Апрельский день был прекрасен. Солнце ласкало природу нежными лучами, от которых пока ещё не было жарко. По голубому океану небес лениво плыли редкие облака. Деревья и кустарник уже принарядились в свежий наряд с зелёными кружевами. В воздухе витало состояние надежды и лёгкой радости от того, что тебя ждёт впереди что-то хорошее. Соответствующая погодка поселилась бы также в душе, если бы не досадное обстоятельство – дело происходило на кладбище.
Мы с подругой шли по неровной дорожке из глинозёма поглядывая по сторонам. Оказались в здешних, отнюдь не очень весёлых местах по традиционной причине: наступила Пасха. Вообще-то, священники наложили чуть ли не епитимью на посещающих кладбищ в их церковный праздник. Но коли на Руси нравится поминать родных именно в светлую Пасху, тут сам Всевышний бессилен! Родительский день? Так на него ещё нахлынет люд, кто бы сомневался!
У Галины усопшие родители как раз лежали у центральной аллеи. Мои родственники, отошедшие в края далёкие, из коих нет возврата, находились по соседству. Подруга прибралась у своих пораньше. Подошла ко мне:
– Ты скоро, Юль?
Я уже протёрла памятник влажной тряпкой и подмела возле него. Поправив в вазочке пластмассовую пародию на живой букет, а заодно – юбку, бросила:
– Щас, только мусор выброшу.
После наведения порядка на могилке ещё раз глянула на фото родных, вздохнувши, попрощалась с ними. Махнула подруге рукой:
– Пошли отсюда. Слава Богу, здесь мы пока на правах гостей.
Направились по дорожке к воротам. Вокруг тоже суетились люди, пытавшиеся как бы загладить невольную вину перед умершими примерной зачисткой захоронений. Галина остановилась у ограды из витого металла с массивными цепями. На её лице мелькнуло едва заметное мученическое чувство, что несколько обескуражило меня.
Внутри обширной площадки возвышались два надгробия, резко контрастировавшие по цвету. Один – из чёрного гранита – громоздился так, что подавлял прочие образцы вокруг; на нём был отбит профиль крепко сбитого, мужчины чуть в годах. Судя по физиономии хозяина последнего пристанища, он и тут был не против изображать из себя крутого молодца̀.
Рядом располагался памятник чуть поменьше, но пошире и более трогательный; его сработали из белого мрамора. Две по пояс вырезанные из камня женщины устремились друг к другу, и уже приобнялись за плечи. Покойницы были изображены на верхушке плиты. Ниже с фотографий взирали из того мира в этот два лица, одно из них была явно старше второго. В дополнение к печальной атмосфере разнёсся медленный перезвон колоколов с недалёкой звонницы.
Фамилия на всех троих значилась одна – некие Цыганковы, что мне не о чём не говорило.
– Знакомые? – поинтересовалась у подруги.
– Ты что, не знаешь этого? – сделала ударение на последнем слове Галина, указав на увековеченного «крутяшку». Она удивилась моей неосведомлённости в местных суете, о которой, якобы, должен знать всяк живущий. Произнесла опять со значением:
– Это же Цыган! О нём в районе кто не наслышан.
Кивнула на белую плиту:
– Рядом – жена и дочь. Смерть их примирила-таки.
– Судя по датам, они в разное время здесь улеглись, – заметила я. И сделала для себя вывод: смерть их соединила не по причине аварии или пожара. Тем не менее, интуиция подсказывала: какая-то общая драма просачивалась в их судьбе. Ужель шекспировские страсти? Во мне разгорелось любопытство.
– Так что случилась, Галь?
– Да плохо ладили мать с дочерью в последний год. Всё мужики виноваты.
– В супруге проблема? – заинтересовалась я.
– Измена?– Не совсем. Давай быстрее на маршрутку, по дороге расскажу. Сейчас народ на остановку подойдёт, не сядем.
***
Действительно, на остановке уже вытянулась змея из ожидавших общественный транспорт. Мы фактически оказались хвостом людского пресмыкающегося. Получалось, с кладбища укатим не меньше, чем через полчаса.
Мне всё не терпелось выяснить, что же случилось меж двух ближайших родственниц. Толкнула Галину:
– Не томи, рассказывай историю.
Она печально усмехнулась:
– Да у нас в Красноармейске произошёл тот несчастный случай.
