Банкет

На банкете, который устроила Американская киноакадемия для лауреатов «Оскара», наша компания попала между столами Тарантино и Стива Сигала.

Тарантино, молодой и нервный, был недоволен церемонией; быстро напившись, он стал хулиганить.

Стив Сигал подсел к нам и стал пробовать пить водку по-русски. Оказался на редкость рубахой-парнем.

Потом подошел интеллигентный Максимилиан со своей красавицей-женой Натальей Андрейченко.

Гуляли долго и весело. Разъезжаться стали только под утро.

Можно было наблюдать очень забавную картину: когда уезжала очередная компания звезд и на брусчатке у дороги стояли, поблескивая золотом и платиной, то две, то три фигурки «Оскара».

Нью-Йорк

Из Лос-Анджелеса мы полетели в Нью-Йорк.

Там нас ожидал прием в российском консульстве и несколько встреч с нашими ребятами, работавшими в Америке.

Перед отлетом я простился со своей пассией. Надавал ей телефонов и обещаний профинансировать ее сверхгениальный кинопроект.

В аэропорту перед отлетом к нам то и дело подходили американцы и просили дать подержать «Оскара» – благо, я ее все время крутил перед своим носом.

Отец делал вид, будто все это его не касается, но в то же время давал понять, что это он здесь самый главный и что «Оскар» это его, а не того, кто его стережет или крутит в руках.

В Нью-Йорке нас поселили в самом центре, на 36-м этаже гостиницы «Парк Меридиан», что по 68-й улице.

Все служащие отеля: швейцарцы, лифтеры и носильщики – почему-то были выходцами из Советского Ташкента. Потому и обстановка была почти домашняя.

Отдохнув, вечером мы поехали в консульство.

Там нас ждал то ли поздний обед, то ли ранний ужин, очень обильный и шумный. Вилли Токарев хотел спеть, но ему почему-то не дали. Все говорили о Шуфутинском, которого здесь не было.

Мне предлагали для ресторанов России астраханскую черную икру в больших количествах. Это в Америке-то!

Все были важны и значительны. Каждый показывал, как много добился он в Америке и как именно он жизненно необходим сейчас России.

И все хвалили наш фильм. Некоторые даже плакали, но это уже в конце банкета.

Говорили много: и консул, и его официальные лица, и важные гости. Но ничем не наградили и ничего не предложили.

Создалось впечатление, что эта встреча в консульстве была организована лишь затем, чтобы поесть вкусной русской еды, причем бесплатно.

Поели. Попили. Поболтали и разошлись.

На прощанье, правда, не целовались.

На следующий день отец улетел домой, в Россию. Я у него выпросил сутки – хотелось посмотреть великий город. Он милостиво разрешил.

И с утра я стал обозревать достопримечательности Нью-Йорка, а вечером меня затащили в популярнейший нью-йоркский ресторан «Русский самовар», который содержал Рома Каплан, очень милый и общительный эмигрант.

Ресторан был небольшой. С русской кухней, домашней клюквенной настойкой и потрясающим джазовым оркестром.

В разгар нашего веселья нам на стол принесли две бутылки дорогого французского шампанского от почитателей нашего фильма.

Официант, явно «голубых кровей», показал нам на затемненный угол ресторана, где за столиком сидели какие-то дяди в кожаных куртках.

Когда я спросил, кто это, официант ответил: «Наши, из России, но умеющие стрелять с двух рук».

Больше у меня вопросов не было.

Когда наша компания только-только распробовала клюквенную водку, ее, а также все прочее спиртное убрали с нашего стола. Как, впрочем, и с других столов.

– Рома, в чем дело?! – обратились мы к владельцу.

– Все, ребята, баста. С двадцати трех нуль нуль в этом городе запрещено торговать алкоголем.

Мы дружно возмутились:

– Да ты что, Рома?! Да ты давай потихоньку, чтобы никто не видел.

– Нет. Если вдруг увидят, мне придется закрыть заведение. Лучше я вам покурить кое-что дам… – И добрый хозяин выдал нам по сладкой сигаретке. Оказалось, действовало не хуже клюквенной.

