– Повернись! Так. Якши… – Гульнара-ханум отступив на шаг, внимательно оглядев юношу.
Иван, как всегда смутившись под её взглядом, неловко одёрнув полы нового халата. Жена судьи, одетая в свои обычные шаровары и полупрозрачную рубашку, стояла перед ним, уперев руки в бёдра. Красивое жемчужное ожерелье сверкало на её шее, выгодно оттеняя смугло-матовую кожу женщины.
– Ну, теперь ты у меня совсем красавец, паладин, Ива-анн. Доволен моими подарками?
– Премного благодарствую, моя прекрасная госпожа, – приложив ладонь к сердцу, Иван поклонился. Потом, помедлив, неуверенно произнёс:
– Может, о прекраснейшая и добрейшая моя хозяйка, всё же не стоит тратиться на эти одежды? Хозяин и так недоволен расходами. Да и слуги на меня коситься уж начали. Ведь я раб простой…
– Ну-ну, не скромничай, Ива0анн – Гульнара подошла вплотную к юноше и взяла его пальцами за подбородок.
Поскольку Иван был достаточно высокого роста, турчанке пришлось привстать на цыпочки, чтобы заглянуть парню в глаза. В комнате кроме них никого не было. Служанку свою, калмычку Нури, хозяйка отправила на рынок с поваром Омаром. Сам кади уже третий день находился по делам в Ак-Мечети. Пользуясь этим, Гульнара-ханум всё внимание уделяла Ивану, заставляя его перемеривать обновки и хвастаясь заодно своими новыми украшениями.
– Ты знаешь, что красив, гяур юный? – маленькие пальчики женщины впёрлись в подбородок Ивана – Жаль, что ты не правоверный… У тебя, наверное, есть девушка? Какая-нибудь из ваших рабынь урусских? – Большие глаза Гульнары впились в лицо юноши.
Опьянённый её близостью, вдыхая сладкий аромат её духов, Иван еле держался на ногах. В голове стоял туман, перед глазами всё плыло… и вдруг захотелось схватить женщину, сорвать с неё одежду и сделать с ней то, что делали татары с пленницами в степи!
Со страшным трудом удержавшись, Иван непослушными губами ответил, что девушки у него нет.
Гульнара-ханум, снова отступив на шаг, недоверчиво посмотрела на него:
– Не имеешь девки? А скажи, Ива-анн, ты вообще когда-нибудь был с какой-либо женщиной? – глаза турчанки стали совсем огромными и, казалось, молнии вылетают из их чёрных глубин.
– Нне-ет, госпожа… – Иван смутился окончательно и грустно покраснев, опустил голову.
На некоторое время в комнате наступило молчание. Потом Гульнара повернулась к зеркалу:
– Нравится тебе это монисто, Ива-анн? Оно привезено из самой Индии для меня уважаемым Абдуллой-аль-Мансуром!
Иван про себя усмехнулся. Освободившись от прицельного удара её глазищ, он несколько пришёл в себя. Украдкой рассматривая стройную фигуру хозяйки, юноша вспомнил, чего стоило это ожерелье. Арабский купец лично прибыл в дом, чтобы преподнести уважаемой клиентке давно заказанное ею украшение. Ни сном, ни духом не ведавший об этом Али-Мустафа был поставлен перед фактом заплатить огромную сумму.
Скандал был ужасный! Судья пинал подушки, переворачивал столы и орал во всю глотку. Гульнара-ханум в долгу не оставалась, швыряя в мужа серебряные светильники и свои остроносые туфли. Всё завершилось, разумеется тем. Что купец получил свои деньги, а хозяйка – ожерелье. Али-Мустафа заперся в библиотеке, где просидел безвылазно почти сутки.
– Помоги мне, Ива-анн. – турчанка, стоя перед зеркалом, поднесла руки к шее.
Юноша бросился к ней и неловко стал расстёгивать золотую застёжку. Та не поддавалась и Иван, аж высунув кончик языка от усердия, напряжённо трудился над тонким заморским изделием. Пальцы его, прикасавшиеся к тёплой коже молодой женщины, словно пронизывало током. Иван уже весь мокрый от пота, молил Бога, чтобы эта пытка скорее завершилась…
Гульнара-ханум наблюдала в зеркале за его отчаянными усилиями, и лёгкая улыбка играла на её красивых губах.
