Умерла дочь пивовара Краутвурста. И если бы девушка ушла к Богу так, как полагается! Для гернгутеров личную смерть совершенно не страшное событие – она для них великая радость: ты избавляешься от печальной юдоли, когда только работаешь и работаешь… Зато впереди открывались врата божьего царства, где – если ты истово молился – ожидает вечный рай.

Но вот чтобы один за другим двое молодых членов общины совершили неслыханный для гернгутеров поступок? Эти тяжкие грехи бросали вызов устоям общества.

Поначалу казалось, что Нелли умерла естественной – хотя несколько подозрительной – смертью. Как поведала подругам и соседкам её мать, ещё накануне дочь была здорова. Но зачем-то вчера перед обедом она наведалась в аптеку Вундерлихта. Тогда мать истолковала это по-своему: под невинным предлогом Нелли хотела ещё раз взглянуть на наречённого жениха.

Вернулась девушка очень потерянная. После ужина ушла в свою комнатку, сославшись на неожиданную слабость. Потом мать услышала стоны. Она кинулась в комнату дочери и застала тут всю бледную и в корчах. Ничего Нелли не говорила, только плакала. Девушке становилась хуже и хуже. Она промучилась ночь, и к утру её не стало. Мать увидела на столике пустую синюю склянка, которой в их доме никогда раньше не было. И эта вещица вызвала определённые подозрения.

Печальная весть, услышанная от торговки молоком, поразила Вундерлихта: «Как?! Нельзя же считать небольшую головную боль причиной смерти Нелли!».

Дитрих перебрал варианты случившегося, но что-то подсказывало: трагедия напрямую связана с ним. Однако аптекарь отказывался верить интуиции. Он просидел до обеда в полумраке кабинета, находившейся за торговым залом аптеки и ждал, неизвестно чего. Будто специально, никто не приходил, что ещё больше настораживало. Его все забыли? Ожидание в неизвестности – самое страшное для человека. И Вундерлихт почему-то не решался идти в дом той, кто уже совсем скоро должна была стать его наречённой.

Затем аптекарь собрался-таки сходить к Бресслеру, чтобы развеять тоскливое состояние. Как вдруг у двери зазвенел звонок. Дитрих выскочил из кабинета. На пороге стоял Краутвурст. Но он не поздоровался, как положено.

Приблизившись, отец Нелли молча поставил на столешницу маленькую склянку. Вундерлихт позеленел…

– Это твоё? – жёстко спросил Краутвурст.

– Да, брат Хайнрих… – еле слышно пролепетал Дитрих.

– Не смей больше меня так называть! – отрезал Краутвурст. – Объясни, как это оказалось у моей дочери?

– Не знаю! – прохрипел Вундерлихт. – Это зелье заказано русскими. Видимо, Нелли взяла его тайком от меня.

Пивовар колебался. Он чувствовал, что аптекарь не лжёт. Но горе, переходящее в тихую ярость, сжигало его изнутри. Краутвурст застонал и схватился за грудь. Дитрих быстро обогнул стойку, подставил ему стул и подал воды.

– Моя единственная дочь, моя дочь… – повторял пивовар. Затем замолк, уткнувшись в пол. Через некоторое время промолвил: – Жена вообще не поднимается с кровати. Как нам теперь жить?..

Что мог ответить Вундерлихт, когда сам не знал, как поступить в столь непростом случае. И как с ним поступят члены общины? Разве он себе и Нелли желал такой ужасной судьбы?

Молчание превращалось в пытку.

Взгляд Краутвурста бесцельно бродил по стенам аптеки, натыкаясь то на чучело лисы, стоявшей на полке, то на парящего в последнем полёте скопца под потолком. Ведь Вундерлихт, помимо прочего, увлекался набивкой чучел. В завершении брат Хайнрих увидел зелёную ящерицу, навечно застывшую на стойке. Её стеклянные глаза сверкали даже в слабом отсвете. Губы пивовара помимо воли произнесли:

– Много бы дал, чтобы видеть дочь живой, чтобы она всегда оставалась рядом со своими стареющими родителями.

