Моральный дух

Много можно писать о несуразицах социалистического способа хозяйствования, но это скучная материя. Хочу сказать, что мы все были настроены не на обман государства, а на выполнения задач по вводу объектов в строй. Часто, особенно в конце года, бригады сутками авралили, не уходя домой, а только поспав в прорабке на скамейке или на полу 3–4 часа. И сдавали объекты. И никто не считал переработанные часы.

– Ты начальник дай после Нового Года пару отгулов, да наряды закрой по-божески.

Вспоминаю один пример, характеризующий моральную атмосферу в коллективе. Она была присуща и городу в целом. Это нетерпимость к проявлениям хитрости, ловкачества, карьеризма, неискренности. После шести лет жизни в Одессе, с ее атмосферой делячества, взяточничества, блата, мы на Севере окунулись в общество честных, открытых отношений.

Конечно, люди обращались друг к другу за помощью. Но оказание услуг строилось не на принципе деляг: «А что я с этого буду иметь?», а на принципе: «Помоги другу, чем можешь. Когда-нибудь кто-то и тебе поможет». О «вознаграждениях» доктору или мастеру в парикмахерской не было и речи. Если уж стрижешься долго у любимого мастера, то отношения не как клиент с работником, а как равный с равным. Можно и подарок преподнести на 8 Марта и не удивиться, если получишь подарок в ответ.

Так вот, был у нас в коллективе инженер Тарас Билык. Сам он был с Западной Украины, а ВУЗ окончил в Харькове. Приехал с женой Светланой, ее взяли в плановый отдел. Тарас поработал мастером на участке, а потом был назначен в отдел подготовки производства начальником. Любимым его развлечением было выйти в коридор покурить, оставить щелку в двери и подслушивать, о чем подчиненные говорят. А так как его подчиненные были женщины, то они не могли сидеть молча. Потом начальник заходил и начинал выяснять отношения, вплоть до угроз доложить все «секреты» начальству. Был он на работе неприкрытым карьеристом, рвался всеми силами подняться на большую зарплату. Да и на Север приехал исключительно за «длинным рублем». Как будто про него ходил анекдот:

«В чем разница между украинцем и хохлом? Украинец живет на Украине, а хохол живет там, где больше платят!»

Светлана, его жена, полненькая украинка-хохотушка с открытым и добрым характером вдруг стала грустной и необщительной. А иногда приходила с запудренным синяком под глазом. На расспросы не отвечала, но однажды не выдержала и по секрету рассказала женщинам о причине конфликта в семье. Тарас был категорически против детей, считал, что надо деньги зарабатывать, а не на пеленки горбатиться. Когда Светлана забеременела, погнал ее на аборт со скандалом и даже кулаками.

Для карьеры, Тарас еще в институте вступил кандидатом в члены КПСС. После окончания кандидатского срока на очередном партсобрании его должны были принять в члены партии. Пришел инструктор из райкома, сел в президиум. Когда подошел вопрос повестки дня о приеме из кандидатов в члены КПСС инструктор ожидал стандартную процедуру: «Кто за? Кто против? Кто воздержался? Единогласно! Поздравляю…» Да не тут то было! Слово попросили рабочие коммунисты с участка, где Тарас поработал мастером. Все как один высказались за отказ в приеме кандидата. Характеристики стяжателя и карьериста, человека, противопоставляющего себя коллективу, интригана и наушника, были высказаны ему в лицо, как говорится, без купюр. Да еще и с женской стороны были разоблачения его безобразного поведения в быту. Инструктор райкома пытался как-то защищать кандидата, мол, так не принято, кандидаты всегда принимаются… Но его мнение осталось при нем. Председатель собрания поставил вопрос на голосование. Все подняли руку против принятия. В кулуарах после собрания инструктор, поморщившись, сетовал на нахлобучку в райкоме, что, мол, пустил собрание на самотек и т. д. Но нам пожал руки и сказал:

– Бывал я на разных собраниях, но такого здорового и принципиального коллектива не встречал. Молодцы!

Через неделю Тарас забрал жену, уволился и отбыл в своё Закарпатье.