Подруга вкратце поведала о происшедшем. И я, действительно, слышала о трагедии на остановке, когда у кинотеатра «Юбилейный» трамвай сбил молодую девушку. Потому высказала некоторое разочарование:
– Думала, болтовня какая-то. Вроде, городской легенды. Значит, всё правда?
Галина горько покачала головой:
– Это лишь концовка бабских разборок.
– Причём бабские разборки?! Не темни уж!– Да там всё очень сложно. Я же крёстная той молодой, что на могиле – Камиллы. Её мать – моя подруга Элеонора, у неё работала в фирме бухгалтером.
– Так а муж кто? Вид у него бандюганский, как не пытались его увековечить антилигентом.
Я намеренно подколола Галину, однако она даже не повела бровью – видно, для неё всё и так было ясно.
– Ходили слухи, в девяностые годы крышевал торгашей в районе. Потом остепенился, оборотился в цивилизованного бизнесмена. Ему принадлежало несколько магазинов и кафе. После его пристрелили. Небось, слышала?
Вот про это я знала. Чуть ли не стала свидетельницей преступления! Спешила утром на работу через двор в квартале. В полусотне метров раздался звук, похожий на тот, когда мокрую простыню сильно тряхнут. Потом малозаметный парень метнулся за угол здания. Я, ничего не поняв, побежала дальше. Уже в обед слух на работе прошелестел: «Грохнули крупного рэкетира. Так туда ему и дорога! Жил он, конечно, красиво, да сдох шустро. Что ж, такова планида подобных типов».
После моего комментария воспоминаний десятилетней давности Галина закивала:
– Перепугались мы тогда: что дальше-то с конторой будет? Притихли и ждём.
Она вдохнула:
– Жаль, машина в ремонте. Надоело стоять. Вот так всю жизнь ждёшь и ждёшь непонятно чего. На свою голову… Потом – бац, и что-то непредсказуемое случается.
На лице подруги вновь возникла тень непонятного для меня противоречия.
– Давай дальше, – напомнила я о главном сюжете. Моё любопытство – что муха: ни мне покоя не даёт, ни другим.
– Элька даже сороковину по мужу не отметила, – Галина отрицательно покачала головой. – Умотала с удовольствием залечивать душевные раны на Бали. После вернулась, загуляла на широкую ногу, будто горя не бывало.
– А кто стал заправлять в фирме?
– Да кто… Вылез на первый план начальник охраны, эдакий задорный, здоровенный брюнет Паша. Кстати, внешне похожий на Цыгана. Или они все там – в тюрьме – похожи.
Зато следствие по убийству руководителя фирмы застопорилось. Подозревали заместителя Цыганкова. Но через месяц его машина сбила насмерть вечером. Не знаю всех подробностей, по-моему, дело закрыли. Хотели, было, повесить дело на начальника охраны, но у него полное алиби! У Элеоноры тоже нашлись свидетели, что она как бы ни при чём. Хотя снимала через меня в те дни крупные суммы, но отчёта – никакого.
– Дальше – больше, – продолжила рассказчица. – Всё на глазах сотрудников конторы развивалось. Видим, спуталась Элеоноры с Пашей накрепко. Через три месяца в открытую стали миловаться, мотаться на машине туда-сюда. Как-то заехала в коттедж к Эльке, так гляжу, наш брюнет уже там столовается. Да до поры помалкивала.
В интонации Галины проскользнула нотка ревности, и я мысленно сыронизировала: «Тоже виды имела на Пашу?».
***
Маршрутки застряли где-то на линии, а народ уже подпирал сзади. В очереди роптали. Зато меня данное обстоятельство наоборот порадовало. Мы чуть отодвинулись вбок, и Галина повернулась ко мне:
– После всё клёво обернулось. Звонит по лету Элька и воет в трубку благим матом. Ничего не соображу, лишь понимаю, что накрыло её по полной программе. Начала успокаивать. Наконец, сквозь рыдания прорывается: «Подонок, я от него такого не ожидала». И что выясняется с «таким».
Обычно Элька обедала рядом с офисом в ресторане. Разумеется, с Пашей. В тот раз секретарь передаёт ей, что он умотал на склады за товаром. Она взяла такси и помчалась домой. Говорит: «У меня будто кошки скребли на душе, только не понимала, от чего». У неё, кстати, коттедж в посёлке Волго-Донского канала. Звонит в калитку. В ответ – тишина. Она ещё звонит.