Эта фраза ошеломила Вундерлихта: «Вот! Вот тот случай, о котором я втайне иногда мечтал!» На днях Бресслер открыл Дитриху состав рецепта таинственного вещества, над которым тщетно бились умы сотен схоластов. И сейчас жестокая судьба подсказала ему невероятную идею…

– Поверьте, я сделаю так, что Нелли всегда будет рядом с вами.

Краутвурст сначала посмотрел на аптекаря непонимающе. Потом до него стал доходить смысл сказанного. Он встал и опять глянул на ящерицу:

– Ты можешь сделать так, чтобы тлен никогда не коснулся моей дочери? Чтобы её глаза блестели, а щёки были всегда румяны?

Дитрих кивнул в знак согласия:

– Я обещаю вам. Она останется юной даже тогда, когда вас не будет.

Краутвурст встал, положил ладонь на плечо Вундерлихта:

– Нелли должна остаться невестой Христовой, как и принято для всех наших сестёр. Ты не представляешь, от какого греха освободил меня, сказав это. Правда, ты всё равно неисправимый грешник, который может сгореть в адском пламени. Не зря ходят слухи, что читаешь крамольные книги и занимаешься магией.

Внутри Дитриха всё похолодело. А пивовар тем временем продолжил:

– Я предоставлю тебе все возможные средства, чтобы получилось так, как надо. Но после ты уедешь из Сарепты навсегда. Тем более, что родители Томаса тоже не хотят тебя видеть в общине.

Уже на выходе Краутвурст обернулся:

– Я наслышан, твой лифляндский собрат по тёмным делишкам дружен с механикой? Пусть он зайдёт ко мне. Возможно, подскажет, что надо сделать, чтобы никто и никогда уже не нарушал покой моей дочери?

– Хорошо, я поговорю с братом Йоханном, – снова согласился Вундерлихт. Аптекарю не оставалось ничего другого, как соглашаться во всём.

И две безумные идеи слились воедино.

***

– Как вы объясните случившееся? – спросил Демида Павшук.

Оба стояли на следующий день возле красного микроавтобуса, куда уже покидала вещи группа телевизионщиков. Руководитель телепроекта был недоволен инцидентом накануне и постоянно с кем-то созванивался.

Разумеется, были сняты мрачные интерьеры музея, интервью с Серёгой и продавщицей из ларька на площади, которая утверждала, что по ночам замечала призраков. Но с записью спиритического сеанса – квинтэссенции проекта! – не получилась.

Павшука сейчас, в сквере на площади Свободы, волновало иное. Июньское утро было солнечным, воробья весело чирикали, прыгая по веткам. Ничто не напоминало о кошмаре в подвале.

– Это можно интерпретировать так… – важно протянул Демид. – Ваш Серёга чем-то похож на возлюбленного Нелли. Не исключаю, что душа Томаса вселилась в маршрутчика. Хочешь или нет, но Нелли доверяет лишь ему. Хотя, сдаётся мне, золотишко вряд ли легко вам дастся. Обычно за такие вещи платят высокую цену.

– Как привидения, духи воздействуют на материальный мир, коли они бесплотны? – журналист указал на окно: – Они же как бы за стеклом от нас.

– Ну-у, дух, душа – энергетический сгусток. Возможно, она иногда применяет сверхусилие, чтобы прорваться в наш, материальный мир – будто разбивает стекло.

– Тогда откуда берутся призраки? Почему они, как прочие души, не отлетает, как положено, куда-то вверх после смерти – к Богу?

– Интересный вопрос! По одной из теорий, душа действительно должна воссоединяться, как теперь чаще выражаются, с Ноосферой – то, что раньше считали Богом. Правда, иногда душа – или называйте это призраком – задерживается на Земле. Полагаю, что причина в том, душа не может освободится от некоего «кокона», воспринимаемого ей как материальное тело. Если душа не растворяется в общем энерго-информационном пространстве, это причиняет ей определённую боль – она «мается», как говорили раньше.

