Таким образом, современный объяснительный смысл концепта «забвения бытия» целесообразно связывать с «началом конца» феноменологической реальности человека в результате возникновения ее субстанциально «нетрадиционных» постчеловеческих форм. Соответственно, в философии датировать его не началом, а концом метафизики. Процесс, который, разумеется, тоже длился во времени. Философия пред-моделировала (как всегда, соответственно своей природе в спекулятивной форме) возникновение пост(сверх, транс)человеческого мира много раньше. Но все-таки не за две с половиной тысячи, а около двухсот лет назад. В трудах Парменида взорвалась не атомная, как считается по известному мнению Хайдеггера, а только пороховая бомба. Как адекватнее видится с высоты сегодняшнего дня, этот атомный взрыв произошел намного раньше Хиросимы, в 1871 году в г. Риге, а подготовил и произвел его житель Кенигсберга Имануил Кант. Спекулятивно-философской атомной бомбой в сфере духа была его «Критика чистого разума», в которой точка отсчета при познании мира была перенесена с Земли на Небо. Более того, ее публикацию можно считать первым мысленным выходом человечества в космос, гипотетически запущенным им в пустое пространство и преодолевшим земное притяжение Искусственным спутником. Кант не случайно до сих пор считается современным философом, тогда как многие, жившие после него, очень крупные, великие (например Гегель, Маркс) мыслители – в прошлом. Потому что они все еще «бытийные», обитатели Земли и носители жизни, реалисты, антропоконсерваторы, а естественно-предметный мир пошел по пути прогрессивного самоотрицания (превосхождения себя) в пользу Разума. Сначала своего, живого, еще сплетенного с чувствами и образами духа, потом «позитивно-бездуховного», но еще словесного сознания, а теперь цифрового чисто(го) искусственного мышления-интеллекта: априорного ничто, трансцендентализма и дигитализма, конструктивно технически осуществляющегося в ранее никогда не существовавших в жизненной сфере человека артефактах.

Субстанцией метафизики было «бытие», будь-то физические, будь-то идеальные сущности, Материя или Бог. Действительность, реальность, которая порождает, и в которой открываются различные возможности. Ничто в метафизике – это принцип смены форм бытия. Распределенное по пространству Ничто – это Время, постоянно их уничтожающее и изменяющее. Благодаря ничто-времени, бытие развивается, пре-вращается, меняет свое состояние. Но не больше. Значение Канта в том, что он придал Ничто принципиально новый субстанциальный смысл, выдвинув его в качестве архе = первоначала. Сначала в познании как идею трансцендентализма. Как чистую, доопытную, следовательно, доприродную, вне и постчеловеческую Мысль. А потом (логически), поскольку онтология была объявлена «вещьюв-себе», эта мысль заняла место бытия. В качестве «бытия сознания» (хотя частично это уже было у Юма, Лейбница, а совсем «осознанно» произошло у Гуссерля). Так про-свет в бытии стал Светом (от, после бытия). Соответственно, в роли Абсолюта место Бытия через актуализацию Становления заняло Ничто = чистая Мысль = Свет, которые обладают максимумом возможностей. И это то, из чего теперь начинают (приходится) выводить, конструировать любое нечто. Все сущее и действительное предстают как реализация Возможного. То есть соз(и)даются из Мысли и Света. Первична не Действительность, в ходе развития которой открываются разные возможности, а Возможность, которая содержит в себе разные формы действительности. Первична не предметная реальность, потом информация о ней, а информация, которая миром вещей только кодируется.

Этот трансцендентальный переворот от онтизма к меонизму, от реализма к потенциализму-конструктивизму и следует, целесообразно считать «началом конца» метафизики, ее суицидом. Наступлением сумерек Бытия, началом его действительного «Забвения». Другими словами, умаления, истощения, подрыва, отрицания человеческого мира, его Lebenswelt и самого Homo genus, мутирующего в техноида, киборга, гомутера, «инидигена», проще говоря, в роботообразное, «недоробота», которое будет вытеснено AI-роботами – все быстрее совершенствующимися вплоть до растворения в Internet of every-things и покрывающие ставшую мертвой планетой Землю «техно-информационные поля», «мыслящий океан» (Ст. Лем) или что там после жизни возникнет в процессе дальнейшей техноэволюции. А пока современная цивилизация на своих передовых=цифровых рубежах в апогее эколого-антропологического кризиса, стремительно (по историческим меркам) транс-формируется в состояние самоапокалипсиса как эпоху Трансмодерна.

* * *

Такова базовая установка, исходя из которой, мы отбирали тексты для публикации в данной книге. Как надеемся, она едина не только исследовательски, но и структурно, что делает ее монографической. И хотя разбита на «блоки», она целостна по показу движения человеческой мысли от Бытия к Ничто.

