Читать книгу «Здесь начинаются рассветы» онлайн полностью📖 — Владимира Васильевича Киреева — MyBook.





На третий день эта камчатская еда нам надоела. Владимир попросил Ларису сварить простых щей. Они были такие вкусные, что пришлось просить добавки.

Все ушли спать. Слава остался дежурить. Я подошёл к нему, он предложил посидеть у костра. Предложение было принято.

– Здесь, на Опале, хорошо, – говорил Слава, глядя на огонь, – и рыба есть, и дров много. А на Быстрой туристов много летом сплавляется, так иной раз не найдёшь ни сучка ни былинки. Ну а если дождь хлынет, то и согреться негде. Не люблю рыбную ловлю без костра. У костра не посидел – вроде как и у реки не был…

– Хороша река, да подходы плохи, – заметил я, – или топь у самого края, или камни грудами, или кустарник такой, что со спиннингом не пройти.

– У нас почти все реки такие, с песчаными и земляными берегами.

Славе двадцать восемь лет. На вид он сух и неширок в плечах, высокого роста, но выносливости его могут позавидовать и маститые спортсмены. Он родился в Петропавловске и живёт там с матерью. Почти каждый выходной день, а тем более отпуск, проводит на рыбной ловле. Сплавляться по рекам – это самое большое для него удовольствие. Протирая запотевшие очки, он говорит:

– Богатая река: и кета есть, и микижа, и чавыча, и голец, а иногда и нерка заходит. Кета и форель берутся на блесну. Им подавай такую блесну, чтобы она играла в воде, волчком вертелась.

Из палатки его окликнул Сергей, и Слава пошёл к нему.

Я остался у костра один, пошевелил тальниковые сучья в костре, посмотрел на черную воду реки. Здесь, на Камчатке, вся жизнь крутится вокруг лосося. От него зависит благополучие зверей, людей и рыб. Где идёт лосось, там и жизнь бьёт ключом. Лососи большую часть жизни проводят в холодных водах северной части Тихого океана, но, достигнув половой зрелости, начинают нерестовую миграцию, направляясь к устьям рек. С неимоверным упорством, преодолевая сильное течение, бурные пороги, рыбы поднимаются к верховьям, чтобы дать жизнь следующему поколению и погибнуть. Удивительно, что рыбы возвращаются на нерест в те самые реки, и в то самое место, где появились на свет, безошибочно отыскивая правильный путь после нескольких лет странствий в океане.

Утром, пока лагерь просыпался, я решил попытать рыбацкой удачи. Взял спиннинг и спустился с высокого берега к воде. Внимательно посмотрел на реку. Метрах в двадцати от меня, около двух выступивших из воды корней деревьев, расходились крупные волны. Здесь же на дне лежали утопленные бревна.

Комары и мошки, которые не беспокоили нас наверху, сейчас накинулись на лицо, шею и руки. Пришлось надеть накомарник – нечто вроде шлема из плотной серой материи с нашитой впереди тонкой густой чёрной кисеёй.

Неудобно в таком уборе смотреть на воду, но москиты на Камчатке – жестокий бич рыбаков и охотников.

Я посмотрел на место, где недавно плескалась рыба, и забросил туда блесну. Течение подхватило её и понесло. Я быстро крутил катушку, опасаясь зацепиться за корягу или утопленное бревно. Этот заброс ничего не дал. «Что-то делаю неправильно, – подумал я, – напрасно спешу!»

Хитёр рыбак, но и рыба не глупа, особенно кета – рыба чуткая и зоркая.

Я не знал повадок кеты и снова сделал заброс в то же самое место. Едва блесна коснулась поверхности и начала погружаться, я стал медленно крутить катушку. Что-то на конце шнура дернулось. «Теперь тяни», – сказал я себе и подсёк.