Трест. Главк. Министерство

Наше управление входило в состав треста «Сибмонтажавтоматика». Он охватывал территорию от Новокузнецка на западе до Сахалина на востоке. Всего в нем было 12 управлений, завод средств автоматики и проектный институт. В свою очередь наш трест входил в состав «Главмонтажавтоматики» – подразделения «Министерства монтажных и специальных строительных работ» – огромной организации с числом работников переваливших в 1980 году за миллион, производившей начинку производственных цехов вновь строящихся фабрик и заводов различным технологическим оборудованием от линий по розливу молока до доменных печей. Специализированных главков в министерстве было больше двух десятков. Это были предприятия, к примеру, по проходке вертикальных стволов на шахтах и рудниках, по бурению скважин с целью осушения водоносных пластов, по возведению заводских труб, футеровке огнеупорными материалами внутри металлургических печей, химической защите ванн электролиза и т. д. Основными по объёму работ, конечно, были Главтехмонтаж – установка основного технологического оборудования – и Главэлектромонтаж. Разделение предприятий по видам работ без сомнения приносило огромную пользу. Коллективы были насыщены квалифицированными кадрами по данному профилю работ, которые готовились в Институтах (инженеры), техникумах (руководители среднего звена), производственно – технических училищах (рабочие).

В нашем Главке было 8 трестов, в них 97 управлений по всей территории СССР. Так что, оказавшись в любом более – менее крупном городе страны всегда можно было обратиться за помощью, если надо, в родственное предприятие. Вертикаль власти была выстроена четко. Так назначение на должности строго регламентировалось. Начальником управления или главным инженером – так тогда называли технического директора – можно было стать только по приказу Главка, Трест только представлял кандидатуры. Руководство же Треста назначалось только самим министром!

Из подразделений министерства начавших работать на Норильский комбинат Сибмонтажавтоматика была первой. С 1959 года в виде участка, а с 1962 – управления. К середине 70-х таких управлений разного профиля в Норильске было уже 17.

Командировки

Норильск не был связан с «материком», как мы называли остальную страну, ни авто, ни железными дорогами. Грузы доставлялись по морю и реке Енисей в порт Дудинка в 100 км от Норильска. Людям же оставался воздушный транспорт. На местных линиях, в пределах 300 км, летали трудяги АН-2. Летом на колесах или поплавках (при посадках на воду). Зимой на лыжах. Для них был построен маленький аэропорт «Валек». Там же базировались и вертолеты местного авиаотряда. Большие магистральные лайнеры садились на современном аэродроме «Алыкель» в 50 км. От Норильска. Он имел посадочную полосу для всех видов самолетов. Здесь же базировался и полк ПВО.

Командировок было много, и летали мы и с маленького и с большого аэропорта по несколько раз в год. Да еще полеты в отпуска… Я как-то попробовал сосчитать, сколько же я за время работы в Норильске налетал километров? Получилось, что я облетел Землю по экватору не менее 10 раз.

Первая командировка у меня случилась на втором году работы и сразу на 2 месяца. Нашему управлению поручили смонтировать автоматику в самом большом цеху Ачинского глиноземного комбината. Цех гидрохимии был размером с 3 футбольных поля, 50 метров высотой, и начинен по самую крышу массой химических агрегатов и трубопроводов. Проект автоматики был очень большим по объему и сложным, так как вся система была на пневматике. Мы в Норильске, на объектах цветной металлургии привыкли к системам автоматики на электрических цепях, а в Ачинске все сигналы представляли воздушный поток, и регулирование шло при помощи пневмоустройств. Меня отправили как инженера по связи с проектировщиками и облегчения работы нашим монтажникам. С проектантами – молодыми ребятами из Питерского института «Проектавтоматика» я быстро нашел общий язык и вник в особенности проекта. Командировка запомнилась особенностями быта. Строили комбинат 60 000 так называемых «химиков». В те времена за не особо тяжкие преступления суд часто выносил приговоры с направлением осужденных не в колонию или тюрьму, а «на стройки народного хозяйства». В основном это были стройки новых химпроизводств. Отсюда и бытовое – «на химию».

Так вот в Ачинск собрали массу этих «химиков» обоего пола, заселили на время строительства в построенные для будущих работников новые дома по 3–5 человек в комнату. На первом этаже одного из таких общежитий была гостиница для таких как мы прикомандированных «не химиков». А над нами четыре этажа, а также во всех близлежащих пятиэтажках всё было занято приговоренными. Так что после работы мы сидели дома, готовили ужин, гоняли чаи с медом, читали, болтали. Но на улицу, ни-ни.

Комбинат, что мы строили, был огромным. Трамвай, который ходил из города и вдоль всего комбината кроме центральной проходной делал еще десяток остановок и назывались они по названию цехов и заводов входящих в комплекс. Последняя была Цементный завод.