В первом блоке «Страсти по (не)бытию» показывается, как в нашей философской литературе формировалось не просто «забвение», а прямое отрицание и даже не материи, а (невиданное дело!) самого Бытия. Стоит оглушительный крик о небытии. Все торопятся присягнуть становлению, отсутствию и смерти. Потом из оставшейся от него золы – конструктивизму, всему искусственному. Вместо онтологии возникла философия меонизма, нигитология. Вместо гносеологии – когнитология как философия computer science (дигитализм). Произошел роковой переворот в трактовке Абсолюта как первоначала=субстанции. Говоря в религиозном контексте, отказ от Бога и духа жизни в пользу Дьявола как духа самоу-ничто-жения и замены живого не живым. Бог как антропоморфная манифестация бытия и блага умер, а его Противник как манифестация зла и отрицания – остался. И захватывает власть на Земле – вот-вот абсолютную. Соответственно, философия как рефлекс, а не рефлексия событий в своей ученой слепоте начинает исходить из Ничто. Обсуждается, почему так случилось, к чему Он/о нас ведет, можно ли, нужно ли и как бы этому противостоять. Провозглашается жизненная необходимость онтологического приоритета бытия над небытием.^[4]

В блоке «Когнитивная нигитология» показано, что предтечей когнитивизма и постмодернизма является философия трансцендентализма, общепризнанным родоначальником которой был Кант, а наиболее фундаментально развернул Гуссерль. Трансцендентальную феноменологию Гуссерля можно считать непосредственной предшественницей информационной революции, означающей окончательное отрицание метафизики, «апокалипсис смысла» и переход к формализации мысли, когнитивизму/ дигитализму, заменяющий в моделировании мира Логос Матезисом. Гус-серль – провозвестник эпохи трансмодерна, возникновения техноидов и «революции мутантов». Отсюда умаление духовно-творческого начала в жизнедеятельности людей, смерть субъекта, превращение личностей в агентов и зомби. Соответственно, развернулась всемирная борьба со смысловым образованием за его превращение в формальное программирование, которое бы в лучшем случае готовило персонал по обслуживанию стремительно саморазвивающихся компьютерных технологий, а в худшем – превращало людей в материал, в под-данные для их функционирования. В общенаучном плане подготовкой к этому стала «парадигматизация» структурализма и синергетики, а если обозначить ее культурно-исторически, по эпохам – модернизм, потом экспансия постмодернизма, перерастающего в трансмодернизм как (не)философию STS (исследование науки и техники) небытийного для нас мира.

Когнитизация мира ведет к его деантропологизации, к «Смерти языка (и) жизни», анализу которой как процессу посвящен третий блок монографии. ХХ век прошел под знаком лингвистической революции и великого влияния языка, изучение которого в гуманитарстике почти заменило исследование общества. В настоящее время можно говорить о его смерти, структурно-лингвистической, хотя бесшумной, но увы, катастрофе, как отказе от живого человеческого языка сначала в пользу текста, «письма», потом дигитальных «языков» программирования. Цифровая революция – это «время mortido», переход к коммуникации как «интерфейс компьютер-мозг» или «мозг-мозг», «компьютер-компьтер», то есть коммуникации без слов – как ком-мутации, путем передачи электронных импульсов и конструированию целиком искусственной, техноинтеллектуальной реальности. Так конструктивизм стал «реализмом», парадигмально объясняющим все, включая естественно-рожденные тела и вещи. Вплоть до «изобретения» и конструирования самого человека. А фактически постчеловека, чего-то роботообразного. Показано как в спекулятивно-эзотерической форме этот процесс описал Деррида, завершив его обоснованием Холокоста, Всесожжения, другими словами, Апокалипсиса человеческого мира. В сущности, Самоапокалипсиса. Как более мелкие будто бы философы суетно воспроизводят и по мере силы своих, плененных текущей ситуацией путано безжизненных умов, подобно мотылькиам летящим на гибельный свет, плодят все новые и новые формы суицидной идеологии. В книге рассматриваются варианты противостояния подобной трагической перспективе.

