3

Температура под сорок, озноб, дышать тяжело, боль в теле такая, как будто его разламывают на части. Тело пока в сборе, но, кажется, стоит его тряхнуть, оно рассыплется на крупные, а может, и мелкие частички.

– Терпи, казак, атаманом будешь!

Белокурая медсестричка улыбалась, глядя на Пашу. Подмигнула ему весело и задорно. Дескать, ничего страшного, всего лишь двустороннее воспаление легких, организм молодой, сильный, и уколы колют, так что все обойдется. Нужно всего лишь потерпеть.

– Так я и ничего, – пробормотал Паша.

Весна уже полным ходом, тепло, снег растаял, а его простыть угораздило. Паша и не думал ложиться в больницу, до последнего держался на ногах, пока на задницу в полном упадке сил не сел. Даже Тиха понял, что его нужно везти в больницу. Здесь его положили во взрослое отделение, уколы, капельницы, но все это мелочь по сравнению с главным лекарством. Паша смотрел на это белокурое чудо в отглаженном белом халате и точно знал, что не умрет. Казалось, Зоя сбивала температуру одним только своим видом. Смазливое личико, глаза-самоцветы, губы не накрашены, но это и не нужно с таким глубоким и сочным естественным цветом, фигурка всем врагам на зависть, полная грудь, тонкая талия. Перед глазами плыло, палата как в тумане, и одна только Зоя четко в фокусе.

– Вот и держись!

Зоя сама расстегнула пуговицу на его пижаме, просунула длинные с коротким маникюром пальцы под полу. Прежде чем взяться за кончик градусника, провела по груди. Мягко провела, нежно, Паша захмелел от столь крепкого прикосновения. Крепкого по градусу, но нежного по ощущениям.

– Ну вот, уже получше, – глянув на термометр, улыбнулась она.

И, тряхнув им, повернула к выходу. Паша заметил, какими глазами проводил ее сосед по палате, тучный дядька с трехдневной щетиной на обрюзгшем лице. Еще и языком цокнул, выражая свой восторг.

Температура немного спала, Паше действительно стало легче. Но дышать по-прежнему тяжело и слабость не отпускала. Зато удалось заснуть.

Зоя явилась к нему в горячечном сне, зашла в палату, расстегнула рубашку, провела пальцами по груди, затем под мышкой, после чего Паша вдруг оказался без штанов. Зоя провела пальцами по градуснику, который оказался вовсе и не градусником…

Открыв глаза, он вздрогнул, перед ним на самом деле стояла Зоя. И с градусником в руке. Она еще только собиралась измерить температуру. А вдруг сон окажется вещим, вдруг Зоя разденет Пашу догола? От волнения на лбу выступила испарина. Но Зоя лишь улыбнулась ему, подавая градусник. Сам себе под мышку поставит, не маленький. А уходя, она проницательно и как будто с укором глянула на Пашу. Неужели догадалась, что у него на уме?

Как оказалось, Паша волновался зря, Зоя ни о чем не догадалась. Просто не в духе приходила ставить градусник, вернулась в приподнятом настроении, снова нежно провела пальцами по груди, будто извиняясь за небольшую грубость, допущенную ранее. И все равно Паша загрустил. Потому что Зою могли расстроить проблемы с парнем. А может, и с мужем. Паша не заметил обручального кольца у нее на руке, но, возможно, медсестрам запрещалось носить золото на работе. Может, Зоя замужем, и ее сердце занято. Да и в любом случае, она старше Паши лет на пять. Не пара они, а улыбается она ему, потому что медсестра. Сестра милосердия. Из милосердия улыбается ему, а пальцами по груди провела случайно, не придавая тому никакого значения.

Антибиотики действовали, ночь прошла без горячечной лихорадки, а к утру и дыхание успокоилось. Зоя принесла градусник, сама вставила его под мышку, через время вернулась.

– Тридцать семь и четыре! Кризис миновал!

Зоя улыбалась Паше, а сосед по палате откровенно пялился на ее задницу, казалось, глазами поднимал юбку, мысленно лез в трусы. Паша терпел, а когда Зоя ушла, наехал на мужика.

– Я тебе шнифты вырву, падла! Еще раз глянешь на нее!

Его ничуть не смущала разница в возрасте и то, что мужик мог банально раздавить его своим весом. Даже бить не надо, достаточно навалиться на него.

Но тогда завалят его самого. Тот же Рудик может сунуть перо в бок. С ним у Паши давно уже все путем. И все пацаны подпишутся за него, главное, верить в это. А если есть сомнения, долой их из голоса. Когда наезжаешь.