Справившись, наконец, с застёжкой, Иван хотел аккуратно снять ожерелье с шеи женщины, но неловко задел её плечо. Лёгкий шёлк слетел в сторону, оголив небольшую упругую грудь с твёрдым тёплым сосцом. Ожерелье выскользнуло из ослабевших пальцев юноши. Иван мгновение смотрел на обнажённую прелесть. Потом обхватил хозяйку обеими руками и впился ртом в её грудь.
Гульнара ахнув, попыталась отстранить его, но, крепко удерживая женщину, Иван с наслаждением посасывал нежный сосок, чувствуя, как он твердеет и набухает. В голове парня царило сплошное марево. Вспышками возникали только перед глазами образы Насти верхом на татарине, стройная фигурка Кристины, полные бёдра соседки Марии…
Замершая некоторое время неподвижно Гульнара-ханум вдруг выгнулась и вцепилась юноше в волосы. Иван невольно ослабил хватку и хозяйка, вырвавшись, отскочила в угол комнаты. Прикрыв ладонями обнажённые груди, жена судьи напряжённо смотрела на парня. В чёрных глазах её, казалось, взметаются языки тёмного пламени…
Иван, тяжело дыша, стоял на пушистом персидском ковре, покрывавшем пол. Марево перед глазами уже стало проходить, но удары сердца, словно молотом отбивались в висках. Наконец, стараясь взять себя в руки, Иван, не поднимая глаз, глухо произнёс:
– Простите меня, госпожа… я никак не мог удержаться… я ещё не видел такой прекрасной, как пери, женщины…
– Выйди вон! – тёмное пламя в глазах Гульнары превратилось в ураган.
По-прежнему не глядя на неё, Иван поклонился, и нетвёрдо ступая негнущимися ногами, вышел из комнаты. В кабинете, рухнув на мягкие подушки, он уткнулся пылающим лбом в стол. Что наделал, дурень! Хозяйка, наверняка всё расскажет мужу. Или просто велит позвать стражников! Ежели уже не позвала! Тогда конец! Место на колу обеспечено…
Вздрогнув, Иван вскочил. Бежать! Куда глаза глядят – подальше, в горы! Затеряться, забиться в какую-нибудь щёлочку! А дело казацкое… – юноша в панике заметался по библиотеке, топча атласные господские подушки.
За домом, наверняка, следят! Увидят, что бежит – подумают, что струсил, что не хочет иметь с ними дело. Тогда уж точно конец от ножа «Чёрного»! Разве что – не такой страшный, как от казни на колу! Да и куда бежать? Даже если не убьют казацкие лазутчики, стражники прочешут все окрестности Кафы. И найдут – не он первый такой…
Прижавшись спиной к стене, Иван стоял так некоторое время, бездумно уставившись перед собой. Потом вяло опустился на пуфик и замер, прикрыв глаза. Тело вдруг сковала усталость, словно после чистки десятка казанов. Стремление бежать и вообще делать что-либо пропало. А, будь что будет! Пусть приходят, волокут на эшафот, сдирают заживо кожу… всё одно пропадать…
Несмотря на столь печальные мысли, какая-то часть сознания парня держала в памяти всё происшедшее в комнате хозяйки. Язык ещё помнил упругость её соска, а рот, казалось, всё ещё был заполнен её прелестной грудью. Чудесный аромат тела молодой женщины вновь возник в воздухе и Иван, застонав, снова бухнулся головой о письменный столик.