Блок «Тьма Света» представляет собой физическую транскрипцию философской оппозиции Бытия и Ничто. Переворот этих философских Абсолютов мысли коррелятивен перевороту Тьмы и Света. Как место бытия занимает ничто, так экспансия света ведет человеческий мир к сумеркам и становится тьмой. Коварная диалектическая трансформация, перезагрузка содержания слов, ведущая к концу нашего света=бытия, т. е. тьмы как вещности и победе тьмы (того) света как нашего ничто. На этой основе образуется отрицающий жизненный мир людей союз сциентизированной религии и мифологизированной науки. Самопокалипсис физического Универсума – это, в конечном счете, превращение материи в информацию и коммуникацию, а потом в свет. В «информационные поля» и «Интернет всего», как мечтают потерявшие чувство жизни без(д)умные апологеты прогресса. Наступает поглощающая вещное бытие слепящая тьма. Всеобщая прозрачность и наблюдаемость как свет без тени (темноты и тайны) – свет Люцифера. Свет(л)обесие. Эта все ускоряющаяся эрозия традиционно-эволюционного мира людей в виде его технологической глобализации, когда Дом нашего бытия превращается в крематорий, наиболее адекватно выражается по-русски – Светопреставление = Представление (из) Света. Кумир прогрессменов писатель В. Пелевин свою книгу: «Ампир В» завершает настолько неожиданной мыслью, что раньше относясь к нему скептически, я его страшно зауважал как консервативного философа: «Когда-то звезды в небе казались мне другими мирами, к которым полетят космические корабли из Солнечного города. Теперь я знаю, что их острые точки – это дырочки в броне, закрывающей нас от океана безжалостного света… Спешите жить. Ибо придет день, когда небо лопнет по швам, и свет, ярости которого мы не можем себе представить, ворвется в наш тихий дом и забудет нас навсегда».^[5] Предлагается философия сопротивления подобному торжеству (того) света на Земле, суть которой в переориентации вектора развития на феноменолого-реалистический субстанциализм как мировоззрение и методологию сохранения нашей жизненной реальности.

 «Спасти человека» – завершающий блок монографии, где прослеживается, как вся предыдущая проблематика отражается в судьбе философской антропологии, ее распаде и замене антропофобией. Ставшие брендом постмодернизма идеи «смерти человека» являются антропологическим воплощением процессов Самоапокалипсиса человечества. Происходит метанойя, «перемена ума», ценности жизни вытесняются ценностями смерти, суицида. С предваряющим отказом от полов (ге/й/ндеризмомфеминизмом), сексуальности и рождения, т. е. отказа от продолжения бытия Homo genus. Все это пропагандируется и осуществляется на глазах всех, кто еще хочет и способен видеть, оцениваясь как прогресс. Ницше пророчествовал о сумерках богов и мечтал о сверхчеловеке. Ирония истории его не миновала. Мир вступает в сумерки человека, а господствующая философия культивирует их, предлагая идеалы не сверх, а постчеловека. О фаталистическом принятии этих «европейских»=глобалистских=пост (транс)модернистских ценностей, особенно в форме паранойи цифрового инновационизма можно только сожалеть: прогрессивно деградирующее, близорукое, теряющее самое себя человечество, счастье которого только в его слепоте. Мы не будеми знать, когда нас не будет. Роем себе могилу, забрасывая ее цветами искус(ствен)ной лжи: «улучшение», «творческая смерть», «бессмертие», «тела мысли», «станем голограммой» и т. п.

Обсуждаются возможности противостояния этой охватывающей современную цивилизацию идолатрии, превращающей человека в средство, буквально в материал технологического прогресса любой ценой. Ценой его самого. Для сохранения нашего жизненного макромира, исходя из методологии феноменологического субстанциализма разрабатывается специальная «Философия (для) людей», которой могли и должны бы они следовать в своей деятельности, ориентируясь на возможность существования разных миров, коэволюцию естественного и искусственного. Как говорил Спиноза, каждая форма бытия хочет быть тем, что она есть. Камень оставаться камнем, тигр – тигром, ну а человек – человеком. Самоутверждение есть сущностная природа каждого существа и как таковая есть его высочайшее благо. Бытие есть Благо. За него только и стоит бороться, исповедуя ценностную антропоморфно-нормативную философию. Для чего надо не окукливаться в бронированном колпаке STS, не распространять под видом философии постчеловеческие иллюзии по-научному, а наоборот, критиковать их, сопротивляться им, делая все возможное, чтобы изменить наше положение, понимая прогресс не как движение неизвестно куда без законченного образца и идеала (де-факто regressus in infinitum), а как актуализацию и увеличение силы сущего Человека. (У)прямо и храбро глядя в про-пасть за(не)бытия, укреплять его Мужество Быть. Волю к жизни. Ради чего читателю предлагается данная книга.

Так продлимся…

Жизнь есть рай. Если бы только люди знали об этом, – говорил Достоевский. Автор благодарен всем сою(у)зникам по раю, особенно жене, Александре Александровне в связи с 50-летием совместного пребывания в нем. «Мы пьем из чаши бытия с закрытыми глазами // Златые омочив края своими же слезами» (О полной чаше – см. Вместо Заключения).