– И тогда… В меня закрадывается определённое подозрение.

– Да-да! Возможен вариант, когда душа остаётся в мёртвом теле, «думая», что оно живо. Она улетит из тела лишь тогда, когда оно разрушится. В легендах обычно говорят, что призрак должен исполнить некий долг, после чего исчезает. Дух Нелли связывает свою надежду именно с Серёгой, только ему он откроет личную тайну.

Оба подумали об одном и том же, но не решались произнести вслух столь невероятный поворот в потусторонней истории. Демид переменил тему:

– Что с Татьяной Михайловной?

– Она была доставлена в прединфарктном состоянии в реанимацию. Благо, что больница в пяти минутах езды от музея. Сейчас ей лучше, но врачи пока не пускают к ней.

Демиду подали знак, чтобы он садился в микроавтобус. Он пожал руку Владимиру, и они расстались.

***

В ноябре журналист узнал, что Татьяну Михайловну перевели из реанимации в обычную палату. Попросил в музее номер её мобильного телефона. Позвонив, разумеется, первым делом поинтересовался её самочувствием.

Голос Татьяны Михайловны был слаб. Поболтали о том-сём. Потом Павшук осторожно полюбопытствовал:

– Что вас так напугало на спиритическом сеансе?

Журналисту почудилось, что на том конце провода напряглись. «Задел за живое», – понял он и несколько сменил тему: – Это правда, что охранником приданного у покойной был механический рыцарь? И в легенде говорят, якобы бездушный воин проткнул копьём не одного любители поживиться чужим добром.

– Совершенно верно! Перед войной, когда начались репрессии против немцев, кирху отобрали у общины. Церковную утварь вывезли, здание превратили в склад. Когда здание перестраивали, пол в пристройке с торца провалился и обнаружился тоннель. Вызвали двух милиционеров. С ними был ещё чекист, который полез первым в подземный ход. И пропал!.. Следом сунулся милиционер, потом вылез с криком: «Там Петро весь в крови! Сейчас вытащу». Да пропал тоже! Строители ничего не поймут со страху. Второй милиционер осветил ход фонариком и закричал: «Они мертвы! Я сбегаю в отделение за помощью». Через полтора часа примчалась подмога, принялись расширять узкий тоннель. Обнаружилось, что ход вёл в небольшую комнату. А там – стол с зелёным покрывалом, возле него – высокий позолоченный подсвечник, на стене – деревянный крест гернгутеров. У входа обнаружили нишу с железным рыцарем и окровавленными трупами. Тогда и вспомнили легенду о тайной усыпальнице невесты и механическом воине.

– Но так и не выяснили, – закончила библиотекарь, – кто за такое короткое время успел вынести гроб с покойницей и тридцать с лишним килограммом золота и драгоценностей? Выяснили, из комнаты второй ход вёл к крутому обрыву Сарпы. Ходили слухи, что всё вынесли потомки семьи пивовара. А рыцаря отправили в Сталинград, да по пути он тоже исчез.

Женщина немного помолчала. «Видимо, ей ещё нездоровится», – подумал журналист. Однако он понял, что ошибся, когда библиотекарь протянула:

– Больше ни о чём не спрашивайте. Мне тяжело сейчас говорить, так как я сама теперь не знаю, что думать после того случая. Всё, кажется, совсем не так, как представлялось раньше. Я расскажу об этом позже.

– Всё нормально, Татьяна Михайловна! – Павшук старался выглядеть бодрым. – Надеюсь, скоро свидимся.

Владимир сделал вывод: «Любит она архивариуса. Вот и темнит. Тем не менее, загадочный пазл постепенно складывается, и я на верном пути. Но без Фыкина никак! Он является заветным ключиком к потаённой двери. Странная штука: с точки зрения других, Серёга – совсем никчёмный человек, но почему-то судьба указала, что на нём лежит главная миссия».

***

Время близилось к девяти вечера. Падал первый снежок, морозило.