Ну что за наказание такое! Точно происки Диавола…
Медленной, шаркающей походкой, держась рукой за стену, вошёл в кабинет Матвей. Нащупав трясущейся рукой напольную подушку, тяжело опустился на неё. Он сильно сдал. Длинная седая борода свисала редкими космами, щёки ввалились, красные полуслепые глаза печально смотрели на окружающих…
Мигом, выбросив из головы все страхи, Иван кинулся к нему и обнял за плечи:
– Как ты, дядя Матвей? Не легче? Те лекарьские снадобья, что дал тебе уважаемый табиб…
– Эх, Вань, какие снадобья! – Матвей вздохнул и положил юноше на плечо всклокоченную голову. – Всё, совсем слепой я, сынок. Никуда не гожусь! Чует моё сердце, сгину на сей земле поганской…
Наступило молчание. Иван не находил слов, могущих ободрить своего учителя. Что здесь можно сказать? Беда, да и всё…
Матвей, опустив низко голову, о чём-то напряжённо раздумывал. Потом тихо заговорил:
– Вот что, Ваня… помнишь, упоминал я как-то, что собираю деньги на выкуп? Так вот – скопил я семьдесят динаров, за девяносто купил меня покойный Саид-Нура… Так, Ваня, ежели беда случится со мной, возьми сии золотые! Мне они, похоже, уже ни к чему…
Иван принялся, было протестовать, но Матвей жёстко перебил его:
– Не дури, парень! Я знаю, что глаголю! И ещё… ежели, даст Господь, вырвешься из неволи басурманской, то коли сможешь, прошу – съезди в Москву! Там, на Ильинском посаде, должна проживать дочь моя. Спроси у людей Дарью Гаврилову… Мужик её Степан погиб, когда ворвались татары в Белокаменную. Двор наш сожгли, меня в полон взяли. Одиношенька она осталась с внучкой Катей… Буде у тебя возможность – помоги им. Хорошо, сынок? – невидящие глаза Матвея просяще смотрели в лицо юноши.
Чуть не плача, Иван кивнул и крепко обнял старика:
– Добре, добре, дядьку Матвей! Я обещаю, клянусь Господом!
Долго ещё они сидели, обнявшись, в углу библиотеки…
Прошла неделя. К удивлению Ивана, стражники не торопились врываться в дом и хватать его. Это несколько утешало юношу, но тревога оставалась – Гульнара-ханум его не замечала, на рынок ходила только со служанкой. В доме, при встрече, одаривала ледяным взглядом. Иван, расстроенный, решил, что она ждёт приезда мужа. Тогда уж точно ему будет конец.
С камнем на сердце, пытаясь выглядеть по-прежнему уверенно и беззаботно, он напряжённо работал в библиотеке. Возможности пойти в крепость не представлялось и это тоже мучило Ивана. Срок, отпущенный ему казаками, проходил, а дело не сделано! Паршиво всё…
Но в четверг, перед возвращением судьи, в дом прибыл гонец. Молодой турецкий воин вручил Гульнаре-ханум свёрток с подношением от коменданта крепости и сообщил, что пришла из Стамбула свежая почта. Писарь уважаемого паши Юсуфа болен, и он просит ханум послать слугу, кади разобрать бумаги…
– Собирайся! Там должны быть давно ожидаемое Мустафой документы. Ясно? – хозяйка бросила быстрый взгляд на юношу и скрылась в женской половине.
Иван летел в порт, как на крыльях. Он уже давно там не был, и вид плывущих свободных кораблей как-то отвлекал от печальных размышлений…
Подойдя к крепости, он вежливо приветствовал стражников. Те весело поздоровались и тяжёлые, оббитые железными полосами и створки ворот со скрипом отворились. Теперь шагал Иван по крепостному двору не просто так. Внимательно смотрел по сторонам, стараясь запомнить количество воинов и стражников на стенах. С пушками дело обстояло хуже. Главный бастион, откуда контролировался вход в гавань Кафы, находился в стороне от башни, где располагались покои Юсуфа-паши. Идти прямо на бастион просто так, Иван не рискнул. Турку сразу поинтересуются – чего он там лазит…
Войдя в кабинет коменданта, Иван, приложив ладонь к груди, поклонился.
– А, заходи, дорогой! Давно не видывал тебя у нас! Уважаемый Али-Мустафа ещё в отъезде? – полный пожилой турок радушно пригласил Ивана зайти.
– Кади должен прибыть сегодня вечером, уважаемый Юсуф-паша. – юноша приблизился к столу писца, на котором была навалена груда свитков.
– Вот почта, погляди, Иван. – Паша отдуваясь, вытер большим платком лоснящееся от пота лицо. – Среди бумаг имеются записи свидетельских показаний касаемо моего наследства. Отбери, что надо, а я пройдусь пока…
Иван присел за стол и принялся перебирать свитки. Паша – как и большинство людей, занимавших важные посты в Османской империи, был не грамотен. У Юсуфа-паши писцом служил учёный араб Мансур-аль-Рашид, человек преклонный лет и слабого здоровья. Приболел он и на сей раз…
Юноша быстро нашёл нужные судье свидетельские показания. Потом, любопытства ради, стал просматривать другие документы. Письма, торговые накладные… ничего интересного. Но с краю стола, возле массивной бронзовой чернильницы, лежал большой пергаментный свиток, запечатанный красивой красной печатью. Такого нарядного и, похоже, весьма солидного документа Иван ещё не встречал. Осторожно взяв свиток, он внимательно осмотрел его и сразу заметил, что печать уже была нарушена. Свежеотточенные перья возле чернильницы свидетельствовали о том, что над этим посланием уважаемый писец Мансур уже работал. Иван развернул свиток. Пробежал глазами первые строчки – и словно жар полыхнул по жилам парня!
