Шкалик молчал, боясь спугнуть удачу, и одновременно злясь на лиговца за откровенный трендеж. А что, если эта фиговина ни на каких не батарейках, а прямо от сети, или вообще на механической тяге, в смысле – для ручного применения?

– А батарейки к нему прилагаются? – гнула свою покупательскую линию дама.

Шкалик слегка зарумянился и взглянул на Опохмельченко с надеждой и опаской.

– Увы, мадам, – огорченно развел руками последний, – чего нет, того нет, врать не буду. Но зато мы можем помочь вам купить отличные батарейки с солидной скидкой. Это недалеко, в двух кварталах отсюда, в газетном киоске…

– Сколько? – не отводя глаз от нарядной коробочки любопытствует женщина.

Опохмельченко и рта раскрыть не успел, как Шкалик, пребывавший на этот раз на чеку, выдал заветную сумму: «Сто несчастных рубликов, сестрица!»

– Что-то дешево слишком. Это подозрительно… И я вам не сестрица!

Опохмельченко, открывший было рот для ответа на вопрос о цене, так с открытым хлебальником и остался. Не надолго, правда. Захлопнул с лязгом искусственных челюстей, вновь отверз и запричитал:

– Исключительно из уважения к вам мадам, исключительно из уважения! В убыток торгуем-с…

Женщина, словно очнувшись от наваждения, вздрогнула, зажмурилась, прозрела, перевела наконец взгляд с товара на его дилеров.

– Господи, какая же я дура!..

– Мадам, куда же вы? Отдадим за девяносто пять! – кинулся было за нею Опохмельченко, но, быстро сообразив, что развить с места в карьер такую космическую скорость не способен, остановился, пожаловался:

– Что за холявный народ пошел – жалкого стольника за такое чудо техники им жалко! Жмотка…

– Да она не из-за этого, – пробормотал Шкалик, пряча злосчастный товар под пальто.

Однако полностью спрятать не успел, был остановлен строгим вопросом:

– Что там у вас? Вибромассажер?

Перед ним стояла, переминаясь в нетерпении на скрещенных ножках, молоденькая девушка, с виду явная школьница: в одной руке дымящаяся сигарета, в другой – портфель. Шкалик сначала растерялся, затем испугался (это же статья – совращение несовершеннолетних!), наконец, сглотнул и хрипло выдавил:

– Нет, не он…

– А кто?

Шкалик затравленно оглянулся на Опохмельченко, рассматривавшего с отсутствующим видом архитектурные украшения последнего этажа дома на другой стороне улицы: портики, пилястры… Деваться некуда, надо отвечать:

– Хрень это, – честно признался Шкалик.

– Ясно, что хрень, – пожала плечами девчонка. – Только хрень хрени рознь. Иногда они идут в наборе: фаллоимитатор с вибромассжером. Фаллоимитатор мне ни к чему, слишком брутально, к тому же я – девственница, но вот вибромассажер очень бы пригодился. У меня вот… – Она сунула сигарету в рот, слетала в карман куртки, вытащила несколько мелких бумажек с мелочью. – Сорок два рубля с копейками… Это же три пива почти, соглашайтесь…

Шкалик отвел взгляд от рубликов, прощально вздохнул: «Нет там никакого вибромассажера, одна хрень» и решительно двинулся с места в неизвестном направлении.

– Увы, мадмуазель, видимо, не судьба, – услышал он за спиной Опохмельченку. – Не пожертвуете ли пару рубликов сирым и убогим на поправление здоровья?

– Слышь ты, сирый, а не пошел бы ты на х…

– Что?! – завелся с места Опохмельченко.– Да знаешь ли ты, девица непотребная, кем была моя бабушка?

– Знаю – сукой. Катись давай за своим дружком, пока ментов не позвала…

– А-а-а! – зарычал Опохмельченко в ярости. Топнул ногой, погрозил пальцем и в конце концов сделал так, как девчонка ему посоветовала, – засеменил в том же направлении, что и Шкалик

Неизвестное направление привело их аккурат к вратам ада, в которых Опохмельченко моментально признал входную дверь в секс-шоп. При входе – привратница: потасканная девица в боевой раскраске при распахнутом плаще, выгодно подчеркивающим своей непомерной длинной набедренную повязку мини-юбки с торчащими из-под нее нижними конечностями в черных ажурных чулочках.

– Слушай, Шкалик, – зашептал против своего обыкновения орать обо всем в полный голос Опохмельченко, – давай зайдем, вдруг там на комиссию товар принимают?

– Какую комиссию? Охренел? Пока продадут, загнемся!..

– Да не загнемся, не ссы. Я знаю, как эти дела делаются. Они нам цену скажут, за которую товар на продажу выставят, а мы им в два раза меньшую предложим, но чтобы прямо сейчас заплатили. А уж они там его за сколько им влезет выставить могут, нам-то что?..

– А-а, – сказал Шкалик, задумываясь.