Павшук вылез из «девятки» у дома маршрутчика. Посмотрел на окна на девятом этаже, где жил оболтус, который по прихоти неведомых сил очутился в центре всех событий. Они заранее созвонились о встрече, хотя Серёга поначалу не желал никого видеть. По заплетающемуся языку журналист понял: маршрутчика одолела зелёная тоска.

– Больше слышать об этом не хочу! – уже в прихожей забурчал Фыкин. От него несло перегаром. – Позавчера со мной произошла дрянная история… Ой, неспроста это!

– Да расскажи обо всём по порядку, – стал успокаивать его Владимир. – Что случилось?

Они прошли на кухню. Там был полный бардак. На столе возвышалась две бутылки – пива и водки. Судя по единственному стакану, парень предпочитал чисто русский коктейль «Ёрш».

– Ёлки-моталки, – проронил любимую присказку Серёга, – позавчера возле дома делал ремонт «ГАЗельки». И тут рядом грохнулся кирпич! Слетел с крыши. Обалдеть можно! Только после понял, что меня спасла случайность, когда чуть в сторонку отшагнул, – он приподнял штанину, и Владимир увидел здоровенный синяк на лодыжке. – Но осколком задело. А собачник с болонкой недалеко заорал, что видел человека на крыше – тот и скинул кирпич. Вот теперь лечусь лекарством от всех болезней.

– Кирпич на голову – это, конечно, круто, – поддакнул Павшук. – Но как же в тебя его метнул призрак? Сам говорил, что Нелли к тебе не равнодушна.

– Не знаю! Но нутром чувствую, добром всё не кончится.

Уговоры, длившиеся более двух часов, ничего не дали. Как и совместное распитие за дружбу и взаимное уважение. Не вдохновляли Серёгу и посулы о будущих богатствах. Честно говоря, Павшук сам не находил ответа на резонный вопрос: кому понадобилась бы смерть Фыкина?

Раздосадованный журналист встал, уже вознамерившись вызвать такси, как хлопнула форточка. Он поднял глаза и оцепенел: сквозь морозные узоры различалось девичье лицо. Оно было бы очень красиво, если бы не отливало потусторонней синевой. «Полный бред! От «Ёрша» подобные глюки? – мелькал калейдоскоп мыслей в голове журналиста. – По-моему, я сейчас трезвее, чем в нормальном состоянии. Хотя парящих, как у Шагала, девушек ещё не видал!».

Осоловевший Серёга, проследив за взглядом Павшука, вмиг притих. Ещё немного, и он полезет под стол.

На заснеженном стекле стали проступать слова: «Идите за мной…» Затем лицо призрака растворилось в дымке.

Пытаясь совладать с ознобом, Павшук произнёс:

– Серёга, ты хочешь больше никогда не работать?

На сей раз железный аргумент сработал – Фыкин молча мотнул головой. Затем сказал:

– Я слышал, как она несколько раз произнесла: «Лучка». Но это же в пятнадцати километрах от Волженска. Я в таком состоянии не доеду. Ещё менты остановят!

– Странно, – размышлял вслух Павшук, – какое отношение этот райцентр имеет к немецкой колонии? Хотя ехать надо. Рискнём ради такого случая?

Они выскочили на улицу. Глубокая ночь полностью завладела городом, и всё вокруг запорошило. Оба осмотрелись. Серёга указал на фонарный столб невдалеке – там колыхалась в тусклом свете тень Нелли. Она определённо указывала, куда ехать… Потом исчезла.

Оба сели в «девятку» и тронулись на выезд из города. Миновали два моста, затем стелу, определявшую границу Волженска. Павшук ехал, как загипнотизированный. Где-то чуть впереди вновь мелькнула тень призрака. Правда, журналисту показалось, что за ними увязалась какая-то машина. Она тянулась в метрах ста от них и не отставала. Это насторожило Владимира, хотя пока он ничего не говорил Фыкину. Впрочем, уже на Каспийской трассе машина стала нагонять их, и Павшук напрягся.

«Мерседес» прибавил скорости, и обогнал. Его окна были затонированы. Впереди был третий железнодорожный мост, и машина скрылась за его горбом. «Не боится же кто-то лететь в такой гололёд! – отстранённо подумал Павшук.

