Овеществление снов

Был у меня сосед, спившееся существо высшего типа. С детских лет мечтал выудить золотую рыбку, Емелину щуку или, на худой конец, старика Хоттабыча. Словом, генетически жаждал чуда. Пить стал, чтобы согреться и скрасить ожидание. Чудо медлило, ожидание затягивалось, спиртное дорожало, вынужденная трезвость вгоняла в тоску. Верность мечте требовала непомерных материальных затрат. Стал приторговывать личными вещами. Да все как-то невпопад. В ведро пытался продать зонтик, в дождь – солнцезащитные очки, в мороз – купальник, в жару, соответственно, электрический обогреватель. И хотя с маркетинговой точки зрения поступал он правильно, в полном согласии с незыблемыми законами бизнеса, дела его шли все хуже и туже, и был он вечно полунепьян и безутешен. Наконец продал он последнюю свою удочку и устроил шумную тризну по заветной мечте.

Утром продрал глаза, огляделся, а из мебели у него только нарисованный на стене японский телевизор да продавленная знойной ночкой раскладушка. Повеситься – и то не на чем: ни табуретки, ни ремня, ни крюка от люстры. Пришлось бедняге выпрыгивать из окна…

Прыжок с четвертого этажа на широкошумную улицу остался незамеченным: мало ли что с карнизов валится в февральскую оттепель? Народ ходит озабоченный, утыканный сверкающими на солнце сосульками, мелодично позванивающими в такт скользящих походок.

Повалялся сосед с полчасика в грязи, очухался, покряхтел, да и встал. Прохожие огибают, морщатся, матом кроют, пьяницей величают. А его тошнит, как после политуры, и голова раскалывается, и в ногах дрожь. Стоит, шатается, никак в толк не возьмет: отчего это у него силы духа не достало до дому дойти – ведь вот же он, в двух шагах… Чертыхнулся, зевнул (не дали, гады, поспать!) и потащился к себе.

В комнате холоднее, чем снаружи, окно настежь: проветрил называется. Затворил окно, рухнул на раскладушку и забылся.

И приснилось ему, будто носится он по морю аки посуху и глушит бейсбольной дубиной рыбок золотых, щук емелиных и стариков хохотабычей. Вычислил-таки нерестилище тварей чудотворных, сподобился-таки мечту обрести!.. Глушит и сам себя уговаривает, мол, балда ты, Николай, разбалда, как же они дохлыми желания твои исполнять будут?! Сам же себе и не внемлет, продолжает безобразничать. От собственной наглости и тупости осерчал и проснулся. Кругом пустопорожняя обшарпанная комната, ни моря, ни рыбок, ни старичков долгобороденьких, ни… Ни фига себе! А в руках-то у него та самая дубинка американского образца – вся в икре, чешуе, волосне, мокрая и тяжелая. Понял он, что сон продолжается, просто снится ему теперь, что он у себя дома, с рыбалки вернулся со снастью заморской – дубиной стоеросовой…

– Эх, – думает, – раз такое дело, не проучить ли мне хрычей хорошенько?

Хрычи – это вреднющая чета пенсионеров, соседей наших, истовых адептов какой-то новомодной секты самых доподлинных избранников истинного Бога. Николаю они буквально проходу не давали: грешником падшим обзывали, с Библией приставали, псалмы под дверью распевали, и пытались отучить от вредных привычек. Вот он и решил: почему бы ему во сне не проучить их хорошенько, не вознаградить себя морально, не воздать добром за добро.