И мужик поверил, что с Пашей лучше не связываться. Этот приблатненный тон, босяцкая наглость, ясно же, что пацан не простой, затаит злобу и отыграется где-нибудь в подворотне.

После утреннего обхода Зоя больше не появлялась. Закончилась ее смена, домой ушла, может, к мужу, может, вечером ее ждет встреча с женихом. Закроются где-нибудь на квартире, включат музыку, сначала будут медленно танцевать, потом он снимет с Зои платье, оставит в одной только короткой комбинации. А потом и вовсе без ничего. Она ляжет на спину, поднимет ноги, согнув их в коленях, он будет гладить обнаженную грудь, нажимая на потаенные струны, выдавливая страстные стоны. Потом он раздвинет ей ноги… Паша сжал зубы и кулаки, чтобы сдержать стон от рвущейся наружу зависти.

А когда его отпустило, он вдруг понял, что хочет вернуться на вокзал к пацанам. До этого момента ему не нравилось потрошить чужие карманы, совесть не то чтобы мучила, но говорила с ним в голос. Сколько раз он порывался остановиться, отойти от дел. Слабенько порывался, но тем не менее… А сейчас желание возникло. Угрызения совести, может, и остались, но в полный рост встал зов природы. Паша и раньше чувствовал себя охотником, но сейчас он видел в этом свое призвание. Не мог он жить без охоты, Москва – его угодья, ему хотелось поскорее оказаться на шумных улицах, где в изобилии водится дичь.

И деньги ему нужны. Шикарно одеться, пригласить Зою в ресторан, пить с ней шампанское, сорить деньгами, а на ночь увести ее в номера, и чтобы гостиничные халдеи стелились перед ними. А там, в номере, они будут медленно танцевать под красивую музыку, он уложит ее на спину…

Выписали Пашу в тот день, когда Зоя заступила на смену. Он выходил из кладовки в своей одежде, а она шла по коридору, вся в белом, как цветущая вишня. Такая же свежая, благоухающая. Пашу она не замечала, как будто вычеркнула его из памяти. Ну да, он же уже не больной, она за него не в ответе. Больше она не будет проводить пальцами по его груди, вытаскивая из-под мышки градусник.

Паша вспомнил, что он не какой-то там сопливый пацанчик, а фартовый вор. Может, ему и не хватало навыков, но дичь он щипал знатно, только за апрель месяц на две с лишним штуки вытащил, на «общак» много отдал, но так за это честь ему и слава. С теткой поделился, но так и себя не обидел, прикид сменил, джинсы, ветровка фирменная, очки-капельки, как у Челентано. И все это сейчас на нем.

– Привет!

Зоя остановилась, в легком недоумении окинула его взглядом.

– Ну да, – кивнула она, давая понять, что узнала.

– А меня выписывают.

Паша вздохнул, и дело не только в том, что его выписывали. Ему катастрофически не хватало уверенности в себе, он терялся, слова давались с  трудом.

– Больше не болей! – Зоя перенесла вес на левую ногу, собираясь уходить.

– Э-э… А что вы делаете сегодня вечером? – вспомнив фразу из какого-то кинофильма, спросил он.

– Я?! Вечером?! – Зоя чуть не поперхнулась от удивления.

– Ну да.

Паша чувствовал себя огрызком свечи в горниле печи. И горел он, и плавился, растекаясь соплей.

– Сегодня я на смене.

– А завтра?.. Могли бы в ресторан, ну мы, с вами.

– Не надо нукать! – Зоя вдруг по-учительски свела брови к переносице. – Говори четко и внятно! Я приглашаю вас в ресторан! Ну!

– Я приглашаю вас в ресторан!

– Отлично!.. Только нужно немного подождать. Лет пять. Вырастешь, заходи, я тебя жду!

Зоя вдруг подалась к Паше и поцеловала его в висок. Могла бы в щеку, но для этого ей пришлось бы наклониться. Поцеловала Пашу и тут же забыла о нем. И в палату зашла, чтобы кому-то поставить градусник. Паша снова вздохнул, зря он сегодня выписался, мог бы и до завтра потерпеть. Но, увы, поздно пить «Боржоми»… После того как Зоя отказала. Ну, конечно же, не пойдет она с ним в ресторан. Слишком уж он для нее молод. И что ему делать? Ждать, когда лет добавится? Но это слишком долго. А может, нужно повзрослеть? И забыть о Зое, ведь в Москве полно красоток. Ту же Мальвину можно заказать? А что, давно уже пора.