Возникает в калитке взъерошенная Камилла. Эльке ей: «Ты что, до обеда дрыхла?». Та смущённо бормочет: «Меня Паша сейчас разбудил». Они шли по дорожке к дому, и Эля видит своего помощничка на пороге. Настораживается: «Ты чего здесь?». Хотя вопрос начинает звучать слегка глупо. Паша тоже мнётся: «Заскочил на минутку. Камилла просила отвезти в магазин». Элька мигом заскакивает в спальню дочери и замечает у кровати разорванный пакетик из-под известного с советской поры изделия №2. Ах вот какой магазин!.. «Что же ты доченька, не замела следы преступления?!» – вырвалось у неё. И Пашу припёрла к стенке: «Чего полез к моей дочери?» Он и выдал: «А что хочешь? Она ласковая, как кошка. А ты никогда со мной не была по-настоящему нежна.
Рыдала в трубку Эля, а я думала: «Ты, кума, всегда грубовата была, точно прапор в отставке». Она из тех фифочек, которые любят фуфырятся для улицы, а в доме сплошной бардак, что не пролезешь!.. Не зря позже Цыган прислугу нанял. Камилла, напротив, была нежной пай-девочкой, хотя себе на уме. Мы в офисе, честно говоря, даже не подозревали, что такой изумительный фокус вывернет. И её папа тоже ласково с женщинами обходился. Все даже завидовали Эльке и удивлялись: неужели в тюрьме курсы по обворожению преподают? Впрочем, такой мужик как приз – не всякому достаётся, у женщин ведь своя конкуренция. В общем, устроила Эля этим ахальникам трамтарарам, и они с треском вылетели из коттеджа.
Подъехала маршрутка, и очередь перед нами значительно уменьшилась. Я выжидающе глянула на Галину, понимая, что среди людей она вряд ли будет откровенничать. Ненавязчиво подтолкнула:
– Скоро следующая маршрутка подъедет.
***
В коричневых глазах Галины появилось замешательство. Словно ей стало неприятно тянуть дальше нить из клубка прошлого. Она чуть помедлила и продолжила:
– Приехала однажды Камилла, стала жаловаться. Мать разом обломала её с деньгами. Девочка привыкла шиковать, а теперь ей ничего не светило в будущем. И Пашку с работы Элька погнала. Он ничего толком не умел делать и нигде не мог пристроиться. У крестницы с ним начались потихоньку скандалы.
– Признаюсь тебе, Юля, честно, – обратилась ко мне Галина, – консультировалась я у знакомого психолога в медцентре «Salutem». Хотела помирить мать с дочкой. Он со встречным вопросом: «Элеонора точно любила мужа?». Ну я выдала тайну подруги: «Трудно понять. Делилась со мной: у неё непонятная тяга к Цыгану – как к своему отцу в детстве, которого любила и ненавидела одновременно. Всё хотела заслужить его расположение, чтобы он после её баловал. Так я спрашиваю доктора: «Что из этого выходит?». «Пусть приходит к нам, – отвечает. – Сама не справится с проблемой». И пояснил, показав цитату из книги знаменитого психиатра: мол, ближайшие родственники – часто наиболее вероятные жертвы преступления родного им человека, так как вызывают самые сильные чувства, в том числе агрессию. Я тогда покачала головой в недоумении от дикого парадокса: ничего не напутало умное «светило»? Ты же знаешь этих лучших друзей шизиков и алкашей: ты им пожалуешься, они тебе сразу диагноз! А доктор настаивал: «У вашей подруги комплекс Медеи, когда ненависть на супруга переносится на детей, коли они больше любят отца». И опять настойчиво попросил обратиться к ним. Ушла я от того психолога в смутном беспокойстве. Да, мы многое понимаем позже, когда уже поздно.
Уже зимой Камилла опять наведалась ко мне. Мы отправились в оранжерею, погуляли среди моих экзотических любимцев. Она всё плакала: «Мать возненавидела меня хуже всякого врага, не пускает в дом». Я тогда осторожно отодвинула девочку от одного красавца с листьями сердечком: «Не прикасайся к нему – его яд проникает даже через кожу. И ягодки любого отправят в преисподнюю». В самом деле это вьющееся растение считается очень опасным. Тут Камилла выдаёт: «Во-во, у меня что-то наподобие с Пашей». Я оторопела: «Ты о чём?». Она вся закраснелась, и я не выдержала: «Признавайся уж! Мы взрослые женщины». Она прошептала: «У меня после секса бывает состояние, как отравление, понимаешь, рвёт иногда». Вот те нате, чёрт из-под кровати! Я с такими вещами никогда не сталкивалась. Засмеялась и говорю: «Остаётся молиться, чтобы мать хотя бы завещание на тебя составила. Только ждать тебе этого, не дождаться». Затем оставила Камиллу по какой-то причине – уже не помню – одну в оранжерее. Помню лишь, крестница странно выглядела, уходя от меня.