Сказано – сделано. Вскочил Коля с раскладушки, выбрался в коридор, ввалился к пенсионерам в комнату и давай мокрой битой их охаживать. Вот вам дуб от гнева Его! Вот вам сила моя! Вот вам первородный грех и поруганная свинина! Все им припомнил, ничего не упустил… Только вот отовариваемые повели себя довольно странно: вместо того, чтобы вопить, возмущаться, молиться да увещевать, – хохочут! Причем с каждым новым ударом все пуще. Известное дело – сон есть сон: подстановки, подставы, превращения, чушь, чудеса. Бывает такое приснится, прямо не знаешь как с таким сном на душе жить дальше… Растерялся Николай, руки опустил. И то верно – зачем лупить, если не получаешь от этого дела никакого удовольствия, а те, кого лупишь, нагло от хохота покатываются, на пол от смеха валятся, ножками в юмористическом экстазе дрыгают и с визгом отключаются? Лежат старички, не дышат, весело скалятся в потолок. Ухохотались до упаду. Упокоились со смеху. В самом натуральном виде. В самом клиническом смысле.

– А ну вас! – обиделся Николай, выматерился напоследок как следует и вернулся к себе на раскладушку просыпаться. Неохота ему этот сон дурацкий дальше смотреть. Да и на что смотреть прикажете, на два трупа? Вот проснется сейчас и услышит как два этих трупа, живые и невредимые, религиозные потребности свои отправляют – песенки библейские распевают: услышь нас, да расслышь нас, да посрами врагов наших на стезе добродетели…

Прилег на раскладушку и глаза зажмурил – чтобы поскорее проснуться (трудно сказать, что сталось бы со старичками, если б он действительно проснулся). Жмурился, жмурился, ни черта не выходит: все тот же сон, та же дубинка, а значит, те же трупы в той же комнате…

Коротко говоря, все еще сомневаясь в том, что сон – это явь, и наоборот, постучался Николай ко мне, как назло оказавшемуся дома. Рассказал что да как, совета спросил. Я, понятное дело, не поверил, да так крепко, что и проверять не стал. Решил, белая горячка в тихом виде, проспится – проснется, тогда и определимся, что она на самом деле натворил, а чего не успел натворить на самом деле.. Посоветовал вызвать скорую и сбегать в милицию с повинной, мол, на суде учтут, а там, глядишь, светопреставление подоспеет, темницы рухнут, мертвые воскреснут, ну и так далее. С тем и спровадил. Даже на дубинку его спортивную как следует не взглянул. А стоило на нее посмотреть. В милиции чего только с ней вытворяли: жгли, топили, пилили, материли и даже стреляли в нее из табельного оружия. И ничего ей не сделалось, потому как не горит, не тонет, не пилится и не простреливается. В общем, дефектов уйма, а эффект один: если шарахнуть кого ею, шарахнутый ржать начинает, вроде как от шутки или щекотки. К делу этот странный предмет приобщать не стали. Впрочем, и дела ведь никакого не было: судмедэксперты точно установили: старички скончались от сердечного приступа, следов насилия не обнаружено, единственная странность – что оба разом. Что ж, решила милиция, значит, жили душа в душу, царствие им небесное. А Николаю наказали закусывать, закусывать и еще раз закусывать. Биту, правда, не вернули. Говорят, ее прикарманил один сметливый сержант; лечит теперь ею разных царевн несмеян, деньги большие наживает и слывет мировым светилой по части оздоровительного смеха.

Из участка сосед вернулся в таком подавленном состоянии, что я не решился отказать ему в маленьком займе на помин божьих одуванчиков – бывших старых хрычей. Помин, естественно вылился в шумную попойку. По коридору в направлении ватерклозета и обратно курсировали неумытые личности вполне определенных занятий: завсегдатаи помоек, сборщики бутылок, профессиональные мытари похмельного синдрома («Командир, не дай больному человеку погибнуть смертью храбрых, не то оба падем в борьбе!»). Николай то плакал, то сквернословил, то пытался петь псалмы, то глупо хвастался своей чудодейственной способностью овеществлять сновидения. Ему, само собой, не верили, смеялись, подкалывали, дескать, сделай милость, приснись себе японским императором, Господом Богом, Князем Тьмы и проч. Николай гоношился, пускался в неубедительные объяснения, стараясь довести до сведения насмешников, что ему только неодушевленные предметы по силам, а то бы он давно уже старичков воскресил… Понимали его превратно, потешались, просили воскресить Сталина… В общем, обычные поминки: дым коромыслом, перегар столбом. Вскоре, как водится, выпивка кончилась и как всегда каких-то ста граммов каждому для полного счастья не хватило. Вот теперь разговор пошел серьезный, принципиальный: шутка ли – водки ни капли, а счастья как не было, так и нет. Мигом насели на Николая: дескать, давай, трепло, овеществляй нам сам знаешь чего, и побольше, побольше, потому как, чтобы грех твой замолить, выпить надо немеренно…