Но Мальвина вылетела из головы еще до входа в метро. А там на глаза попался мужчина в костюме и при галстуке. Деньги находились у него в боковом кармане брюк, Паша определил это наметанным взглядом. Стопка денег, сложенная вдвое, вытащить ее совсем не просто. Тем более что нет ни лезвия, ни острозаточенной монеты, к тому же мужчина не стоял, а двигался, время шло на секунды. И если его не толкнут… Но толкнули Пашу, какой-то громила пер напролом. Толкнул он, правда, не сильно, пришлось импровизировать, ускорять движение.

Паша налетел на жертву, наудачу сунув пальцы в карман. Слишком высокая скорость для точного попадания, если вдруг промахнется, он просто откажется от скачка. Но пальцы угодили точно в карман, зацепились за купюры, ловко выдернули их.

– Ты, козел! – Паша вызверился на громилу.

Тот резко остановился, развернулся к нему, толкнув плечом толстую тетку. Та даже пикнуть не посмела, слишком уж внушительно выглядел амбал. Одна рожа чего стоила, глянешь днем, ночью кошмары замучают.

– Что ты сказал, сопля?

– Э-эй! Я пошутил!

Паша получил отличный повод выйти из ситуации и удачно им воспользовался. Выбрался из толчеи, так и не попав на станцию метро. Улов оказался жирным, сто шестьдесят восемь рублей. И главное, на свободной охоте, когда никто ничего от него не ждет. Паша вполне мог зажать эти деньги, но делать этого не стал. И отстегнул Саве полтинник. Причем напрямую, минуя Тиху.

Сава сам заметил его, когда он выходил из метро на станции «Комсомольская». Что он там делал у автостоянки, Паша не знал и выяснять не собирался. Подошел, поздоровался, незаметно сунув в руку два четвертных.

– Что это?

– Да из больницы ехал, по пути зацепил.

– Ничего другого из больницы не подцепил? – пошутил Сава.

Паша усмехнулся. Еще два месяца столь благодушный тон в разговоре с вором казался непозволительной роскошью, а сейчас Сава общается с ним почти как с равным. И все потому, что Паша на самом деле фартовый вор. Никому так не везет, как ему, никто не приносил столько бабла, во всяком случае, в бригаде Тихи.

– Да хотелось бы, – улыбнулся Паша.

– Чего бы тебе хотелось, пацан? – повел бровью Сава.

– Ну, французский насморк. От Мальвины.

– В больнице?

– Почему в больнице?

– Потому что… Мальвину хочешь? – Сава окинул Пашу придирчивым взглядом.

На оборванца не похож, ветровка, джинсы, кроссовки, молодой, но вроде не заморыш какой-то.

– Да хотелось бы!

Паша не смотрел вору в глаза, но и взгляд не отводил.

– А лет тебе сколько?

– Пятнадцать будет. Через месяц.

– Пятнадцать… – передразнил его Сава. – Сколько Мальвина скажет, столько и будет. Вдруг скажет, что у тебя рыбка как у сосунка соска, пацаны засмеют. Пойдешь?

– К пацанам?

– К Мальвине!

– А можно?

– Да любой каприз! За твои деньги.

– А сколько?

Сава поморщился, щелкнув пальцами. Он на глупые вопросы не отвечает, для этого есть сутенеры.

Сава ушел, тут же появились Тиха и Рудик. Хлопнули по рукам, приобнялись, кореша как-никак.

– О чем там с Савой тер? – с завистью спросил Рудик.

– Так это, полтинник ему с навара отстегнул… – Паша вынул из кармана деньги. – На остальные гуляем?

– Не хило снял! – кивнул Тиха.

Он, Макар и Рудик работали втроем, водили жертву, отсекали, отвлекали, подрезали, все по науке, но поднимали куда меньше, чем Паша в одиночку. Но не жаловались, потому как жизнь с ним стала легче. Квартиру нормальную в Сокольниках сняли, где их предки жили. Там теперь все обитают, и девочку туда привести можно. Нормальную девочку, не хуже, чем Зоя, такую, чтобы кровь в жилах стыла, а не каких-то вокзальных мозглявок за рубль двадцать.

Гульнули не хило, Тиха привел на хату Туляка со своей бригадой, Паша знал всех, сложностей в общении не возникло. Он немного выпил, большего себе позволить не мог. Завтра на дело, облажаться никак нельзя. Сава уже знает о его чаяниях, вдруг предложит ему Мальвину.