Шнур натянулся и замер. Блесна зацепилась за корягу. «Позор, позор!» – казнил я себя, растерянно озираясь по сторонам. Ругал я себя за то, что так глупо дёрнул за шнур и зацепился. Горечь неудачи была безмерной. Выход здесь один. Я подошёл по берегу как можно ближе к месту зацепа, подкрутил катушку, потом зажал её в руке и отошёл назад. Шнур натянулся и ослаб. Я стал крутить катушку и радостно почувствовал на конце шнура блесну. Так и есть, блесна была на месте, только крючок на тройнике разогнулся. Надо сказать, что перед рыбалкой Владимир дал нам всем безузловые зацепы, которые позволяли прицеплять блесну к плетёному тросу без узла, что придавало дополнительную прочность соединению.

Я услышал за спиной резкий шум, обернулся: Николай, раздевшись донага, стоял в лодке и, зачерпывая ведром из реки воду, опрокидывал на голову. Я невольно поёжился. Утро было совсем не тёплое, но у него это вошло в привычку – обливаться по утрам, а привычка, говорят, вторая натура.

Я подогнул плоскогубцами крючок и опять сделал заброс. Но рыба не брала.

Видимо, испуганная бурным поведением блесны и шумом обливания, она отошла или затаилась.

Я уже начал подумывать о том, чтобы пойти на наш табор, как вдруг мои мысли прервал резкий толчок. Я дернул спиннинг и тотчас же ощутил один за другим два сильных удара. Блесну схватила крупная рыба. Это была кета, она вылетала из воды свечой, затем бросалась вправо-влево, а потом пошла к противоположному берегу, до предела натягивая трос. Но троссовка была надёжна, удилище спиннинга крепко, тройник прочен. Утомив кету, я подвёл её к берегу и рывком выбросил на берег. Наконец-то счастье улыбнулось мне!

Я взял кету под жабры. Это был крупный экземпляр, длиной больше полуметра. У рыбы была острая, но небольшая голова с горбатым носом, толстоспинное серебристое туловище с красочной мозаикой тёмных пятен вдоль боковой линии, широкий и мощный хвостовой плавник.

Но рассмотреть всю игру красок в оперении рыбы я не мог, потому что в моих руках была её жизнь. Я сразу не смог разобрать, самец это или самка, и крикнул Руслана. Я стоял под высоким берегом, придерживал одной рукой рыбу, а другой отцеплял блесну. Руслан не стал спускаться, а подошел к краю обрыва, в руках у него была кружка с чаем, он только глянул на кету и сказал, что это самец. Тогда я аккуратно взял ладонями рыбу и возвратил её в холодные воды живой реки – и вдруг почувствовал неведомое ранее чувство радости, более сильное, чем торжество от добычи. Ополоснул руки, выпрямился, вдохнул полной грудью и оглянулся вокруг. Я – человек, сумевший добыть рыбу. Я принял этот дар от реки и вернул его ей. И от содеянного я испытывал настоящее счастье. Я свободен и честен перед самим собой и природой. Я смотал спиннинг и поднялся к нашему лагерю.

Мы движемся дальше. Сегодня нам предстоит пройти немалое расстояние по реке. Русло её заметно расширилось, течение стало слабее. Заросшие зеленью берега были приятны глазу. Яркая растительность источала запах трав и сосновой хвои.

Сзади раздался глухой удар тяжёлого тела о воду. Николай подводил к лодке крупную кету. Экземпляр, надо сказать, был даже несколько больше моего.

Клёв начал усиливаться. Николай зорко присматривался к воде и немедленно бросал блесну туда, где только что плескалась рыба. Он поймал ещё одну, потом другую – дело пошло. Вскоре поймал большую кету и я.

7 июля у Владимира был день рождения. Вечером сидели за столом в палатке. Пришло время, когда душа от спиртного развернулась и стали петь песни. Я предложил:

– Давайте споём «Изгиб гитары жёлтой»!

– О, давай, – закричал Владимир, – Окуджаву я люблю.

– Эту песню написал Олег Митяев, – возразил я.

– Вы что одурели? Это же Визбор, ребята! – взвизгнул не своим голосом Вадим.

– Нет, я точно знаю, что это Окуджава, – недовольно сказал Александр.

– Ребята, не спорьте, я же знаю, – пытался успокоить я своих друзей.