Николай честно пытался уснуть: ворон мысленно считал, баранов, глаза на орбиты закатывал, детство счастливое вспоминал…

Тщетно.

Собутыльники тоже без дела не сидели, – сказки сказывали, колыбельные пели, раскладушку с овеществителем снов на руках качали.

С тем же успехом.

Тогда стали совет держать, прикидывать: видит ли вырубленный хорошей зуботычиной человек сны или просто так, без дела плашмя валяется. Николай, как специалист-сновидец, пытался что-то объяснить, но его попросили заткнуться, поскольку он -де морда заинтересованная. Наконец один умник додумался до Соломонова решения: чего зря глотки драть, вырубим – увидим. Кинулись вырубать, а бедняга уже сам со страху вырубился. Или – хорошо притворился.

И наступила такая тишина, какой мне в нашей коммуналке слышать не доводилось. Я даже решил, что оглох: и со стаканом и без к стене ухом прикладывался – ни звука. Полчаса, час, полтора… И вдруг такое громовое «ура» грянуло, что я действительно чуть не оглох.

Как выяснилось из восторженных воплей честной поминальной компании, Николай овеществил трехлитровую банку самогона. Все были уверены, что этого им для полного и окончательно счастья точно хватит. Но этого им не хватило даже для половинчатого. Вообще ни для чего… Зря все-таки Николай растрепался о своем даре. Надо было сперва проверить, поэкспериментировать, сопоставить овеществленное из снов с произведенным наяву… Самогон только с виду самогоном казался, но градусов в себе не имел, и вкусом напоминал жидкий чай.

Пока сосед отлеживался в травме, в комнату старых хрычей вселилась новая жиличка, – этакая сексапильная ведьма, способная даже евнуха принудить к половому воздержанию. На ночь я, от греха подальше, запирался на все запоры, застегивался на все ширинки и дрожал до рассвета, как роза мира на юру материалистической критики. Днем она подкарауливала меня на кухне и, обольстительно улыбаясь, пыталась обучить основам бытовой техники и тактики. Приходилось прикидываться полным придурком: хлопать глазами, ни черта не понимать, невпопад цитировать восточную мудрость: сколько ни напрягай интеллект, в башке светлее не станет! На мое счастье ее терпение истощилось раньше моего. Меня обозвали горьким тупицей, стервецом по знаку зодиака, с тем оставили в покое.

Николаю повезло меньше. Во-первых, он был ослаблен бесплатным лечением и больничным питанием, во-вторых, дурак. Дурак – это всего лишь синоним доверчивого человека, оттого все умники у нас сплошь отъявленные скептики и практики. Вскоре по ночам меня стала донимать темпераментная возня на грани и далеко за гранью полового акта. А по утрам будили пылкие признания соседа, уверявшего соседку в сотворении ею немыслимых чудес: он, видите ли, вновь, как в юности, просыпается от того, что хочет есть, пить и совокупляться, причем – одновременно. После чего следовали доказательства искренности признаний: чавк, бульк и упомянутая возня…

О своей способности овеществлять сны Николай проговорился через неделю. Реакция соседки подтвердила мои подозрения: она оказалась из тех мечтательниц, что стремятся достичь совершенства самоотверженным потреблением рекламируемых товаров. И началась у Николая серьезная трудовая жизнь…

