Глава 14. Заговор

Примерно за полтора месяца до Отнарского перемирия в одном из респектабельных особняков, стоявшем среди небольшого, хорошо ухоженного, надежно огороженного и бдительно охраняемого парка, находившегося на берегу Сарагского озера, что в получасе езды на автомобиле от центра столицы НДФ, состоялась знаменательная встреча двух людей. Один из них (штатский) возглавлял ФБГБ – ведомство внутренней и внешней политической разведки и контрразведки, а другой (военный) был никем иным, как начальником Генерального штаба вооруженных сил страны. Эта их встреча была уже не первой.

– Как наши дела на фронте генерал? Победа близка? – спросил главный разведчик-контразведчик главного стратега таким язвительным тоном, который не оставлял никаких сомнений относительно личного отношения вопрошавшего к перспективам «близкой победы».

– Будет вам острить, господин полицейский! Надоело и не ко времени… – ответствовал генерал, с удовлетворением отметив про себя, что главу ФБГБ от «господина полицейского» передернуло.

– Хорошо, хорошо, Ланцер, не буду, – примирительно сказал штатский, переходя с официального «генерал» на обращение по имени.

– Да уж, давайте не будем… Давайте лучше сразу о деле, Кафорс, – моментально согласился на перемену тона беседы генштабист. – На фронте все то же, и ничего нового не будет. Ресурсов для создания стратегического перевеса в каком-либо месте и для достижения таким образом решительного успеха – нет. Даже если мы переиграем разведку противника, все равно – ресурсов нет. Экономика на пределе. Качество вооружений падает. То, что в начале войны делалось из качественных материалов, – теперь гонят из эрзацев. Броня танков лопается, как яичная скорлупа, бомбы не взрываются, зато оружие разрывается в руках у солдат. Все натянуто как струна. С «боевым духом» – сами знаете как. Лучше меня знаете. По части «духа» у вас информации больше, чем у меня. Так что на энтузиазме не вылезем. Кончать все это надо! Как-то…

– Дух… Да, дух тяжелый… Трупный, я бы сказал, дух… По всей имеющейся у меня информации – одинаково гадкий как на фронте, так и в тылу. Одним вас могу успокоить, Ланцер, у равнинцев дела обстоят не лучше. И с «духом», и с вооружениями.

– А то я сам этого не знаю! Для этого и данных военной разведки достаточно. Послушайте, Кафорс, зачем нам политическая разведка, если и так все ясно?

– То есть вы хотите сказать, что мы хлеб зря едим?

– Эм-м-м…

– Хотите, хотите! Однако, как человек трезвый, общаетесь все-таки со мной, а не с шефом ВР. А знаете, почему? Потому, что понимаете: суперколонель Картэна – верный соратник маршала Венара… А эти два парня только и мечтают о войне до победного конца… А еще они мечтают перевешать всех армейских «голубей», впрочем, как и штатских, чтобы не мешали им покрывать себя неувядаемой славой. Вас, дорогой Ланцер, между прочим, числят в «голубях». Знаете?

– Эм-м-м…

– А я знаю! Хотите повисеть?

– Кафорс, ну что вы, право! Мы же вроде договорились: говорить только по делу…

– Договорились! А что вы цепляетесь?

– Какой вы нервный, в самом деле… Ну, извините.

– Будешь тут нервным! Сидим, как на бомбе…

* * *

Пока два человека в особняке близ столицы играли прелюдию к более серьезной части своего разговора, младший брат Лорри – Темар находился в траншее полного профиля, в трехстах метрах от такой же траншеи, отрытой противником. За неимением молельного табурета, усевшись в предписанной ритуалом позе на поставленный на попа патронный ящик, он мысленно общался с Богом. Темар благодарил Бога за все испытания, которые тот щедро рассыпал перед ним, чтобы проверить крепость его веры, и дать ему окончательно убедиться в своей «посвященности».

«Посвященность» не была степенью в религиозной иерархии, ее нельзя было приобрести даже самым глубоким знанием Завета Истины или освоением всех тонкостей богослужения. Ее можно было найти только внутри себя. Это было потрясающее чувство отрыва от привычных связей материального мира, которые замещались ощущением непосредственного контакта с самим Богом и осознанием того, что «посвященный» является прямым его, Бога, орудием. Может быть, кто-то это чувствовал по-другому, но Темар ощущал это именно так.