Следующим летом узнаю о несчастье: умерла Эля. Мы с ней мало общались, её одолела в последнее время непонятная хворь – врачи то один диагноз ставили, то другой. А куме всё хуже! На похоронах вновь встретились с крестницей, в кафе на поминках сидели рядом. Камилла поделилась печальной новостью: «Тёть Галь, я Пашку бросила. А он взял и кинулся по пьяни с третьего этажа». Я тогда даже перекрестилась в испуге. Но она успокоила: «Выжил – упал на козырёк подъезда, сломал позвоночник. Лежит в больнице». И мне немного полегчало на душе.
У Галины сорвалось с языка:
– А вообще я думала, что ничего они обе не понимают в настоящей любви. Когда вот так сердце без причины захолонёт от взгляда на главного человека в твоей жизни…
А ягодки оказалось впереди! В августе крестница звонит в очередной раз и ошарашивает: «Мама приснилась. Стоит у могилки, протягивает две красные гвоздики и так жутко произносит: «Приходи завтра к кинотеатру «Юбилейный», садись на такси и приезжай ко мне на кладбище помянуть. И возьми эти противные цветы, один цветок отдашь своему папе». Крестница напомнила: «У неё же завтра день рождения. Надо ехать». Правда, ни я, ни Камилла не поняли, почему всего два цветка привиделось? Подумала и решила сделать фортель: купила четыре гвоздики, чтобы обоим покойникам досталось, как и положено, чётное количество. Мол, от себя положу пару цветочков.
Встречаемся на следующий день в обед на остановке. Бледную Камиллу трясёт, словно осиновый лист. Я ободряюще улыбалась, хотя внутри было беспокойно. «Не бойся, – говорю. – Я же с тобой». Она сквозь слёзы: «Крёстная, меня следователь повторно вызывает, обвиняют, что я отравила маму. В её организме нашли какую-то дрянь». Я заторопила её с такси. Внезапно Камилла дёрнула меня за рукав: «Мама у «Юбилейного» стоит». Я оцепенела, а она показывает в сторону кинотеатра: «Вон машет мне…». У меня зрение не ахти, поэтому вижу вдаль паршиво. Вроде как фигура в белом, похожая на Элю, маячит. Или мерещилось от жары? Не успела ничего понять, как крестница бросилась через рельсы за трамвай. Следом страшный вопль! Оказывается, по второй линии встречный вагон катил. С размаху ударил Камиллу, она отлетела метров на пять.
Поднялся шум, крик. Я подбежала ещё с надеждой. Из головы девочки хлестала кровища, народ суетился, но я поняла, что всё уже напрасно. Лишь в голове вертелось: «Вот и встретились. Не нужно к следователю».
***
Подошла маршрутка. Мы втиснулись с остальными в тесный салон. Молча докатили до остановки «Кинотеатр «Юбилейный». Вышли с Галиной тоже вместе. Я бросила взгляд примерно туда, где случилась трагедия. Представила, как лежали крестница и разбросанные цветы. Меня передёрнуло.
Двинулись по проспекту в сторону высотки Галины. В следующем доме жила я. И впервые подумала, что, мы знакомы с подругой лет пять, а в гости она никогда не звала. Она вообще была очень замкнутой натурой.
Дошли, стали прощаться. Я случайно посмотрела на окна её квартиры на первом этаже. Мне показалось? Там мелькнул силуэт. По движению угадывалось, что это – человек в инвалидном кресле. Он быстро отъехал от окна. Галина тронула за рукав, словно хотела, чтобы я отвлеклась:
– Ну, до встречи на работе.
Озадаченная, я пошла по проспекту. «Неужели… – пульсировало в мозгу. – Неужели любовь бывает так сильна? Не верю». Я не знала толком ответа. Перед моим взором по-прежнему только беспомощно валялись на асфальте гвоздики, похожие на пятна крови.
О проекте
О подписке