Ядвига (так звали соседку) пичкала его снотворным и, улегшись рядышком, вкрадчиво внушала, какие именно товары из каталога должны ему присниться. Николай очень старался, но ничего путного из его стараний не выходило. Овеществленный телевизор, хотя на его корпусе и красовалось гордо «Sony», напоминал то, что был нарисован на стене. Правда, это чудо техники не потребляло энергии и обходилось без антенны, однако ничего, кроме шоу-проповедей, документальных фильмов из жизни замечательных святых и коллективных псалмопений, не показывало. Не лучше обстояло и с другими предметами быта. Миксер невозможно было удержать в руках, он взмывал под потолок и обдирал его до арматуры. Стиральная машина отстирывала все до первозданности, то есть до льна, хлопка, химических ингредиентов синтетики и шелковичных червей…

Ядвига промучилась два месяца, все надеялась, что Николай возьмется за ум, овеществит что-нибудь приличное и пригодное. Но когда овеществленный накануне тостер, вместо того, чтобы позаботиться о тостах к завтраку, задудел паровозиком и, перебив по дороге всю посуду, рухнул Ядвиге на колени, ангельскому терпению последней пришел конец. Горе-овеществителю устроили прощальный скандал с торжественным отлучением от пострадавшего тела. Николай плакал, обещал исправиться, клялся овеществить лучший в мире мебельный гарнитур, угрожал суицидом, судебным преследованием и в конце концов добился своего. Над ним сжалились, обещали простить, правда, лишь тогда, когда он научится овеществлять так, чтобы овеществленное вело себя надлежащим образом. Либо – когда станет зарабатывать столько, сколько нужно для того, чтобы можно было спокойно сходить в магазин и купить те же самые товары из каталога – въяве, вживе, с гарантией…

Той же ночью Николай срочно овеществил с десяток надувных матрасов и отправился с утра пораньше на рынок продавать. Ни одного не продал. «До чего покупатель пошел привередливый – оправдывался он. – Все ему объясни: и почему отверстия нет, через которое принято такие матрасы надувать, и отчего противной резиной от не разит, и с какой стати не протыкается он ни шилом, ни ножом, ни отверткой, и всегда ли он будет таким плавучим, как им продемонстрировал, переплыв Фонтанку туда и обратно, и с чего он легко складывается до размеров сигаретной пачки, и каким образом опять становится большим, мягким и упругим, стоит его только развернуть?.. Ей-богу, – вздыхал бедняга, – не пойму, чего еще им надо-то?

Коммерчески выражаясь, матрасы не пошли. Надо было придумать что-нибудь попроще, чтобы у въедливых клиентов поменьше каверзных вопросов возникало. Две недели бедный Коля травил свой мозг размышлениями, терзал извилины идеями, даже пытался вспомнить, что же он мечтал овеществить в те времена, когда надеялся выудить золотую рыбку, Емелину щуку, медный кувшин с Хотабычем… Но в голову лезла одна ерунда: рыбку в аквариум, щуку на кухню, старика – в богадельню…

И все-таки он нашел!

Торгует теперь Николай на рынках да на ярмарках почесалками для спин и вешалками для одежды: крепкими, надежными, простыми без извилин. От покупателей отбою нет – и дешево и фирменно: «Nikola’s Dreams ltd». Мировой тренд!

Ядвига, разумеется, давно его простила, расписали, дом у них полня чаша, приборы работают нормально, живут душа в душу, но что теперь снится Николаю, кроме вешалок и почесалок, я не знаю. Меня они по-доброму, по-хорошему выперли в спальный район: современный, просторный, унылый, без соседей в квартире. Одна надежда – название многообещающее и этаж четвертый. Напиться, что ли? Слетать в окошко, вернуться, уснуть и видеть сны? Какие сны? Вот в чем загвоздка.