– Разрешите пройти…

Прилично одетый мужик, брезгливо отстранив заговорщицкую пару хроников, потянулся к ручке входной двери. Девица встрепенулась.

– Мужчина, вы куда? Подумайте: а оно вам надо? Вот ведь я – живая, теплая, настоящая! И обойдусь вам вполовину дешевле, чем любая примамбасина этого заведения! Учтите, резиновые бабы изнашиваются, требуют ухода, соблюдения секретности, и удовольствие от них довольно сомнительное. Не то что от меня!..

Мужик слегка помедлил, окинул внимательным взором девицу, быстро что-то в уме подсчитал, пожал плечами, рванул дверь на себя, шагнул внутрь, поделившись на прощание итогом своих размышлений:

– Да ведь тебя, красавица, все равно с резиной употреблять придется. Так какая разница?..

И вошел в магазин. Однако тут же вышел. Не весь, голову только высунул. Для дополнительных сообщений.

– А я тебе скажу – какая. Разница в том, что резиновую куклу покупаешь раз и навсегда. А тебя – только на время…

И вновь скрылся в магазине. Теперь уже окончательно. Ну то есть надолго: пока выберет, пока приценится, пока то да се. Такие покупки с кондачка не совершаются…

– Какая жалость, что тебя, Шкалик, резиновой бабы найти не угораздило. Сейчас бы втюхали этому мудиле на раз-два, – высказал Опохмельченко то, о чем Шкалик с тоскливой завистью подумал.

«Не утешайте меня, мне слова не нужны. Мне б отыскать покупателя этой фигни» – вновь накрыло Шкалика музыкальной галлюцинацией. На сей раз – в сочувственной тональности. Шкалик затаился в ожидании продолжения. Но его не последовало. Возможно, из-за Опохмельченки…

– Послушай, красавица, – вдруг встрепенулся лиговский, – а вам, часом, фаллоимитатор не нужен? Ну там, для сексуальных игрищ с клиентурой…

– Игрищ! – фыркнула привратница. – Ну ты скажешь тоже, дядя!..

Тут бы хоть кого бы нибудь на обыкновенный трах развести, а ты – игрищ…

– Шкалик, покажи товар лицом, а то девушка рассуждает как-то слишком отвлеченно…

Шкалик неуверенно полез к себе за пазуху.

– Не надо, Шкалик, не утруждайся, все равно не куплю, – грустно молвила красна девица. – Вот если бы этот ваш лжехрен еще и платил бы мне за каждую палку, тогда конечно, – мечтательно добавила она, сладко жмурясь от недостижимых перспектив. Помечтала секунду-другую, тряхнула завитой головкой, поделилась по-дружески советом:

– А сюда вам, мужики, лучше не соваться. У них у самих этого добра завались. Спрос минимальный…

Опять облом! У Шкалика на слезящиеся от похмелья глаза набежали дополнительные, исторгнутые драмой неудач, слезинки.

– Ладно, нет так нет, – с несвойственной ему покладистостью примирился с отказом Опохмельченко. – Сигареткой не угостите, барышня?

– С паршивой овцы хоть шерсти клок? – скривилась та в саркастической гримасе.

– Да что вы на себя такое наговариваете, милая девушка! – возмутился Опохмельченко. – Да если бы не обстоятельства, если бы не возраст, не проклятое безденежье, да разве позволил бы я вам торчать тут на сквозняке! Да я бы вас мигом в ресторан, в номера!.. И не на раз, и не на час, а как минимум, недельки на две, если не дольше…

Столько брехни за ради курева! – сокрушенно подумалось Шкалику. Лично он бы так не смог. Язык бы не повернулся…

Сраженная откровениями Опохмельченки девушка полезла в сумочку за сигаретами. Однако достать их не успела. Дверь секс-шопа отворилась, выпустив наружу того самого расчетливого мужика с внушительной коробкой под мышкой. Видимо, давно уже выбрал и приценился…

– А, ты еще здесь? Как насчет групповичка со мной и моей резиновой подружкой? Плачу тыщу…

– За час?

– За три. Но – с бухаловом и закуской…

Раздумывать девица не стала:

– Заметано!

Опохмельченко ткнул в бок Шкалика: дескать, доставай товар по-быстрее.

– Сударь,а не угодно ли фаллоимитатор за четверть цены? Самая подходящая для всякого порядочного групповичка вещица…

Мужик смерил его недобрым взглядом. Опохмельченко опасливо попятился. Шкалик сделал то же.

– Не терплю конкуренции, – оскалился мужик. Хмыкнул и удалился в сопровождении девицы.

– Ни бабок, ни курева, – печально подытожил Опохмельченко.

– Зато по шее не надавали – хотел было вставить Шкалик хоть что-то обнадеживающее, но не успел.

– Игорь?! Глазам свои не верю! Игорь, это ты?! – перед Шкаликом вдруг очутилась расфуфыренная по последней моде дама. Вся такая вальяжная, ухоженная, исходящая дорогущими духами и немереным баблом. Таких еще бизнес-леди называют…

– Я не Игорь, я – Шкалик, – не признал знакомства Шкалик.