С некоторых пор любая невзгода или потеря, которые для обычного человека могли бы стать потрясением и настоящим горем, служили ему только лишним подтверждением того, что Бог, в своей великой милости обрывая сковывающие Темара мирские связи, все более приближает его к себе, подводя к некому итогу, за которым последуют переход в вечность и полное слияние с Великой Сущностью.

Если разрыв с Лорри почти два года назад заставил его переживать и даже страдать достаточно длительное время, то конфликт с Адди, вызванный отказом Темара использовать совершенно реальную возможность отсрочки от призыва на военную службу в связи с необходимостью ухода за тяжело больной матерью и престарелой бабушкой, оставил в его душе только некоторое чувство неловкости, которое, впрочем, быстро потонуло в гордом ощущении своей способности принести любую жертву во имя Святой Веры.

Он легко, с каким-то даже наслаждением, перенес все «прелести» учебной военной части: дурную пищу, вонь казармы, жидкую грязь, дым и грохот штурмовой полосы, пот и кровавые пузыри на ногах от марш-бросков, хамский ор фельдфебелей… Это – от Бога! Бог готовит его для подвига и для встречи с собой!

Попав в окопы, он сразу вызвал невольное уважение старых вояк тем, как совершенно спокойно и даже равнодушно перенес первую для него бомбежку. А ему действительно не было страшно. Он не боялся умереть. Он думал только о встрече с Богом, о том, будет ли он удостоен этой чести прямо сейчас, или Великой Сущности понадобится еще некоторое время подержать его в этом мире для какой-то неведомой цели… И когда бомбежка закончилась, он по свистку субкорнета, только отряхнув со стального шлема и другого своего армейского обмундирования насыпавшуюся землю, одним из первых стал к брустверу, выложил на него свою винтовку и стал деловито ловить в прицел и выбивать из надвигавшейся вражеской цепи качающиеся на бегу звенья человеческих фигурок. Это – Бог! Он – рука Бога!

Ротный командир, который передал ему телеграмму Адди о смерти матери, был поражен не столько спокойствием, с которым Темар принял это известие, сколько его решительным отказом использовать предоставлявшийся в таких случаях солдатам краткосрочный отпуск. Ротный не догадывался о том, что было совершенно ясно Темару. Это – Бог! Бог испытывает его! Бог убирал всех, кто стоял между ним и Темаром.

За три месяца, которые Темар провел на передовой, он заслужил себе авторитет не только отчаянного храбреца, но и опасного счастливчика. Побывав за это время под немыслимым количеством артиллерийских минометных и прочих обстрелов, сходив в десяток смертельных атак и контратак, а также два раза добровольцем вызвавшись в самоубийственный поиск за «языком», он умудрился не получить ни одного даже легкого ранения, в то время как вокруг него людей выкашивало и калечило десятками. В конце-концов, оказаться в цепи или в окопе рядом с Темаром в роте стало считаться дурным знаком.

Снарядный ящик под Темаром качнулся, потому что качнулась земля. Он еще успел почувствовать толчок воздуха, гонимого перед собой сотнями летевших с той стороны фронта фугасных снарядов и услышать истошные команды: «В укрытие!!! Ложи-и-и-и-сь!!!!»… И все. Темар слился с Великой Сущностью.

* * *

Грохот разрывов, убивших Темара, не мог докатится до особняка на берегу Сарагского озера и помешать происходившему там разговору.

– Ну, пособачились, и довольно… – вновь примирительно произнес Кафорс. – Давайте-ка лучше подбивать бабки и принимать решения. Значит так: по моим сведениям, в стране сейчас, по крайней мере, два десятка заговоров, но по-настоящему реальных из них – четыре. Первый – заговор самого президента. Он понимает, что в свое время дал солдафонам (простите, Ланцер!) сесть себе на шею и теперь они погоняют его и в хвост, и в гриву. Но он же не дурак! Ему же ясно, что никакой победы уже не будет, и, в конце-концов, придется либо стреляться самому, либо его пристрелят, когда начнется общий бунт. А что он начнется, если все будет идти так, как идет – очевидно всем. Так что наш Железный Очкарик пока что в совершенной тайне, как ему кажется, во-первых, – зондирует почву для установления перемирия с Королевством, а, во-вторых, ищет союзников, чтобы свернуть шею маршалу Венару и его компании. А это – не просто, так что союзники нужны дельные. Однако, если он шею маршалу свернет, то может предстать как миротворец, а также, при удачном раскладе, приписать себе какие-нибудь победные лавры. Устье Смилты по Большую Ветку все-таки за нами… пока… А по части пропаганды и производства слонов из мух Стиллер действительно мастер. Но, в общем, – здесь у него единственный шанс вылезти из всей этой мерзкой каши с сохранением лица или, хотя бы, жизни. Это, кстати, тоже не так мало.