– А давай поспорим, что это Окуджава? – стал напирать Владимир.

– Я и без спора знаю, что это Олег Митяев.

– Да Окуджава это, я что, не знаю что ли, – настаивал Александр, глядя на Владимира.

Я понимал суть происходящего: Александр провоцировал своего товарища на спор.

– Тогда спорим на виски, – не унимался Владимир, доверяясь своему напарнику.

Я пытался отказаться, но видя, какими глазами на меня смотрели Андрей с Николаем, мне почему-то стало неловко, как будто я сделал что-то неприличное.

– Ну что с вами делать, давай на бутылку виски, – согласился я.

– Нет! – не унимался Владимир, – давай на «качели».

– А это что такое?

– Вы не знаете, что такое «качели», а ещё спорите со мной, – вконец раздухарился Владимир. – «Качели» – это большая бутылка виски, пять, семь и даже двенадцать литров есть. Давай на семилитровые «качели»!

– Давай, давай, – подначивал Александр.

Они стали напирать на меня, и мне просто некуда было отступать от истовых поклонников бардовской песни.

В разговор вмешался Андрей:

– Я вот даже не знаю, на чью сторону стать.

– А я даже не сомневаюсь, – утвердительно сказал Николай. – Я своему напарнику доверяю.

Владимир в какую-то минуту засомневался:

– Саня, а ты точно уверен?

– Без вариантов.

Тут возмутился я:

– Ну, раз вы так себя ведёте, тогда вас надо учить, молодых, напористых и азартных, чтобы впредь неповадно спорить было.

Мы ударили по рукам, Александр разбил наш спор, и мы сошлись на семилитровых «качелях».

Мы спели песню, потом я спросил Александра:

– Слышь, Саня, а что ещё написал Окуджава?

– Ну как что? – недовольно проговорил он. – Ну, эту песню, про виноград.

– Понятно. «Виноградную косточку в тёплую землю зарою…»

– Во-во, её!

– А ещё?

– Я сейчас не помню.

– А я тебе скажу: про Арбат известная песня, «Надежды маленький оркестрик», «Бери шинель, пошли домой», «Мы за ценой не постоим». И много других.

Потом я обратился к Вадиму:

– А какие песни Визбора ты знаешь?

Он молчал, пожимая плечами.

– С тобой всё ясно. Вот чтобы ты знал, Визбор написал «Домбайский вальс», «Солнышко лесное» и много других песен, но «Изгиб гитары жёлтой» написал Олег Митяев.

– Нет. Это Окуджава, – не унимался Александр.

– Я думаю, что всё-таки Визбор, – не сдавался Вадим.

Утром, за завтраком, снова зашёл разговор про «качели». Я обратился к Владимиру и предложил ему остановиться все-таки на 5-литровом варианте.

– Вы что боитесь? – обернувшись ко мне, иронично засмеялся он.

– Да нет. Просто такую большую ёмкость мне негде поставить будет, а пятилитровую мы с Николаем уже определили, где разместить, – можно на даче.

– Ладно. Только из уважения к вам, – гордо расправляя грудь, согласился Владимир.

Я повернулся к Александру:

– Саня, ты за ночь не образумился?

– Ха! Конечно, нет! Я точно знаю, что это Окуджава.

– Это уже похоже на диагноз, – недовольно пробурчал я и, чтобы успокоить Александра, сказал: – Ладно, я тебе за упорство двести граммов налью из «качелей».

– А я и не откажусь.

Пасмурно. Решили возвращаться на день раньше. И посвятить этот лишний день знакомству с Петропавловском. Владимир позвонил по спутниковой связи Татьяне. Она сообщила, что у водителя, который должен нас вывозить, нет возможности вывезти нас на день раньше.

– Тогда попросите его, чтобы он нам бутылку водки привёз, мы рассчитаемся с ним.

– Хорошо, – согласилась она.

Вадим, довольный ответом, радостно потёр руки.

У Сергея голос так и не восстановился, он продолжал разговаривать шёпотом. Чёрное небо, редкие кусты ивы по берегам и серо-зелёная тундра – больше не за что зацепиться нашему привередливому взгляду. Дождь моросит не переставая.