По пути в Ачинск я побывал и на другом грандиозном сооружении – Красноярской ГЭС. Тогда она была еще в стадии строительства, и мне удалось взобраться по внутренней лестнице с более чем 1000 ступеней на стометровую плотину, заглянуть в турбинный зал, где уже работали два агрегата. Самоё большое впечатление произвел вид с правого берега, на котором уступами разросся поселок Дивногорск, на отвесную скалу левого берега. Слева полукружье плотины с огромным буруном водосброса, напротив огромная стопятидесятиметровая темная скала и внизу бурлящий Енисей. Много раз бывал я в Дивногорске, но первое знакомство с этой, захватывающей дух картиной, и сейчас стоит перед глазами. Бывал я позже на других ГЭС и Сибири и Волги – Иркутской, Братской, даже на самой большой Саяно-Шушенской, но Дивногорск по красоте и величию – первый!

Одной из самых длительных командировок была поездка в Находку, на Дальний Восток. Там открывалось новое управление Треста и меня приглашали на должность главного инженера. Был август 1972 года. Мне удалось побывать во всех значимых местах – Владивостоке, Артеме, Находке. Искупаться в Тихом океане. Месяц я знакомился с условиями работы. Понимал, что по сравнению с Норильском здесь масштабы мизерные, работа не интересная – в основном на ремонте судов. Поэтому, когда на должность решили взять местного, я даже обрадовался. Подписал отпуск (моя Таня с сынишкой уже были у мамы с папой в Измаиле) и вылетел самым далеким рейсом Аэрофлота Владивосток – Одесса. Летел на ТУ-104 с шестью промежуточными посадками 18 часов. Вот когда понимаешь строки песни «Широка страна моя родная…».

Чаще всего приходилось бывать в родном Тресте. То на технических совещаниях, то на сдаче серьезных экзаменов на различные допуска, то на подведении итогов года или профессиональных конкурсов. Я постоянно отличался как рационализатор и несколько лет носил звание «Лучший рационализатор Треста». Кстати кроме почета и призов рационализация приносила и вполне ощутимый доход. Нам выплачивали до 4 процентов от экономии по рацпредложениям. Были вознаграждения сопоставимые с месячной зарплатой, а то и более.

Город Ангарск появился среди сибирских просторов после войны, в начале пятидесятых. В этом месте решено было построить секретный и очень важный завод для советского ядерного проекта. На огромном предприятии, под землей, обогащали уран и вырабатывали «тяжелую воду» для атомных и водородных бомб. Завод потреблял массу электроэнергии. Поэтому неподалеку построили еще несколько теплоэлектростанций. Потом рядом расположился Ангарский химкомбинат. Первые агрегаты на него поступили из завоёванной Германии в качестве репараций. Потом протянули трубу из Тюмени и построили Нефтеперегонный завод. Ангарск превратился в довольно мощный промышленный центр. Сам город строили молодые архитекторы и его отличительной чертой были максимально сохраненные деревья. Иногда сосна росла в полуметре от стены дома. Все дворы были как рощицы с вековыми соснами и березами.

Дальше просто перечислю, где еще пришлось побывать по делам за 30 лет работы в родной фирме. Вильнюс, Рига, Москва и Подмосковье, Свердловск (ныне Екатеринбург), Нижний Тагил, Невьянск, Верхняя Пышма на Урале. В Красноярском Крае – Игарка, Енисейск, Лесосибирск, Снежногорск… Далее – Кемерово, Новосибирск, Иркутск, Усолье – Сибирское…

Но от одной категории командировок я усиленно старался отказаться. И это удалось. Это работа на военных объектах. Дело в том, что наш трест выполнял работы на шахтных пусковых установках межконтинентальных ядерных ракет, на новейших комплексах радиолакации. Этих объектов в Сибири было очень много. Основной подрядчик на этих работах «Минсредмаш» не справлялся. Привлекали нас. Но я еще в начале работы в «СибМА» услыхал, что те, кто работает на оборонных объектах дают подписку о неразглашении секретных сведений в течении 15 лет. А это автоматически делает таких людей невыездными. Приходилось под разными предлогами отлынивать. В последствии я мог ездить в турпоездки за рубеж. Бывал в Индии, ГДР, Болгарии.

Хотя наши рабочие ездили на такие объекты с удовольствием. Тяжело и скучно было по три – четыре месяца, по 12 часов вдень, без выходных вкалывать в сибирской глуши. Зато заработки были очень приличными, а потом давали с месяц отгулов. Помню, как управляющий трестом на совещании выговаривал нашему руководству за поведение, вернувшихся в трест за расчетом после оборонного объекта, норильчан.