Фирман! Фирман султана! Иван вперился в свиток, тщательно читая текст. Прочитал. Перечитал снова, стараясь запомнить всё самое важное.
Тяжёлые шаги послышались в коридоре. Иван мигом свернул свиток и положил на место. Отскочив к стене, схватил висевшую там саблю и с преувеличенным вниманием стал её разглядывать.
– Что, нравится? Арабский клинок! Знаменитый мастер Джафар из Дамаска делал… – вошедший Юсуф-паша отдуваясь, устало опустился на подушки.
Иван, стараясь успокоить дыхание и не выдать своего волнения, ещё полюбовался на сверкающее гибкое лезвие. Потом повесил на место. Весь каменный каземат башни, служившей паше кабинетом, представлял собой сплошной арсенал. Все стены были увешаны разного рода оружием – саблями, кинжалами, копьями, щитами, луками и стрелами. Юноша часто, по возможности, рассматривал эти изделия смерти. Паша, любивший оружие, разрешал это и часто рассказывал ему интересные истории из своей богатой воинской жизни.
– Всё сделал, Иван? Хорошо. А то мой араб совсем никуда не годится… уф, душно сегодня! Наверное, гроза будет, старые раны ноют… – паша, улёгшись на подушки, рассеянно перебирал янтарные чётки.
Иван отошёл к узкой бойнице. Солнце ярко светило за толстыми каменными стенами крепости. Бирюзово-зелёные волны Чёрного моря перекатывались далеко внизу белыми пенистыми гребешками. Фелюги рыбаков-греков, рассыпавшиеся по водной глади, отсюда казались маленькими чёрными жучками. Справа сверкал стволами подушек главный бастион…
– Можешь идти, Иван! Возьми вон щербета на дорогу и передай поклон от меня уважаемой Гульнаре-ханум.
Иван взял почту, поклонился, и хотел, было, выйти, но в дверях задержался. Поколебавшись, нерешительно обратился к турку:
– А… вы не позволите, уважаемый паша, поглядеть на пушки? Я ведь никогда не видел их вблизи…
– Посмотреть на пушки? – паша удивлённо поднял глаза на юношу, но затем его лицо расплылось в довольной улыбке – А чего, Иван, сия здравая мысль! Знаю, весьма интересуешься разным оружием, как и положено настоящему мужчине. Одно жалко, что ты не правоверный…
Старый турок горестно вздохнул и тяжело поднялся с подушек. Надев на бритую голову свою большую чалму и оправив халат, он дружески хлопнул Ивана по плечу:
– Ладно, пойдём! Покажу своё хозяйство, да и проветрюсь слегка.
Испытывая одновременно и радость и страх, Иван бодро шагал за комендантом крепости. Довольно долго шли они по длинным и низким каменным коридорам. Уставясь в широкую спину топающего впереди паши, юноша нервно покусывал губы. А что, ежели турок что-то заподозрил и прикажет схватить его?! – Иван быстро вытер ладонью выступивший на лбу пот. – Ну, может, и не заподозрил ничего…
Сильный порыв ветра едва не сорвал чалму с головы коменданта, когда вышли они на бастион. Придерживая её рукой, Юсуф-паша осмотрелся. Маячившие на стенах воины мигом вытянулись в струнку и, сжимая копья в руках, пожирали глазами своего начальника. Большое красное хвостатое знамя с полумесяцем, развевалось на длинном флагштоке в конце бастиона.
Отсюда открывался превосходный вид на гавань и порт Кафы. Синели над городом крымские горы, серо-жёлтые кубики татарских домиков казались с такого расстояния игрушечными. Внизу под стенами крепости проплывали величаво большие торговые корабли, направляющиеся в порт.
– Вон, Иван, гляди! – паша гордо указал на вереницу больших пушек, размещённых на бастионе.
О проекте
О подписке