Той порой Фыкин в блаженстве размечтался:

– А чё? Вдруг нам призрак покажет, где клад? Скоро Новый год. Накуплю водяры, приглашу друзей, девчонок. Такой шанс гульнуть раз в жизни даётся. Ты обратил внимание: она стояла под фонарём, а следов нет! И, кстати, я заметил, что днём её вижу только я. Остальные-то лишь ночью призраков видят! Или не все? Крепко же меня треснуло по башке тогда…

Впереди показался пост ГИБДД, но инспекторов не было видно. Владимир вздохнул с облегчением. Он повернул за постом налево, поехал по дороге к Лучке. Призрака нигде не показывался.

– Поедем по кругу, – прошептал Павшук. – Где-нибудь объявится.

Они объехали сонный райцентр. Это было сравнительно небольшое поселение. Внезапно тень Нелли материализовалась совсем рядом и указала на одно из двух зданий – то, что поменьше. Оба дома стояли на отшибе у Волги, и представляли собой одноэтажные строения в старинном русском стиле.

Они вылезли из машины, стали оглядываться. Журналист подошёл поближе к тому зданию, что выглядело побольше и поприличнее, прочёл вывеску:

– Районный краеведческий музей.

Повернулся к Серёге, озиравшемуся в темноте:

– Я понимаю, что не в этом здании она что-то хочет показать.

Второе здание было явно хозяйственного типа, оно вряд ли было даже подключено к сигнализации.

Владимир вручил Фыкину ломик из багажника, а сам заходил туда-сюда. Тем временем Серёга принялся живо отламывать амбарный замок на двустворчатой двери. Это заняло всего пять минут. Как-никак ночные авантюристы хотели побыстрее заполучить за свои страхи положенные богатства, и поскорее убраться подальше.

Дверь распахнулась, на них дохнуло могильным холодом. Павшук пошарил рукой по стенке, щёлкнул выключателем. Загорелась тусклая лампочка. Кроме разбитых ящиков и ржавого «Москвича» ничего не было. В торце виднелся проём каменной лестницы в подвал.

Владимир двинулся первым, освещая путь фонариком.

Когда они сошли вниз, Владимир всё понял. Это был подвал со сводчатым потолком и стенами из дикого камня – именно так строили гернгутеры. Скорее всего, некий купец из Лучки пригласил немецких каменщиков сделать такой же подвал, как у них. Обследовав помещение, Павшук заметил: в одном углу стена явно разбиралась уже после возведения. Постучал по камням: «Эге, да за стеной пустота!».

– Ковырни-ка тут ломиком, – указал он Серёге. Тот стал долбить, и глухие удары заставляли немного нервничать.

Наконец, они отвалили первый здоровенный камень. Из тьмы потянуло сквозняком. Журналист осветил подземный тоннель. Сглотнул пересохшим горлом и прохрипел:

– Она там…

Всего в пяти метрах стоял стол с открытым гробом. Рядом притаился тёмным пятном кованый сундук. Тут же стоял высокий подсвечник и аналой с толстой чёрной книгой. Стены комнаты были отделаны деревом. Из гроба свисала седого цвета фата, на полу лежал маленький ридикюль с серебряной застёжкой.

– Что-то мне расхотелось туда лезть, – пробормотал Фыкин.

– Кто же на полпути останавливается? – возразил Павшук. Хотя в его голосе не чувствовалась уверенности. Он предложил: – Давай расширим вход.

Они провозились ещё минут двадцать. Теперь было хорошо виден ход в рост человека. На минуту Павшук и Фыкин приостановились, прежде чем сделать шаг туда.

Внезапно их пригвоздил к месту свирепый мужской голос:

– Не двигайтесь! Отойдите к стене.

У лестницы темень скрадывала чью-то фигуру. В руке у человека поблескивал пистолет.

«Влипли… – мелькнуло у журналиста. – И это – не полиция. Не известно, лучше это или хуже».