– Я не по кличке, я по имени, – пояснила леди. – Игорь Адоматский – это ведь ты? Не отпирайся, я тебя узнала. А ты – узнаешь меня?

– Ишь ты, Адоматский, – пробормотал себе под нос Опохмельченко.

– Я понимаю, тебе в таких обстоятельствах неудобно, не хочется вспоминать, – продолжала меж тем дама. – Но ты все-таки вспомни: это не я тебя из армии в Кривом Наволоке не дождалась, это ты ко мне не вернулся, даже не заехал, предпочел сразу в Питер…

Шкалик молчал, тупо уставившись на женщину.

– Шкалик, – зашептал ему на ухо встревоженный Опохмельченко, – не стой истуканом, обними девушку…

– Нет, обнимать меня, Игорь, не надо, – расслышала подсказку леди. – Обнимешь, когда протрезвеешь, вспомнишь, отмоешься как следует и будешь готов рассказать, как тебя угораздило дойти до жизни такой…

– Так ведь для того чтобы протрезветь и отмыться… – позволил себе встрять Опохмельченко с резонными соображениями, но был прерван на полуслове самым высокомерным тоном:

– А тебе, синюха голимая, никто слова не давал. Заткнись и чеши отсюда, пока я охрану не позвала…

Опохмельченко раскрыл было рот, видимо, собираясь по своей привычке сообщить на повышенных тонах о роде деятельности своей бабушки, а заодно, может быть, и дедушки, но, взглянув на подавленно молчащего Шкалика, тихо крякнул и отошел. Метров на пять, на шесть…

– Что ты там за пазухой прячешь, Игорь?

Шкалик машинально вытащил из-под пальтеца злополучную коробочку.

– Да уж, докатился, – вздохнула дама. – Ладно, так и быть. По старой, так сказать, дружбе, и в память о любви моей юности… Двухсот баксов на все про все хватит?

– Лучше в рублях, мадам, и купюрами помельче, – подал голос из своего далёка Опохмельченко.

– Разумно, – усмехнулась дама, заглянула в сумочку, пошелестела наличностью, извлекла несколько разноцветных бумажек, сунула их в руки оторопевшему Шкалику, забрала коробочку, помедлила, добавила к деньгам визитную карточку: – Примешь человеческий облик – звони…

Развернулась, шагнула к шикарного вида автомобилю солидного бутылочного цвета с предупредительно распахнутой то ли охранником, толи шофером задней дверью. Помахала ручкой, села и укатила.

Опохмельченко подошел к Шкалику не сразу – благоразумно дождался пока авто с с дамой скроется за поворотом.

– Сколько там?

Шкалик растерянно уставился на свои руки – в одной банкноты, в другой визитка.

Подсчитали. Не так уж много оказалось. Ну да богатенькие всегда жмоты. Потому и богатенькие, наверное. Впрочем, на бутылку с прицепом хватило.

Уединились в закутке пыльного скверика, доживавшего последние дни перед сносом под очередной торговый центр.

– Масленкина Екатерина Прокопьевна, генеральный директор ООО «Севэкспортраст», – прочитал Шкалик уведомление на визитке. Пожал плечами: не знает такой…

Сели, выпили. Настроение у Шкалика не улучшилось. Напротив, вторая и вовсе не пошла. Махнул рукой притихшему Опохмельченке: мол, не жди меня, я потом. Опохмельченко понимающе кивнул:

– Ладно, Игорек, я свою половину добью и пойду. Выпьешь свою,когда отпустит…

Но Шкалика не отпустило даже к вечеру, даже после того как он допил, давясь от отвращения, свою половину вырученной за фаллоимитатор водки. Эх, еще бы граммов двести и он бы снова ожил, в смысле – вырубился бы наконец, опьянел бы и с концами. А там утром добрый боженька наверняка что-нибудь на опохмел подкинет. Что-нибудь приличное, что можно сбыть легко и непринужденно – на раз-два…

И вдруг, трезвея, вспомнил, возмутился. Почти вслух. Почти внятно.

– Николай я, а не Игорь! И фамилия моя Агурихин… Да, точно – Огурихин, а не какой-то там Адомайский. И ни из какой я не из Кривой Наволочки , а из Питера, из Красного Села…

Вскочил, замахал руками, бормоча опровержения, сел и… заплакал…

Кто-то над ухом тихо пропел с издевательской проникновенностью: «Плач, синюха, плач, меньше писать будешь…»

Шкалик затравленно огляделся – опять никого. Вздохнул, утерся, встал и побрел искать урну, в которую по дороге в закуток бросил скомканную в сердцах визитную карточку обознавшейся дамы. А вдруг он все-таки не Николай, не Огурихин, и даже не Шкалик, а как есть Игорь Адоматский, опустившийся уроженец Кривого Наволока, для которого еще не все потеряно в этой жизни?