– А с кем он будет отрывать голову маршалу? – подал голос Ланцер – Уж не со своей ли личной службой безопасности? У него там этот… как его? Хамоватый такой боров… Ну… как его? Черт! Что с памятью делается! – Ланцер болезненно сморщился.

– Жаккор – подсказал Кафорс.

– Да, точно: Жаккор! – с облегчением подхватил генерал.

– Нет, нет! – Кафорс даже замахал рукой. – Очкарик сам понимает, что эта свинья, хоть и корчит из себя преданного пса, но при нынешней ситуации и при полном отсутствии шансов под пули за шефа не полезет. Скорее, сдаст его.

– Кому? – коротко спросил Ланцер.

– Мне, например, – тут же ответил Кафорс, – или, скажем, маршалу… Кому понадобится, тому и сдаст! Собственно, уже начал сдавать. Он уже выходил на меня. Осторожно пока… Дескать: «Надо спасать президента…» – то-се, бла-бла…

– Ну? А вы?

– А зачем он мне. На меня сам Стиллер вышел. Он же понимает, что в случае чего, придется дело иметь как минимум со спецназом военной разведки, да с головорезами из Патриотического Союза Офицеров, а то и с регулярными воинскими подразделениями… Маршал у нас такой – он может!

– Ну, и на какой итог рассчитывает президент? – заинтересованно спросил начальник генштаба.

– Как всегда! Хочет снова сверху оказаться… за наш с вами счет.

– А он, что, знает, что мы… эм-м-м?

– Да нет, что вы, Ланцер! Но он знает меня и предполагает, что я могу иметь какую-то свою игру. А кроме того, Очкарику хорошо известно, что у меня в непосредственном подчинении несколько диверсионных подразделений с первоклассными спецами… И батальон бойцов для групп захвата – тоже, я вам скажу, мастера отменные. Так что ежели не в поле сходиться, а душить друг-друга по штабам и квартирам, то мои орлы плюс его вшивая гвардия – это уже что-то… Это уже неплохой шанс против Венара и Картэны.

* * *

Кафорс, Ланцер, Венар… – эти имена известны Лорри только из газетных публикаций, новостных передач радио и телевидения, военных сводок. В общем-то, какие-то абстрактные фигуры. Лорри ни о ком из них никогда специально не думала. А сейчас, тем более, не до них. Она сидит в читальном зале университетской библиотеки и заканчивает выверять список литературы, использованной ею для написания магистерской диссертации.

Восемь месяцев, прошедшие после выписки Лидо из госпиталя и его отъезда домой, прошли для нее настолько ординарно, насколько этот термин применим к условиям жизни человека в воюющей стране. Так же, как все, Лорри примерялась к этим условиям, испытывала те же, что и все, тяготы, жила теми же, как и у всех, надеждами, и несла обычные в таких случаях (хотя от этого не менее тяжелые для нее) потери.

В конце осени она получила письмо от Адди, в котором сестра сообщила ей, что Темара призвали в армию и что он отказался от отсрочки, которую вполне мог бы получить. Мало того, он очень переживал и порицал себя за то, что не успел подать прошение о зачислении его в армию добровольцем еще до получения повестки из комиссии по воинскому набору. Он, видите ли, считал это нарушением со своей стороны какого-то там «морального обязательства» перед «братьями по вере». Адди, не вдаваясь в подробности, упомянула о состоявшемся у нее с Темаром трудном и даже тяжелом разговоре по этому поводу, который закончился безрезультатно. Я ему говорю, сетовала Адди, что нужно не только о Боге, но и о близких людях подумать. А он, как заведенный, – свое (ты же слышала!), дескать, мы в этом мире гости, а настоящее существование где-то там, у Бога или в Боге (черт его разберет, прости сестричка!). Все говорит, что именно так он проявляет о нас всех высшую заботу, служит за нас всех перед Великой Сущностью и все такое. В общем, только и мечтает о каком-нибудь религиозном подвиге. Это ужасно, Лорри! Добром это не кончится, но ничего, совершенно ничего нельзя поделать!..»