновен больше Игорь! – возразил Святослав. – Он старший, более сведущий. В его руках было большое войско, и обязан был думать не о добыче для себя да северских князей, а о том, как найти и победить Кончака или хотя бы погромить его основные силы… Он должен был Владимира поставить в голову войска, послать в сторожу его полк, а не самому лезть вперёд. Так разумный воевода не поступает! Нет, не поступает!.. Конечно, и Владимир не без греха, но Игорев грех больший!.. Подумать только – один грабит земли своего одноплеменника, а другой, чтобы отомстить ему, вырезает и сжигает целый город!.. Это же злодейство! Из-за чего?… Доподлинно зная, что половцы объединяются, чтобы всеми силами идти на Русь, затеяли свару, которая может обратиться в погибельную для всех братоубийственную битву! Мы должны, братья, подумать, что надобно нам сделать, чтобы предотвратить это страшное лихо…

– А также как предотвратить нападение Кончака, – добавил Рюрик, повернулся к окну, где сидели женщины, и сказал: – Княгиня, ты повела бы гостей к себе и показала, как научились вышивать наши дочки. У Марии Васильковны есть неженатые сыновья – глядишь, князь с княгиней и зашлют к нам сватов!

Анна сразу поняла, что мужчинам надо остаться одним, поднялась и пригласила княгинь на свою половину. А князья поудобнее устроились за столом и начали обсуждать опасное положение, что нежданно-негаданно возникло в южнорусских княжествах в результате яростной вражды между Игорем и Владимиром.

– Собрать снем^[49], – предложил Всеволод Чермный, – и на нём их помирить!

– А если они не согласятся пойти на замирение? Или только сделают вид, что помирились? – возразил его брат Владимир. – И останется искра, которая станет тлеть и дальше, пока вновь не заполыхает огонь!..

– Тогда силой заставить! – воскликнул молодой княжич Олег.

Рюрик невесело усмехнулся:

– Хм, силой! Чтобы старое вернулось? Чтобы снова разгорелась на Русской земле межусобица между Ольговичами и Мономаховичами? Нет, надо обойтись без силы… Ещё никогда половцы не были так сплочены и так сильны, как теперь! И если между князьями вспыхнет вражда и перерастёт в настоящую бойню, которую мы с князем Святославом погасили разумом несколько лет назад, то половцы непременно воспользуются такой счастливой для них возможностью и нападут на Русь. И Бог ведает, чем всё это может закончиться…

– Если князья дозволят слово молвить… – подал голос боярин Славута.

– Говори, Славута, говори, – кивнул озабоченный Святослав.

– Князь Рюрик правильно мыслит: Игоря с Владимиром не силой, не оружием надо мирить, а добрым словом. – Славута обвёл взглядом своих ясных глаз присутствующих и, не услыхав возражений, повёл речь дальше: – Однако боюсь я, что сделать это нелегко. Оба они молодые, горячие, честолюбивые… Пожалуй, мнится мне, наилучший выход – позвать обоих в новый поход, а ведь такой предвидится, чтобы общая высокая цель соединила их сердца.

Святослав в знак согласия склонил голову.

– Я тоже так думаю: не ждать, пока Кончак, Кза и Кобяк объединёнными силами ударят на Киев или Переяславль. Зимний налёт ханов Кончака и Туглия – это лишь предварительный поход. Кончак начал с разрушения городов по Суле, и теперь ему открыт путь вглубь Русской земли.

– Вот и надобно на него ударить раньше! Чтобы не успели половцы копытами своих коней потоптать наши села и города! – воскликнул Всеволод Чермный.

– К этому и веду… Созовём всех князей – и с Киевской, и с Северской, и с Волынской, и со Смоленской, и с Галицкой земель – да общими силами и ударим!.. Поход Игоря не принёс желанной победы. Наоборот, обернулся скорбью и несчастьем для Русской земли. Кончак будет потешаться над нами, когда узнает, чем закончился этот горестный поход. Но чтобы не радовался прежде времени, мы соберём всю силу Русской земли и погромим его в половецких степях.

– А когда сможем выступить? – спросил княжич Владимир.

Святослав задумался.

– Чтобы как следует подготовиться, потребуется какое-то время. Мы с Рюриком пошлём к князьям гонцов, чтобы прибыли с дружинами в Киев до конца мая. А ты, Самуил, – обратился он к купцу, сидящему с Жданом в конце стола, – как только подсохнет, выезжай с товарами в половецкую степь. Выведывай, где будут в это лето их кочевья, каковы намерения Кончака и Кобяка. Должен вернуться домой в последнюю неделю мая. Если же задержишься, то дожидайся нас возле Переволочной – мы там будем переправляться через Днепр.

– Понял, княже.

– А твой молодой друг Ждан, – продолжал Святослав, – как я уже заметил, сметливый хлопец. Я хочу послать его с письмом к Игорю… Нужно высказать князю наше недовольство им и позвать в новый поход. Пусть готовится со своими братьями.

– Пусть готовится! – согласился со Святославом Рюрик. – А я напишу о том же Владимиру Глебовичу.

Ждан никак не ожидал такого поворота событий. Уехать от Любавы… Да ещё к Игорю, который неизвестно ещё, как отнесётся к беглецу. Ехать к нему не хотелось. Да как возразить великому князю?!

Его замешательство заметил боярин Славута.