Расставались поздно, с целованиями.

Потом я долго шагал по тихим улицам этого огромного города.

В гостинице я дал ташкентцу щедрые чаевые и завалился спать, как младенец. Наверное, от того, что спал на такой верхотуре.

Отлёт

Меня никто не провожал.

Ехал я в такси с толстым и говорливым водителем и мысленно прощался с этой удивительной страной.

Вся она представлялась мне одним большим пляжем – теплым, уютным и беззаботным.

«Пляж, пляж, пляж», – повторял я мысленно это слово, отлетая с земли американской на землю российскую.

И, похоже, не только мысленно.

– Вы что-то сказали? – обратилась ко мне по-русски симпатичная соседка.

Я приоткрыл глаза и ахнул: «Да это же!..» Впрочем, уточнять не буду. Я просто ей сказал, что знаю ее. Ее все знают.

– А вы кто? – спросила она меня.

– Я? Я – продюсер, – небрежно ответил я. Назвал фильм и скромно потупил взгляд.

Вольный город

Этот город для французов основали греки. Но очень давно.

Мне же этот город подарил мой друг Ришар, пригласив на Российский фестиваль искусств.

И вот теперь я летел в «вольный город» Марсель.

Ришар, почти совсем не знающий русского языка, увидев меня в аэропорту, закричал: «Володия! Харашо!». Впрочем, я тоже был несказанно рад нашей встрече.

Поселили меня в замечательной старинной гостинице, где вся мебель была настолько антикварна, что была больше похожа на музейные гарнитуры, а не на предметы гостиничного быта. А из окна открывался фантастический вид на старый порт, заставленного таким количеством яхт, что казалось бухты совсем нет, только мачты, мачты и мачты.

Вечером банкет.

Ришар решил удивить нас, а особенно, наверное, меня шикарными морскими дарами.

На стол принесли три плетеных корабля в обхват, внутри набитых льдом и сверху заваленными морскими дарами: устрицами, ракушками, улитками, ежами. Ко всему этому богатству нам подали в кувшинах легкое светлое домашнее вино.

И началась трапеза.

И, конечно, тосты Ришара.

Эту традицию он привез из России.

Первый тост Ришара был трогательный и импульсивный.

Как говорил Ришар!

Со слезами на глазах. Казалось, что слова его идут прямо из сердца. Он говорил об искусстве, о любви к искусству, о служении искусству, о людях искусства.

За это и выпили.

Только выпили, пришли три официальных дяди. Как оказалось, из консульства. Один сел рядом со мной. Очень официальный, в темном пиджаке и галстуке. От него так и несло значимостью.

Он представился:

– Консул.

– Поэт, – ответил я и поинтересовался у консула кто те люди, которые с ним пришли, особенно тот худой и длинный, прекрасно говоривший по-французски.

– А, так, переводчик. Очень хорошо готовит мне доклады, – доедая очередного морского ежа поведал человек в пиджаке и галстуке.

Но вдруг тот, кто был длинным и худым переводчиком, приказным тоном сказал «консулу»:

– Обеспечьте завтра машину и экскурсовода для делегации.

«Консул» вскочил, вытянулся и подобострастно заверил «переводчика», что все сделает как надо.

В положении стоя он был жалок.

В положении сидя опять важен и велик.

Как в последствии оказалось, настоящим консулом был именно тот худой и длинный «переводчик», а лже-консул – переводчиком.

Но даже после того, как все выяснилось, он передо мной не извинился. Странные дела творятся в Марсельском консульстве.

Еще один мой сосед за столом, Слава, почему-то скучал. Скучая, он нашептывал мне, что знает в Марселе места, от которых я умру, и предложил смыться от домашнего вина в закоулки портового города.

Умирать в Марселе мне не хотелось, но я все же поинтересовался, откуда он знает портовые закоулки Марселя.

– Я служил во флоте, – многозначительно сказал любитель приключений и заговорщески мне подмигнул.