Мы промокли, набухли влагой вещи, упакованные в гермомешки. Подул вдоль реки ледяной ветер.

– Руслан, надо бы костёр развести. Люди насмерть простудятся, – Владимир заботился о коллективе.

– Нам ещё десять километров надо пройти.

– Темнеет. Давайте встанем здесь, хорошее место: поворот реки, поляна…

– Я сказал – не положено, мы не успеем по времени пройти маршрут, – начал заводиться инструктор. – Сказано – десять километров надо пройти, значит, надо!

– Ты инструктор, тебе виднее, – Владимир поправил на голове промокшую бейсболку. – Устали люди. Холодно нам, пойми. Не пройдём мы ещё десять километров. Тебе что, ЧП не хватает? А вдруг кто-нибудь воспаление лёгких подхватит, тебе же отвечать придётся!

– Блин, умные все стали. А мне потом Татьяне рассказывать, мол, дождик пошёл, вот до стоянки и не доплыли.

– Да не нервничай ты, смотри, солнце садится. Обсушимся, а с утречка дальше пойдём, – успокоил его Вадим.

В конце концов Руслан согласился.

Поставили палатки. Сырые сучья трещали в костре. Сварили уху, вскипятили чай, приняли согревающего напитка и начали готовить малосольную икру (для этого мы с собой и взяли грохотку и марлю). Разложили на столе небольшие куски марли, растворили в кипячёной воде соль.

– Ну что, Вадик, доставай ракетку, пришло её время, – Владимир с улыбкой посмотрел на Вадима.

Тот быстро вышел из кухни и через несколько минут появился снова, он развёл в стороны руки, посмотрел на нас растерянным взглядом и тихо произнес:

– Ракетку никто не брал?

– Да кому она нужна? – с упрёком посмотрел на него Николай.

– В рюкзаке её нет, – смущённо опустил глаза Вадим.

– Правильно. Она в гостинице, скорее всего, осталась, за тумбочкой, – съязвил Андрей. – Всё пива никак не мог напиться.

Вадим заскрежетал зубами от бессилия что-либо исправить в этой ситуации, но минуты шли, растерянность понемногу проходила.

– Мужики, – виновато простонал он, – я буду вручную перебирать, раз виноват.

– А что ты предлагаешь теперь делать? – удивлённо пожал плечами Владимир. – Другого варианта нет, давай, перебирай теперь вручную.

Вадим разрезал ножом икряной мешок и, взяв в руки чайную ложку, стал ею отделять икру от плевры. Этот процесс был долгим и трудоёмким, каждую икринку нужно было обработать. Андрей с Александром из солидарности сели за стол рядом с ним, стали отбивать икру, а мы с Владимиром и Николаем стали осваивать процесс засолки.

Как делать красную икру – «пятиминутку»? Икра в рыбе находится в мешочках. Берётся мешочек, кладётся на ракетку и протирается сквозь решётку. Так икринки отделяются от мешочка. А поскольку с ракеткой получился конфуз, то каждую икринку отделяли ложкой. Потом делается так называемый тузлук. Это дико солёная вода. Вода кипятится в кастрюле или ведре, остывает, соль добавляется до тех пор, пока очищенная картошка не будет плавать. Икра помещается в этот тузлук на пять-шесть минут. Потом отбрасывается в марлю и подвешивается стекать. Всё, можно есть.

Беда в том, что такая икра хранится только в замороженном состоянии либо её надо сразу съедать. Когда идёт промышленное производство икры, то в неё добавляют консервант. Надо сказать, что пятиминутка и покупная икра по вкусу отличаются в пользу первой.

Утром я поднялся вверх от берега, где, по моему предположению, должна быть тундра. Но тундры нет, а есть высокая трава и медвежьи тропы во всех направлениях, а на тропах медвежьи кучи, через каждые пять метров. Берёзы низкорослые и корявые, растут на обрывах по-над рекой в горизонтальной плоскости, почти параллельно воде.

1
...