С приездом официальных лиц вечер стал скучным, как сытый сон, и я решил: «Гулять, так гулять», и вместе со знатоком марсельских закоулков как можно незаметнее покинул заскучавший стол.

Ришару же я сказал, что устал с дороги и хотел бы отдохнуть.

– Конечно, конечно, – обнял меня Ришар.

Так я обманул моего друга. Но лучше бы я этого не делал.

А «друг» Слава оказался на редкость веселым парнем. Он запросто так приказал водителю консульской машины от имени консула везти нас в портовые трущобы.

Водитель от такого напора растерялся и очумело помчал нас по ночному Марселю.

Нырнув в закоулки порта, Слава милостиво отпустил машину.

Вокруг было полно кафе и ресторанчиков, но мой товарищ по приключению их полностью игнорировал. Он ринулся в какой-то пустынный переулок. Там у темной двери он поколдовал у звонка, и нас впустили внутрь.

Оказалось, что мы попали в какой-то закрытый клуб. На нас почему-то сразу обратили внимание. А бармен за стойкой, узнав, что мы из России, как-то загадочно заулыбался. Налив нам виски со льдом, он сказал, что, очевидно, мы ошиблись и не туда попали – это дамский клуб, а не мужской и перекрестил нас глазами.

Я оглянулся и увидел парочками танцующих девушек. И ни одного мужчины. Только хотел сказать об этом моему другу, как он под быструю музыку ринулся в танец. И закружился, и заплясал, заражая своей лихостью томно-ленивых лесбиянок.

Я пошел было в туалет. Но мужского туалета не оказалось. Огромный телеэкран у дамского туалета наглядно показывал, как заниматься любовью женщинам в отсутствие мужчин. В зале от явно недоброжелательных взглядов второй половины человечества мне стало не по себе. И я, позорно оставив своего друга, очередной раз лихо отплясывающего с дамами, покинул это странное заведение.

Вышел на набережную, где было свежо и тихо. Вольный город, веками кипевший от набегов сарацинов и кровавых пиратов, почивал, как младенец. Нотер Дам на горе блестел золотом. Редкие прохожие были тихи и неторопливы. Я присел на какой-то столб у дороги, закурил и задумался о таинствах бытия. Громкий голос, звавший «Руся, руся!», вывел меня из задумчивости. Я оглянулся.

Бармен, который наливал нам виски в клубе, махал мне рукой, приглашая, очевидно, назад в свое заведение. Я, подумав о том, что моя внешность приглянулась какой-либо из французских дамочек, пошел на зов.

В клубе, сидя на полу у стойки бара, дремал мой коллега Славик.

Стало ясно зачем меня звали. Совсем не за тем, о чем мечталось.

Растолкав своего друга, я вывел его из тоскливого заведения, и по набережной мы вдвоем зигзагами побрели в гостиницу.

Двери в гостинице были заперты.

Я долго утапливал кнопку звонка, прислонив моего друга к стеклянной двери отеля. Наконец вышел заспанный негр. После долгих мимических переговоров двери открылись.

Я втащил друга и усадил в кресло холла.

Номер своей комнаты я помнил, а вот где проживает мой приятель, не знал. Да и он тоже.

После долгих объяснений кто есть Слава, негр понял, что он проживает в гостинице и, включив компьютер, нашел его номер и дал ключ.

Мы с приятелем вошли в лифт, где он наконец поднял голову и спросил меня:

– Месье, вы говорите по-русски?

– Нет, – ответил я резко, чем категорически пресек дальнейшее изучение моих знаний в лингвистике.

Лифт как раз остановился на его этаже.

Я проводил его до номера и, попрощавшись, побрел к себе в номер. Разделся и в одних трусах вышел на балкон.

В ночном небе в отсветах города роились чайки. Как гигантские бабочки-однодневки они то взмывали вверх, то пикировали вниз на город, как на гигантский полыхающий цветок.

Вдохнув полной грудью свежий морской воздух, я долго разглядывал ночной город. Наглядевшись и успокоившись, отправился в постель смотреть французские сны.